О боги, пред вами злодей,

запел жрец.

Он тот, чей рот закрыт пред вами на засов,

Он тот, кто никогда не говорит ни слова правды,

Пока вы не откроете его рот и дух его не выйдет из тени,

Скрывавшей его!

Откройте мне источник его языка!

Откройте мне тайны его сердца!

Узерхотеп пел, и, одновременно, его пальцы опять и опять скользили по коже Пола, втирая в каждую рану соленую черную пасту. Высокий пронзительный голос, далекий и безучастный, как бы отсчитывал минуты никому неважной встречи, но в его холодных глазах было странное напряжение: по мере того, как боль разгоралась, они сверкали все ярче и ярче, пока вся остальная комната не провалилась во тьму и осталось только одно лицо.

— Видишь ли, не имеет значения, веришь ты или нет, — откуда-то из-за него сказал Уэллс, желтое лицо Пта затмило круглое лицо жреца, как луна солнце. — Это одна из самых странных особенностей этой сети — скажи спасибо Жонглеру, он настоящий гений…

— Я не помню ничего! — прорычал Пол, безуспешно борясь с веревками, обжигавшими кожу.

— О, ты вспомнишь. И если мы сыграем по правилам системы, прочитаем правильные заклинания, ты заговоришь, хочешь того или нет — помнишь ли или нет. Ты уже заметил, что сеть работает на уровне подсознания? Что все совершенно, как настоящее? Что сеть имитирует то, что действительно существует, и даже убивает людей, убеждая их, что они мертвы? Если бы я знал, как Жонглер добился этого, я бы давно послал старого хрена в задницу. — Смешок Уэллса медленно добрался до ушей Пола — понимать что-нибудь становилось все труднее, сознание затуманилось от боли и беспокойства.

Видишь, боги ждут тебя в пещерах Нижнего Мира!

Смотри, как они разбивают сердце твоего молчания!

Смотри, вот они во всем своем величии, познай страх!

Поднявший Голову!

Ужасный!

Отвернувший Лицо!

Он из Гроба!

Она, которая причесывается!

Кобра, говорящая из Пламени!

— … Конечно, он никогда не расскажет нам, как это работает. — Голос Уэллса слышался издалека, едва различимый на фоне песни жреца. Жуткая боль терзала суставы Пол, угрожая оторвать руки и ноги. — Что же это за маленькая шутка? Механизм Продолжения Реальности. Понял? МПР, что-то вроде сна. Но черт побери, ты должен согласиться, что он работает. Чувствуешь?

Пол безуспешно пытался вздохнуть. Черный жар полз через него, горячий и жирный, как маковая паста, темный, как пещеры в заклинании жреца, пещеры, которые он почти видел, невероятно глубокие, полные ждущих глаз…

— А теперь, Джонас, пришло время рассказать все, что ты знаешь о нашем друге Жонглере. — Желтое лицо бога вернулось, плавая в водовороте теней. — Расскажи мне, что там произошло…

Дай мне силу его языка, и я сделаю из него бич, которым накажу врагов богов!

сказал жрец, в его жужжании появилась триумфальная нота.

Дай мне силу его языка, я сделаю из него бич,

и он больше не спрячет ни одной тайны!

Сделай меня властелином его молчания!

Сделай меня жрецом его упрямого сердца!

Говори!

Говори!

Говори!

Боги приказывают тебе…!

— Я… я не… — Голос жреца гремел в ушах, ужасающий гром, который не давал думать. Из прошлого налетели картины, куски жизни в башне, печальные темные глаза Авы, запахи оранжереи. Его собственные слова зазвучали одновременно внутри и снаружи головы. — Я… я… — Он увидел сам себя, увидел все и время распахнулось, как будто с плоти сорвали кожу, обнажив прошлое — болезненно, пронзительно болезненно, но воспоминания стали подниматься на поверхность.

Темнота исчезла, упав во что-то более глубокое. Он услышал свой собственный голос, говорящий как будто издали.

— Я… сирота.

ГЛАВА 29

Каменные Стены

СЕТЕПЕРЕДАЧА/МУЗЫКА: Группы "Дикие Животные" вновь соединяется?

(изображение: брат и сестра Бенчлоу входят в больницу для предоперационного обследования)

ГОЛОС: Продолжается то, что, как признают даже самые преданные фанаты, стало самой экзотической сагой последнего времени. Сиамские близнецы Саския и Мартинус Бенчлоу, основавшие группу "Моя Семья и Другие Дикие Животные" и хирургически разделившиеся несколько месяцев назад для того, чтобы делать музыкальную карьеру по отдельности, продумывают возможность соединения.

С. БЕНЧЛОУ: "После того, как мы разделились, мы проводили все время в спорах. В результате мой новый продюсер сказал: — Что это с вами двумя, вы как будто соединились бедрами. — И, знаете, это заставило нас задуматься…"

М. БЕНЧЛОУ: " Вся эта идея разделения оказалась очень странной. Я никогда не думал, что мне будет так одиноко идти в туалет. "

ОН повторил свои слова, схваченный какой-то непостижимой силой. Темнота растаяла, но — так странно! — он как бы стоял рядом с самим собой и слушал собственный голос. — Я сирота.

— Извини, но ты должен узнать об этом, парень, — сказал Найлз по-настоящему взволнованным голосом, хотя его лицо на экране оставалось таким же непроницаемо-спокойным, как всегда. — По какой-то причине больница не в состоянии с тобой связаться, и они позвонили мне. Думаю, что ты можешь назвать меня запасным каналом связи, или что-то в этом роде.

— Я… я сирота, — в третий раз сказал Пол.

— Да, такое сбивает с ног, верно? — доброжелательно сказал Найлз. — Но, в конце концов, тебя трудно назвать ребенком, а? Но мне действительно очень жаль, Пол. Она прожила хорошую жизнь, не так ли? Сколько ей было?

— Семьдесят два. — Он сообразил, что живет в Америке уже полгода. — Семьдесят три. Совсем не старая. Я думал… я думал, что она проживет еще несколько лет. — Я думал, что успею вернуться обратно и увидеть ее. Как я мог дать ей умереть одной?

— И все-таки она себя не слишком хорошо чувствовала? Лучше всего так, а?

На мгновение Пол возненавидел симпатичное лицо своего друга и его сочувствие. Лучше всего? Да, для члена семьи, в которой стреляют старых собак и лошадей, это кажется естественным. Мгновением позже вспышка ярости прошла.

— Да, наверно, — с трудом сказал он. — Я должен позвонить и заняться подготовкой…

— Уже сделано, парень. Она все предусмотрела. Хочешь, я пошлю тебе пепел?

Это было настолько странно и отталкивающе, что Пол на какое-то время задумался. — Нет. Нет, ни в коем случае. Не думаю, что она любила Луизиану. Скорее она бы хотела лежать рядом с папой. — Даже ради спасения жизни он не мог вспомнить имя этого так называемого парка поминовения, и никогда не был на месте успокоения отца — если ниша с дверью в стене из фибрамика, выглядевшей как мраморная, достойно того, чтобы его так называть. — Я взгляну на детали и позвоню тебе завтра.

— Замечательно. Мы в Дубках. — Самый простой способ сказать, что семья Найлза проводит полугодовой отпуск в своем имении в Стаффордшире.

— Спасибо, Найлз. Ты настоящий друг.

— Не волнуйся. Но как дела у тебя? Один из твоих американцев позвонил мне, очень странный звонок.

— Знаю. — Он прикинул, не рассказать ли Найлзу всю историю, но он и так в долгу у друга — скольким ты обязан тому, кто устроил сожжение тела твоей матери? — и не хочет опускаться еще глубже, рассказывая ему по телефону, который скорее всего прослушивается, о своих подозрениях и всех этих странностях. — Здесь все более-менее в порядке. Множество историй, будет о чем поговорить при встрече. Немного странно, но в основном я доволен.

Найлз недоуменно посмотрел на него, но, как обычно, решил, что лучше всего улыбнуться. — Хорошо. Только держись подальше от неприятностей, старина. И, еще раз, мои соболезнования.

— Я позвоню тебе завтра. Спасибо.

Его самого смущало то, что он сказал Найлзу, но, пока лифт бесшумно нес его наверх, слово не желал покидать голову.