Изменить стиль страницы

Полигнойс. Открываю запись жертв в пользу Америки. Первый был Секерва, кто — второй?

Общее молчание. Пауза.

Конгрессмен. Никто… Сукины вы дети!

Брат (он варит на костре суп в котелке, суп из башмака Черчилля). А может, так, начальник, сделаем, — так оно еще лучше будет…

Конгрессмен. Как? Говори, старик!

Брат. А так! Ты первый кидаешься в пропасть, — ты нам будешь в пример, — а мы все туда же за тобой. Кувырк — и нет задачи!

Конгрессмен. Кувырк — и ты дурак!

Брат. Ну? Иль правда?

Конгрессмен. Это глупая мысль старика. Как государственный человек, я должен сперва организовать всеобщее самопожертвование. А себя принести в жертву последним.

Брат. Вот тебе раз! Тогда-то к чему же? Тогда уж живи один как гад.

Конгрессмен. Глупый старик не понимает интересов Америки.

Брат. А она понимает: весь мир топит и себя самое. Эко дура, откуда такова?

Конгрессмен. Молчать, а то кувырк в пропасть головой!

Марта (напевает и танцует).

Кувырком-кувырком
Темечком о камень.
Хорошо лежать ничком
В бездне под волнами.
Хорошо себя убить
И Америку любить;
Плохо, жить вот хочется,
Жить мне, сладко жить мне хочется!

Конгрессмен. Надо в пропасть броситься!

Марта (механически повторяя). Надо — в пропасть броситься…

Шоп. Песня хорошая, исполнение хуже, артистка толста. А где нам достать корабль? — миноносец, линкор, крейсер, дредноут, авиаматку, плот, плашкоут, шхуну, — что-нибудь! Вода, господа, подымается.

Конгрессмен. Корабль? Сейчас мы организуем корабль! Позвать ко мне турок! Мы их день и ночь заставим строить корабли…

Черчилль. Турки? Им топор не по руке. Этот народ живет для отдыха.

Конгрессмен. А персы? Пусть персы работают…

Черчилль. Еще курды есть… Это несерьезно, господа. В Шотландии наш король был посажен на бриг при поддержке артиллерийского огня с берега, но вскоре король был сброшен за борт. Вы слышали вчера сообщение. Вот что означает сейчас корабль… Есть один народ; он злодей, но он работник; может, он вам сделает корабль.

Конгрессмен. Кто? Где этот работник-злодей? Пусть работает сейчас же, мы ему за это простим кое-что. Кто это?

Черчилль. Большевики. Прощать их не надо.

Конгрессмен. Не надо. А корабли пусть делают, мерзавцы.

Черчилль. Конечно. Они же добра хотят человечеству. Пусть делают добро.

Конгрессмен. Пусть делают! А то мы бомбой по ним!

Черчилль. Естественно.

Шоп (смотря в бинокль). А большевики пашут! — представьте себе, господа! Пашут по взгорью.

Черчилль. Пашут? Во время всемирного потопа пашут? Удивительно, что я не могу понять их поведения. Неужели пашут?

Шоп. Что поделаешь, пашут… Я вижу. Крестьянин сидит за рулем трактора и курит трубку.

Черчилль. Курит трубку? (Грызет пустую трубку). Пусть бы только пахал. Зачем же он еще курит?

Брат (кладет в костер последнюю часть останков ковчега). Садись под дым. Подыши!

Черчилль садится на корточки за костром; брат раздувает костер; дым идет на Черчилля, тот усиленно вдыхает и выдыхает дым, засовывая его через свою пустую трубку.

Алисон (являясь из-за горы с киноаппаратом). Господа, разрешите мне погибнуть последним. Мне нужно заснять самый последний момент жизни человечества, последний взор последнего человека. Вы понимаете? Это великолепно, этому кадру цены нет! Можно?

Брат. Можно, это допускается. А кому ты продашь свой последний кадр?

Алисон. Да, — это вопрос!.. Может, большевикам?

Конгрессмен. Большевикам? Так значит, они уцелеют, болван?

Алисон. Не знаю. А пожалуй уцелеют! С ними это бывает.

Марта. Без них просто нельзя.

Брат. Без них куда же… (Черчиллю). Поспел твой суп.

Черчилль. Густой, наваристый, питательный, мясной, — да?

Брат. Сейчас попробую. (Пробует суп на вкус). Хорош! Бери, питайся, — не спеши, не обожгись…

Черчилль жадно питается.

Герцогиня Винчестерская. А нам? Уинстон, я слышу аромат мясного бульона… Правда ли это? Почему же нам давали пустую похлебку?

Черчилль. А суп, ваше сиятельство, в Америке, вон там!

Герцогиня Винчестерская (к Конгрессмену). Послушайте, как вас? Подайте нам супу, или нет — лучше бульона!.. Только навару не снимайте, пусть он уж остается…

Конгрессмен. Старухи! Вам умирать пора. К богу обращайтесь, к архипастырям, к святым отцам, они здесь. Америка отдала им весь суп, весь навар и бульон, — на небо! Ступайте, ешьте!

Черчилль (наевшись). Прекрасно, отлично!.. Еще несколько дней — и ни одного большевика не будет на свете! Итак, оправдался смысл моей жизни, брат Господень, — полностью оправдался!

Брат. Через несколько дней никого не будет… Так что же это значит? — Чтоб убить большевиков, нужно всех людей убить?

Черчилль. О, да! О, да! Лучше у бога в могиле, чем на земле у большевиков. Понимаешь?

Брат. Не понимаю. Ты бы испробовал, потом говорил! Это ты накурился, наелся — и опять ошалел, озверел…

Марта. И я не понимаю… Ах, нет, — я теперь понимаю! Теперь понимаю!.. Большевиков захотели одних погубить, а погибает человечество. Они в середине жизни. Вот что такое!

Герцогиня Винчестерская (к нунцию Клименту). Архипастырь, это так или не так?

Климент. Гвак!

Марта (на нунция). Отойди прочь. Мне некогда! Радист, дайте Москву!

Полигнойс. Кому Москву?

Марта. Мне!.. Зачем спрашиваете?

Полигнойс. Простите… Что передать?

Конгрессмен. Ничего!

Марта (радисту). Приготовьтесь!

Конгрессмен. Не сметь!.. Кому ты нужна там? Разве будет тебя слушать Москва? Ты подумай!

Марта. Будет!

Конгрессмен. Дурочка! Меня, федерального конгрессмена, государственного деятеля Соединенных Штатов, слушаются уже не все, — а тебя? Как ты сюда попала?

Марта. Не помню… Я иду! Я не хочу умирать, мое сердце полно силы, оно может чувствовать счастье…

Конгрессмен. Слушайся меня! Попала ты сюда просто за хорошее телосложение, мы подумали — это для Ноева ковчега кстати, и ты артистка, на вид не совсем дурна, а так ведь ты дурочка. Это хорошо, однако!

Марта. Это правда. Я дурочка. Мы все бедные, дурные и умираем от вас… Радист, пусть из Москвы пришлют мне корабль!

Шоп. Ну и глупа!

Марта. Уже нет, не глупа!

Шоп. Простите!

Марта. Прощаю… Мне пришлют корабль. В Москве любят кино, а я артистка, во мне есть талант. Если я не утону, я покажу им всю человеческую душу, я в одном образе сыграю целое умирающее человечество, чтобы его не забыли, — и большевики будут смотреть меня. А вам не дадут корабля! Кто вы такие? Конгрессмены, нунции, архипастыри, ученые мошенники, шпионы, политики, и все вы одно и то же — убийцы, теперь ясно! Ах, боже мой, зачем, зачем мы доверили вам жизнь?.. Большевики ничего вам не дадут, а нам дадут, мне и ей! (Она берет за руку Еву, привлекает ее к себе). И ей дадут! А конгрессменов, политиков, нунциев из кого угодно можно сделать, вы — пустяки! — и шпионов можно. Я сама была шпионкой! Пишите, радист… Полигнойс стучит ключом.

Конгрессмен. Стоп! Прекратить самовластие! Здесь я, а не вы!

Шоп. Здесь вы, шеф, конечно, вы! Но можно попробовать. Это не вполне глупо.