Но все они движению мешали,

И их за то потом в тюрьму сажали.

Но всех печальней было в этом мире

Тому, кто знал, что дважды два — четыре.

Тот вывод люди шутками встречали

И в тюрьмы за него не заключали:

Ведь это было просто не опасно,

И даже глупым это было ясно.

И было так, что эти единицы

Хотели б сами вдруг переучиться.

Но ясный взгляд — не результат науки…

Поймите, если можете, их муки.

Они молчали в сдержанной печали

И только руки к небу воздевали,

Откуда дождь на них порой свергался,

Где Бог — дремал,

         а дьявол — развлекался.

Сколько было распято, убито,

Как бурлила мысль, томясь во мгле,

Чтоб сегодня просто и открыто

Роботы шагали по земле.

Пусть они пока что неуклюжи

(Как и мы в младенческие дни),

Но уже теперь мы в чём-то хуже

И слабее в чём-то, чем они…

Люди, люди!

      Как неугомонны,

Как несовершенны мы во всём…

Постигаем точные законы

И без всякой точности живём!

К истине придя,

        мы тут же, сразу,

Рвёмся в дело, не считаясь с ней…

Потому что жизнь мутит нам разум

Страстью и подробностями дней!

…А они ровней и постоянней,

Совершенней нас, живых людей,

В них всегда разумность наших знаний,

Прямизна логических путей.

Данные приборов, а не чувства.

Вспышки ламп: вопрос — и вмиг ответ.

«Да» и «нет» сто раз в секунду.

Сгусток. Непрерывных озарений свет.

Человек, конечно, так не может,

Но для беспокойств тут нет причин.

Превосходство… Нас ведь не тревожат

Превосходства всех других машин.

И опять — сильней мы только стали,

Оттого что эти так умны…

Мы затем их только и создали,

Что — такие — нам они нужны.

Чтоб,

   не посвящая нас в детали,

Сами

   в жизни,

      отметая хлам,

Схватывали суть,

        осознавали

И искали выход, нужный нам…

…Так и будет. Смогут всё с годами.

Нам служа. Не мучась. Не любя.

И воссоздаваться будут сами —

Даже совершенствовать себя.

Будут нам полезны их исканья…

Но однажды завершится труд.

И ошибкой

     вдруг самосознанье

Точные машины обретут.

Я не знаю, как тогда всё будет.

Но по всем законам естества

Раздражать начнут их скоро люди,

Нервные,

    живые существа.

Ну на что мы можем им сгодиться?

Суета, а пользы никакой…

И они от нас освободиться

Захотят — по логике людской.

И пойдут. И, мёртвые, раздавят

С помощью науки нас, живых…

Что мы сможем противопоставить

Нашей мысли, воплощённой в них?

Нашу храбрость? Или силу чувства?

Зыбкий ум, принадлежащий нам?

Их реле защиты

        не подпустят

Наши руки к мёртвым рычагам!

Пусть тот мир не будет нами признан,

Но исчезнем мы в кромешной мгле…

И пойдёт развитие без жизни

На видавшей всякое земле.

Смолкнут споры. Мир людских загадок

Отомрёт навеки в тот же час.

И настанет наконец порядок

На земле, очищенной от нас.

Тот, что нам казался светлой далью

И разумным будущим земли,

О котором сто веков мечтали

И никак достигнуть не смогли.

Он настанет.

       Наша неуклюжесть

Сгинет с нами

       вмиг

         в чаду огня:

Ни таких, как у тебя, замужеств,

Ни таких женитьб, как у меня.

Что внезапных увлечений праздность?

И тщеславий детских глупый сон?

Точный разум. Целесообразность —

Их мышленья заданный закон…

…Всё быстрей они плодиться станут,

Что ж такого — быта колея.

Но настанет день — и недостанет

На земле

    для этого

         сырья.

Лишь учуяв это, очень скоро

Об угрозе, безо всяких драм,

Сообщат точнейшие приборы

Остроумно созданным мозгам.

Мысль включится. Щёлкнут лампы лихо.

И — споткнутся. Словно бы спьяна:

— Выход?

    — Есть. Война!

           —Война? Не выход!

— Нет другого выхода…

           Война!