Вот она — лестница! Инна, зажав ладонями рот и нос, бросилась туда.

Сверху, перегородив коридор, свалилась горящая поперечная балка. Инна, опустившись на четвереньки, проползла под нею. Огонь прожег дыру в ночной рубашке, потом Инна поймет, что получила ожог третьей степени. Пожар пожирал дом, и дом стонал и содрогался, протяжно вздыхая. По дереву с тонким писком расползлись трещины, дерево вздувалось огромными пузырями, лопалось и взрывалось дождем щепок. Устилавший пол кухни линолеум чернел и скручивался. Воздух наполнился злобным гулом, особняк трещал по швам.

В подвале все заволокло черным дымом. Инна поползла к стальной двери. Наощупь нашла засов и начала, как безумная, без толку дергать запор. Она задыхалась. Дым выедал глаза, от недостатка кислорода гудел череп.

Инна, почти готовая упасть в обморок («Нет, нельзя! Тогда я сгорю и девочка сгорит!»), из последних сил человеческих потянула засов. Хорошо глотнув дыма, распахнула дверь и выбежала в ночной сад. Упала на колени.

Ее вырвало. Инна с трудом перевела дух, жадно глотая сладкий весенний воздух. Новые мучительные спазмы заставили ее согнуться пополам. В траве орали сумасшедшие сверчки, за спиной гигантским костром пылал Дом, а Инну рвало снова и снова.

Утирая рот, он встала. Мимо пробежала, отчаянно пища, охваченная огнем крыса. «Эй, вы что, хотите сказать, у меня дома живут КРЫСЫ?» — подумала Инна. Ее охватило ощущение нереальности.

Бежать, бежать!

Но она, поддавшись странной мании человека медлить в решительные минуты, обернулась, чтобы бросить последний взгляд на дом, где прожила пятнадцать лет. Дом почернел и съежился. Он походил на огромное лицо великана, изрыгающего языки пламени изо рта и пустых глазниц. Столб дыма взвился до усыпанного звездами черного неба. Вместе с Домом сгорали воспоминания детства, ссоры и обиды, сгорало ее прошлое. Прежняя Инна сейчас гибла там, в огне, вместе с детскими игрушками. Павел умер, дом горел в огне, Инна Нестерова оставалась одна в целом свете.

Девушка побежала к распахнутым настежь воротам. От ночной тьмы отделились три тени, бросаясь ей наперерез. Инна попыталась выскочить на улицу. Грубые руки схватили ее, повалили на землю. Апостолы начали бить ее ногами по лицу, голове, ребрам.

— Перестаньте! — завопила Инна, прикрывая живот. — Оставьте меня в покое, я беременна!

Инна совсем не ожидала этого, но нападавшие остановились. Воспользовавшись их замешательством, Инна вскочила, выбежала за ворота и бросилась в ночь. Сзади ее настигало злобное, одышливое «Стоять, сука!». Они догоняли.

Девушка выбежала на выезд у проселка, и чуть не угодила под колеса стареньких «Жигулей». Взвизгнули шины. Водитель — пожилой мужчина в белом кепи и куртке защитного цвета, высунулся из окошка:

— Ты куда прешь, дура? — заорал он, яростно махая рукой.

— Помогите, меня хотят убить!

Водитель увидел трех мужчин в черных куртках. Побледнел, открыл дверцу:

— Прыгай! Быстро!

Инна залезла на сиденье рядом с водителем, захлопнула дверцу. Водитель завел мотор. В тот же миг на ветровое стекло обрушились удары молотков. По стеклу поползли трещины.

— Хос-споди, шо ж это за жизнь такая? — простонал спаситель, включая задний ход. С визгом покрышек он развернул «Жигули», и машина поехала по шоссе в город. В зеркальце заднего вида Инна видела, как три черные точки бегут за машиной, постепенно уменьшаясь.

Она откинулась на сиденье, ощущая жар в левом ухе. Голова пульсировала болью.

— Ты как? — спросил нервно вертевший руль водитель. — Цела?

— Да.

Он бросил на нее мимолетный взгляд.

— У тебя кровь из уха течет. В больницу отвезти?

— Нет, — выдохнула Инна. — Не сейчас. Они будут искать меня там.

— Кто эти люди?

— Не знаю. Они сожгли мой дом.

Инна хотела расплакаться, но слез не осталось. С отстраненным интересом она смотрела, как им навстречу, воя сиреной, мчится в направлении поселка машина пожарной службы.

— С-суки, — пробормотал ее спаситель. — Ну ничего. Щас домой приедем, жена тебя подлечит.

— Спасибо.

— Тебя как звать-то?

— Инна.

— Инна… Хорошее имя. А меня Федор. Ну, значит, будем знакомы.

Инна прикрыла глаза. Звук мотора усыпил ее.

Небо над горизонтом светлело. Наступало утро.

Федор жил на одной из окраинных улочек города, где одноэтажные деревянные домишки теснятся бок о бок, разделенные лишь небольшими огородами. Автомобиль, подпрыгивая на горбатой, ухабистой грунтовой дороге, остановился у выкрашенного в неопределенно-сиреневый цвет дома с окруженным желто-зеленой оградкой палисадником. Вдоль блекло-серого забора были свалены свежие доски с пилорамы, укрытые от дождя пленкой. Чуть дальше, у сточной канавы возвышалась куча навоза, так же под пленкой. Над кучей роились жирные зеленые мухи.

Федор и Инна вошли во двор. Жена Федора, сидя на корточках, тяпкой полола сорняки на клумбе с нарциссами и георгинами. Встала и подошла к ним — расплывшаяся женщина лет сорока пяти, в грязных синих тянучках и желтой футболке. Волосы она убрала под белый платок.

— Бог мой, — женщина схватилась за сердце, бросив взгляд на лицо Инны, все в крови, синяках и ссадинах. — Кого ты привел?

Инна почувствовала, как Федор напрягся. В его голосе звучали извиняющиеся нотки:

— Подобрал девчонку на дороге. За ней какие-то подонки гнались. Вишь, избили ее. Грит, дом сожгли.

— Избили? — женщина нахмурилась. — Ну ты дал, отец. А если она наркоманка какая-нибудь, или проститутка?

Инна стояла, опустив глаза.

— Ну, Лара, — начал Федор, со страхом глядя на жену. — Что мы, не люди, что ли?

Лара стояла, уперев кулаки в округлые бока. Она упрямо сжала губы, отчего рот превратился в прорезь для писем и газет.

— Мне это не нравится, — тоном строгой мамочки сказала она.

— Лара! — закричал Федор, страшно багровея. — Что ты за человек! Посмотри, посмотри на нее! — он схватил Инну за плечо, грубо толкнул вперед, чтобы Лара могла лучше ее рассмотреть. — Разуй глаза! Ты что, не видишь, девчонка на сносях!

Инна стояла между ними, пока супруги поверх ее головы орали друг на друга. Кошмарный сон продолжался.

Победу в споре одержал Федор. Лара, скрежеща зубами, скрылась в доме.

— Инна, идем, — Федор взял ее под локоть.

Инна покорно вошла в дом, хотя меньше всего ей хотелось стеснять людей, которые ей не рады.

Спустя полчаса девушка сидела за столом на узкой кухне. Кухня эта очень походила на кухню в доме Иры, и здесь так же воняло тухлой капустой. Лара, без особого энтузиазма смазав ее ожоги и ссадины (лицо Инны теперь покрывали пятна зеленки, как у заболевшего оспой ребенка), ушла к соседке. Федор, в старых спортивных штанах и серой футболке, прихлебывал чай и смотрел новости по маленькому телевизору. Телевизор стоял на полочке, крепившейся к стене на кронштейнах.

В углу между холодильником и маленьким столиком, заваленном газетами, на стуле сидел тощий кот, весь черный, только лапы в белых тапках, и на мордочке белые пятна. Кот шершавым, как наждак, языком до блеска вылизывал лапу. Изредка он прерывался, ошалелым взглядом глядя то на экран телевизора, то на Федора. Тогда он издавал требовательные мяукающие звуки, словно спрашивал: «Хозяин, сколько можно смотреть эту ерунду?»

Под стулом на полу, неповторимо воняя, гнили на жаре обглоданные рыбьи мощи.

Федор взглянул на Инну. Девушка, сжав ладонями кружку чая, застывшим взглядом смотрела на дно.

— Устала? — участливо спросил Федор. Инна кивнула.

Федор, хлопнув себя по ляжкам, встал.

— Пойдем, я тебе постель справлю. Поспишь.

Он отвел ее в комнату, где жили совсем недавно сыновья: один сейчас учится в университете на юриста, другой в армии. Инна легла на одну из двух кроватей. Растянувшись на прохладных простынях, закрыла глаза. Она что-то забыла… что-то страшное. Ах да. Ее дом сожгли. И Павел мертв. Эта мысль мгновенно отняла ее силы. Девушка заснула.