Мрачный тон собеседника не производит на комиссара особого впечатления. Ему нужно кое-что уточнить: кто должен убить Марша? Где? Почему? И как он узнал об этом? С другой стороны, доктор Жюар не упомянул о его присутствии в клинике; по какой причине? Лоран с трудом сдерживается: он почти уверен, что имеет дело с психопатом, который, возможно, даже не был знаком с профессором, и его бредовые фантазии не что иное, как проявление мании преследования. Только страх перед его буйными выходками мешает комиссару немедленно выставить его за дверь.

А Марша взахлеб рассказывает. То, что он сообщает, очень серьезно. К несчастью, некоторые вещи ему необходимо скрыть, но он умоляет комиссара о помощи: нельзя же допустить, чтобы убили ни в чем не повинного человека! Лоран теряет терпение:

– Как же я могу вам помочь, если вы ничего мне не рассказываете?

И Марша в конце концов рассказывает, как он совершенно случайно оказался перед клиникой Жюара на Коринфской улице, когда доктор доставил туда раненого. Из любопытства он подошел поближе и узнал Даниэля Дюпона, с которым при различных обстоятельствах ему приходилось встречаться у общих друзей. Он предложил свою помощь для переноски раненого, поскольку доктор был один. Если доктор впоследствии не сказал об этом, то лишь по его собственной просьбе: он не хотел, чтобы его имя упоминалось в связи с этим преступлением. Но теперь события принимают такой оборот, что он вынужден отдаться под защиту полиции.

Лоран удивлен: зачем доктору Жюару понадобилась помощь какого-то прохожего, если у него под рукой весь персонал клиники?

– Нет, господин комиссар, в этот час там никого не было.

– Правда? А в котором часу это было?

Помявшись, Марша отвечает:

– Пожалуй, около восьми или сразу после, где-то в половине девятого, точнее сказать не могу.

В девять Жюар позвонил в полицию и сообщил о смерти и Дюпона. Лоран спрашивает:

– А может быть, это было после девяти?

– Нет-нет, в девять бедняга Дюпон уже умер.

Итак, Марша был в операционной. Доктор уверял, что обойдется без чьей-либо помощи при операции, которая вначале не обещала быть такой сложной, какой оказалась на деле. Однако Дюпон, опасаясь худшего, воспользовался теми краткими минутами, какие оставались у него до наркоза, чтобы рассказать о случившемся. Марша пришлось дать слово не распространяться об обстоятельствах покушения, хотя он не понимает, зачем утаивать это от полиции. Но ему кажется, что он не нарушит слова, если сообщит генеральному комиссару о поручении, которое дал ему Дюпон, – именно ему, хотя, повторяет он, ввязываться в такие авантюры вовсе не в его духе. Он должен сегодня проникнуть в особняк на улице Землемеров, забрать оттуда документы и затем передать их одному видному политику, для которого они представляют величайшую важность.

Но Лоран не понимает двух вещей. Во-первых, зачем такая таинственность? (Может быть, из-за наследников?) И во-вторых, почему это так опасно – пойти и забрать бумаги? Что касается «обстоятельств покушения», то пусть Марша не волнуется: их несложно воспроизвести!

При этих словах комиссар, который по-прежнему придерживается версии самоубийства, с понимающим видом подмигивает собеседнику. Он уже не знает, что и думать о Марша. Судя по тому, с какой точностью этот человек описывает смерть друга, он действительно должен был находиться накануне вечером в клинике; но в остальном его разговор настолько нелеп и невнятен, что трудно не принять его за сумасшедшего.

Чувствуя поддержку комиссара, осмелевший коммерсант начинает говорить – не прямо, а намеками – о террористической организации, ведущей борьбу против некоей политической группировки, которая… которую… Лоран, поняв наконец, куда тот клонит, выводит его из затруднения:

– Политической группировки, членов которой методично убивают по одному, каждый вечер в половине восьмого!

Марша, не заметивший иронической улыбки, которая сопровождает эту фразу, по-видимому, испытывает величайшее облегчение.

– Ну вот, – говорит он, – я так и думал, что вы в курсе дела. Это все упрощает. Скрывать правду от полиции, как хотел Дюпон, было бы ошибкой, чреватой серьезными последствиями. Сколько ни твердил я ему, что, по моему глубокому убеждению, это прерогатива полиции – а отнюдь не моя! – он так и не согласился нарушить свою дурацкую тайну. Вот почему я вначале разыгрывал комедию; а поскольку вы отвечали мне тем же, то положение было почти безвыходное. Теперь мы сможем поговорить.

Лоран решает подыграть ему. Любопытно, что из всего этого выйдет.

– Вы сказали, что Даниэль Дюпон перед смертью дал вам какое-то секретное поручение, связанное с риском для жизни?

Марша широко раскрывает глаза. «Перед смертью»? Теперь он уже совсем не знает, о чем должен умалчивать.

– Так почему же, – настаивает Лоран, – почему же вы думаете, что в этом доме вас ждет засада?

– Доктор, господин комиссар, доктор Жюар! Он все слышал!

Когда Дюпон объяснял ему, насколько важны эти документы и как надо ими распорядиться, там присутствовал доктор Жюар. Поняв, что Марша собирается пойти за ними, доктор нашел предлог удалиться и позвонил главарю бандитов, чтобы предупредить его. Из предосторожности Марша несколько раз повторил, громко и внятно, что не принадлежит к группе, но видно было, что доктор не верит ни единому его слову; поэтому коммерсанта сразу же решили сделать мишенью на сегодняшний вечер. Но полиция обязана предотвратить это, поскольку речь идет об ошибке, трагической ошибке: он никогда не имел к группе ни малейшего отношения, более того, он никогда не разделял их взгляды, и он не хочет…

– Полно вам, – говорит Лоран, – успокойтесь. Вы слышали, о чем говорил доктор по телефону?

– Нет… То есть что-то слышал, но… По его лицу и так было ясно, что они намерены делать.

Решительно, этот субъект той же породы, что и Руа-Дозе. Но в чем причина такого коллективного помешательства? С Дюпоном все понятно: ему удобно было свалить вину на таинственных анархистов; но лучше бы он сам отправил эти документы куда надо, прежде чем убить себя. Пока не вполне ясны и некоторые другие обстоятельства. Но, к сожалению, вряд ли удастся прояснить их с помощью этого господина.

Чтобы избавиться от него, комиссар подсказывает ему надежный способ ускользнуть от убийц: поскольку они должны нанести удар в половине восьмого, надо пойти за документами раньше или позже.

Коммерсант уже думал об этом, но ведь от такой могущественной организации нельзя ускользнуть так просто: убийцы захватят его, а потом казнят в свое обычное время; они засели там и дожидаются его, потому что доктор не сказал им, в какое время Марша пойдет в дом профессора, он этого не знал…

– Вы слышали, что доктор сказал по телефону?

– Строго говоря, нет, только отдельные слова… Но по ним я восстановил весь разговор.

Лорану визитер уже надоел, и он постепенно дает ему это почувствовать. А тот, со своей стороны, все больше и больше нервничает и, забывая об осторожности, начинает говорить в полный голос:

– «Успокойтесь, успокойтесь»! Вам легко говорить, господин комиссар! Если бы вы, как я, с утра отсчитывали часы, которые вам осталось прожить…

– Позвольте, – говорит Лоран, – а почему только с утра?

Коммерсант оговорился: он должен был сказать «со вчерашнего вечера». Теперь он спешно поправляется: всю ночь глаз не смыкал.

В таком случае, замечает комиссар, он поступил неправильно. Он мог спать без задних ног: убийц не существует, как не существует и заговора. Даниэль Дюпон покончил с собой!

Марша несколько ошеломлен. Но тут же берет себя в руки:

– Да что вы, ничего подобного! Уверяю вас, о самоубийстве и речи быть не может.

– Правда? Откуда вы знаете?

– Он мне сам сказал…

– Он вам сказал то, что хотел сказать.

– Если бы он хотел покончить с собой, то совершил бы еще одну попытку.

– Зачем, он ведь все равно умер.