Площадь Префектуры – большая, квадратная, с трех сторон окруженная аркадами домов; с четвертой стороны ее замыкает здание префектуры, массивное, претенциозное, с завитками и ракушками, но, к счастью, без особых излишеств, умеренно уродливое.

Посреди площади на невысоком пьедестале, окруженном решетчатой оградой, стоит бронзовый монумент: запряженная парой коней греческая колесница, а в ней – несколько фигур, очевидно аллегорических, чьи неестественные позы не очень вяжутся со стремительным движением колесницы.

От противоположной стороны площади начинается проспект Королевы, обсаженный чахлыми, уже оголенными вязами. В этом квартале на улицах почти безлюдно; редкие прохожие с поднятыми воротниками и черные ветки деревьев раньше времени придают ему зимний облик.

Дворец правосудия должен быть где-то недалеко, ведь город, не считая предместий, не так уж обширен. На часах префектуры примерно десять минут восьмого, а значит, в распоряжении Уоллеса еще целых три четверти часа, чтобы обследовать окрестности.

В конце проспекта видна серая вода старого отводного канала: это подчеркивает ледяное спокойствие пейзажа.

Дальше начинается проспект Кристиана-Шарля, он чуть шире, на нем встречаются нарядные магазины и кинотеатры. Идет трамвай, предупреждающий о своем слишком тихом приближении мелодичной трелью.

Уоллес замечает панно, на котором прикреплен выцветший план города с подвижным указателем посредине. Не сверяясь ни с этим планом, ни со списком улиц, длинным бумажным рулоном в маленькой коробочке, он без труда восстанавливает в памяти весь путь: вокзал, чуть сплюснутое Бульварное кольцо, улица Землемеров, Брабантская улица, улица Жозефа Жанека, которая вливается в бульвар, Берлинская улица, префектура. Сейчас он пойдет по проспекту Кристиана-Шарля к бульвару и, поскольку у него есть запас времени, сделает крюк: завернет налево, потом пойдет обратно вдоль канала Людовика V, затем вдоль другого, узкого канала, который тянется параллельно улице… Копенгагенской улице и который он только что переходил. В итоге получится, что Уоллес дважды прошел из края в край собственно город, то есть ту его часть, что находится внутри Бульварного кольца. За ним начинаются предместья, на востоке и на юге – тесно застроенные и неприглядные, но на северо-западе им добавляют простора и воздуха многочисленные бассейны внутренней гавани, а на юго-западе – спортивные площадки, лес и даже муниципальная зона отдыха с зоопарком.

От дальнего конца улицы Жанека сюда можно было дойти более коротким путем, но это было бы сложнее, а значит, дама со встрепанной шваброй правильно сделала, что указала ему путь через префектуру. Черный плащ с удрученной физиономией свернул там и затерялся в хаосе узких, кривых улочек. Собравшись уйти, Уоллес вспоминает, что должен еще найти Дворец правосудия; и обнаруживает его почти сразу же, позади префектуры, с которой его соединяет короткая улица, выходящая на площадь, улица Хартии. А генеральный комиссариат, как и было сказано, – напротив. Разметив таким образом окружающее пространство, Уоллес немного освоился, и теперь ему не нужно будет тратить столько сил на передвижение.

Пройдя по проспекту еще немного, он видит почту. Она еще закрыта. На монументальной двери висит табличка из белого картона с надписью: «Почта работает с 8 до 19 часов без перерыва». Свернув на бульвар, он вскоре видит канал и идет вдоль набережной, вода притягивает его, придает ему силы, он поглощен созерцанием отблесков и теней.

Когда Уоллес снова выходит на площадь Префектуры, часы на здании показывают без пяти восемь. Он едва успеет зайти в кафе на углу улицы Хартии и наспех перекусить. Заведение не вполне соответствует его ожиданиям: похоже, здесь, в провинции, не очень-то любят зеркала, отделку из никелированного металла и неоновые вывески. За плохо освещенной витриной, в слабом свете нескольких бра, это просторное кафе с панелями мореного дерева на стенах и просиженными банкетками, обитыми темным молескином, выглядит довольно-таки уныло. Уоллес с трудом может прочесть газету, которую ему принесли. Он пробегает колонки текста:

«Серьезная авария на Дельфской дороге».

«На завтрашнем заседании муниципальный совет изберет нового мэра».

«Гадалка обманывала клиентов».

«В этом году картофеля будет собрано больше, чем в самые урожайные годы».

«Кончина одного из наших сограждан. Вчера с наступлением темноты дерзкий грабитель проник в дом Даниэля Дюпона…»

У него с собой рекомендательное письмо Фабиуса, поэтому не исключено, что его примет сам генеральный комиссар Лоран, и примет немедленно. Только бы Лорана не обидело такое вмешательство в его дела: тут надо проявить такт, иначе наживешь себе врага или как минимум лишишься помощника, без которого нельзя будет обойтись. Да, нельзя: хотя в предыдущих восьми случаях местная полиция каждый раз проявляла полное бессилие – не было найдено никакой зацепки, а в двух городах по недоразумению даже погибли люди, – полностью отстранить ее от расследования будет нелегко; все же они представляют собой единственный источник сведений о возможных «убийцах». С другой стороны, нецелесообразно было бы наводить их на мысль, что им не доверяют.

Увидев открытый магазин канцелярских принадлежностей, Уоллес заходит туда – просто так. Совсем юная девушка, сидящая за прилавком, приподнимается.

– Что вы желаете?

У нее миловидное, чуть капризное лицо и белокурые волосы.

– Мне нужен очень мягкий ластик, для рисования.

– Сейчас, месье.

Она поворачивается к ящикам, закрепленным на стене. Со спины, с подобранными на затылке волосами, она кажется старше. Порывшись в ящике, она кладет перед ним желтый ластик, продолговатый и скошенный, какой обычно носят в пенале школьники. Он спрашивает:

– У вас нет принадлежностей для рисования?

– Это ластик для рисования, месье.

Она слегка улыбается, стараясь его убедить. Уоллес берет ластик в руку, чтобы разглядеть получше, затем смотрит на девушку, на ее глаза, пухлые, чуть приоткрытые губы. И тоже улыбается.

– Мне бы хотелось…

Она склоняет голову набок, словно так ей будет легче его понять.

– …чего-нибудь более рассыпчатого.

– Что вы, месье, уверяю вас, это очень хороший карандашный ластик. Все наши покупатели им довольны.

– Ладно, – говорит Уоллес, – попробую. Сколько с меня?

Он платит и направляется к выходу. Она провожает его до двери. Нет, она уже не ребенок: эти бедра, эта медленная походка – почти женские.

Выйдя на улицу, Уоллес машинально вертит маленький ластик; достаточно взять его в руки, чтобы понять: он никуда не годится. Впрочем, в таком неказистом магазинчике было бы странно… А девушка была милая… Он слегка трет угол ластика большим пальцем. Нет, это совсем не то, что ему нужно.

4

Перекладывая папки на столе, Лоран накрывает маленький кусочек ластика. Уоллес подводит итог:

– В общем, вы мало что нашли.

– Можете сказать: ничего не нашли, – отвечает генеральный комиссар.

– А что вы намерены делать сейчас?

– Да ничего, ведь теперь это дело уже не мое!

Комиссар Лоран сопровождает эти слова грустно-иронической улыбкой. Поскольку его собеседник помалкивает, он продолжает:

– Вероятно, я зря считал себя ответственным за общественную безопасность в этом городе. В этой бумаге (он берет письмо двумя пальцами и встряхивает) меня недвусмысленно просят предоставить расследование вчерашнего преступления столичным властям. Мне это как нельзя кстати. По вашим словам, сам министр – или, во всяком случае, подчиненная непосредственно ему служба – прислали вас продолжать расследование, не «вместо меня», а «с моей помощью». Какой вывод я могу из этого сделать? Только один: эта помощь должна состоять в передаче вам сведений, которыми я обладаю, – что уже сделано, – и еще в том, чтобы в случае необходимости обеспечить вам полицейскую охрану.