В кабину ворвался новый грубый голос. Чиун ответил не менее грубо.
— А этому он советует испить овечьей мочи, — перевел Римо.
Хорошо подрессоренную машину покачивало на ухабах. Руби зажала уши ладонями, чтобы не слышать доносившуюся с заднего сиденья ругань.
Внезапно все смолкло. Руби повернула голову, чтобы узнать причину внезапно наступившей тишины. Вдруг Чиун молниеносно перегнулся вперед, ухватился левой рукой за руль и резко крутанул его вправо. Машина повернула почти под прямым углом и съехала с дороги, едва не врезавшись в дерево. В последнюю долю секунды Чиун вывернул руль в прежнее положение.
Римо вопросительно взглянул на Чиуна и уже открыл было рот, как вдруг позади них раздались — один за другим — два взрыва. На машину посыпались мелкие осколки камней и комья земли. Облака пыли, смешанной с едким дымом, заклубились над дорогой.
— Бьют гаубицы! — воскликнул Римо.
Он выжал акселератор до пола и забрал у Чиуна руль. «Континенталь» на предельной скорости помчался вперед. Чиун удовлетворенно кивнул и занял свое место. Когда облака рассеялись, Смит увидел сзади на дороге две воронки, каждая размером с пивную бочку.
Римо хотел было притормозить.
— Не надо! — сказал Чиун. — Будет еще один.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Руби.
— Бог троицу любит, — прошипел Чиун.
Руби видела, как он сузил глаза, сфокусировав их на чем-то, что, казалось, было всего в нескольких дюймах от его носа. Вдруг он вскинул голову и крикнул:
— Влево, Римо! Круто влево!
Римо резко повернул налево и нажал на газ. Задрав нос кверху, машина рванулась вперед. Сзади послышался взрыв, на миг оторвавший правые колеса автомобиля от земли. Однако Римо без труда выровнял машину. Чиун открыл заднее стекло и внимательно прислушался.
— Теперь все, — сказал он. И безо всякого перехода снова взял микрофон, чтобы возобновить прежнее занятие. Вновь зазвучали на самых высоких нотах корейские оскорбления и брань.
— Как он узнал? — спросила Руби.
— Он их услышал, — ответил Римо.
— А почему я ничего не слышала?
— Потому что у тебя уши как брюссельская капуста.
— Но как он мог услышать что бы то ни было, не переставая кричать в микрофон? — допытывалась Руби.
— А почему бы и нет? Он знает то, что кричит, ему не обязательно это слушать. Поэтому он слушал все остальное и услышал, как летят снаряды.
— Только и всего?
— Только и всего.
Римо знал, что она ни за что не поверит. Искусство Синанджу просто, а все хотят чего-то сложного. Какая уж тут сложность, когда сам открывается истина, простая, как день: Синанджу учит использовать свое тело по назначению — только и всего.
— Раз ты такой умный, то почему ты их не слышал? — спросила Руби.
— Чиун слышит лучше меня.
— Тихо! — скомандовал Чиун. — Раз я так хорошо слышу, то вы должны понимать, что мне невыносимо слушать ваше постоянное нытье. Замолчите оба: я буду читать свою поэму.
— Извини, папочка, подожди еще минуту, — сказал Римо, сворачивая с шоссе под редкие деревья у обочины. — Приехали! — Римо оглянулся на Смита. — Их люди наверняка сообщили кому надо о своей неудаче. Нас будут ждать. Придется идти пешком, а вы, Смитти, и Руби езжайте обратно.
— Какая чушь! — возмутилась Руби.
— У этой девушки храброе сердце, — сказал Чиун. — Она нарожает добрых сыновей.
— Сейчас же прекрати, Чиун! — Римо повернулся к Смиту. — Вы нас только задерживаете. Недавно мы проехали заправочную колонку, она осталась слева, примерно в одной миле. Ждите нас там.
Смит подумал немного и сказал:
— Хорошо. Кстати, я могу оттуда позвонить.
Римо и Чиун бесшумно выскользнули из кабины, и Руби села за руль. Выехав на дорогу, она оглянулась: оба будто провалились сквозь землю.
Объезжая воронку, образовавшуюся на месте взрыва, машина подняла столб пыли. Выехать на прямую дорогу им не пришлось: поперек дороги стоял фургон грязно-оливкового цвета. С виду он был похож на военный, однако опознавательных знаков на нем не было. Руби затормозила.
Из кузова выпрыгнули четверо вооруженных автоматчиков. Они подошли к машине и направили автоматы на ветровое стекло. Руби включила задний ход и посмотрела в зеркало: сзади стояли еще трое, нацелив дула автоматов на Руби и Смита.
— Лучше будет остановиться, — сказал Смит.
— Дерьмо, — прокомментировала Руби.
Из кабины грузовика спрыгнул на землю человек в форме цвета хаки, с сержантскими нашивками.
— А ну, выходите оба! — Он проворно раскрыл для Смита заднюю дверцу. — Живо!
Потом он открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, сунул голову внутрь кабины и ощерился на Руби. Зубы у него были желтые от табака; его акцент с головой выдавал уроженца юга Алабамы.
— И ты с ними, черномазая! — сказал он.
— Да уж, конечно, не с ку-клукс-кланом! — отрезала Руби.
Поднявшись на вершину холма, Римо огляделся и узнал местность. Перед ними расстилались волнистые холмы Южной Пенсильвании, на которых там и сям виднелись мемориалы, статуи и небольшие часовни.
— Это Геттисберг, — сказал Римо. — Вон там — Семетри-бридж, а вот это — Калпс Хилл.
— Что такое Геттисберг? — спросил Чиун.
— Здесь было сражение, — ответил Римо.
— Во время войны?
— Да.
— Какой?
— Гражданской.
— А, война против рабства, — припомнил Чиун.
— А теперь мы с тобой заняты поисками новой армии, которая хочет восстановить рабовладение, — подхватил Римо.
— Мы не найдем ее здесь, на этой вершине, — сказал Чиун.
У подножия холма, на небольшой ровной площадке, Римо обнаружил три углубления, оставленные гаубицей, и показал их Чиуну.
— Одна из них стояла здесь.
Чиун кивнул.
— Они нас поджидали.
— Как это? — не понял Римо.
— Отсюда дорога не просматривается. По нашей машине выпустили три снаряда. Кто-то из этих людей, должно быть, засек наш автомобиль и передал по рации команду открыть огонь. Но цель была пристреляна заранее — они ведь не могли видеть дорогу. Они нас ждали. — Чиун показал рукой в направлении леса. — Они ушли туда.
— Тогда пойдем к ним в гости, — сказал Римо.
Полевой лагерь был разбит на лужайке, позади небольшого холма в окрестностях Геттисберга. Лужайка была ограждена цепью военных грузовиков и автобусов, на которых приехали боевики с базы в Южной Каролине. В стороне от них стоял белый «Континенталь».
На поле была разбита только одна армейская палатка площадью в пятнадцать квадратных футов. Она служила полковнику Бличу командным пунктом и местом отдыха в ожидании дальнейших распоряжений.
Аккуратненький, кругленький, в светлой габардиновой куртке и брюках-галифе, заправленных в высокие сапоги, Блич разглядывал Смита и Руби, похлопывая рукоятью хлыста по правому бедру. Пленников охраняли трое автоматчиков во главе с желтозубым сержантом.
Позади них сидели на земле пятьсот солдат — основной костяк войска Блича. Их спешным порядком вывели на лужайку сразу после того, как привели пленников. Руби наблюдала, как они ровными рядами рассаживались на траве.
Чокнутые, злилась она, безмозглые бараны! О чем только думают их тупые расистские головы, закупленные оптом на Крайнем Юге!
Желая произвести впечатление на своих людей, Блич бодро расхаживал взад-вперед перед захваченными пленниками. Руби зевнула и прикрыла рот тыльной стороной ладони.
— Ах так! — прорычал Блич. — Отвечайте, кто вы такие!
Его зычный голос прокатился над лужайкой и повис в воздухе. Парни молча ждали, что будет дальше.
— Мы из мэрии, — сказала Руби. — Хотим проверить, есть ли у вас санкция на проведение демонстрации.
Блич вперил в нее сузившиеся от гнева глазки.
— Посмотрим, надолго ли хватит твоего чувства юмора. — Он повернулся к Смиту. — А что скажешь ты?
— Мне нечего вам сказать, — ответил тот.
Блич вздернул подбородок и обратился к своему войску — поверх голов Руби и Смита.