Дон пристально посмотрел на жену, охватил ее взглядом с ног до головы, затем сказал:

— Ну, ты все знаешь… ты ведь очень красивая женщина… И, как всегда, ты права! Поставить крест на всем — не кажется мне верным решением. Поступим так, как предложила ты! Но будь очень осторожна, то, что произошло, больше не должно повториться, иначе я привяжу тебе камень на шею и брошу в море. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Да, — с явным вызовом ответила синьора, — но это также относится и к тебе.

— Именно так! — довольно ответил он, снисходительно улыбаясь этой милой угрозе. — А теперь пойдем к себе наверх, я хочу сказать тебе кое-что.

Дон Дженнаро нежно взял жену за руку и повел ее в спальню. Я решила пойти за ними, но голос Сузумеллы задержат меня.

— Ты куда это? Оставь их, сейчас не время.

Ты это видела? Еще несколько дней назад они хотели перерезать друг другу горло, а теперь разыгрывают Ромео и Джульетту. Что тут поделаешь, такова противоречивая сущность человека, точнее неаполитанца, неаполитанца и каморриста, милая моя Паккьяна, а проблемы появляются с приходом врагов, Монтекки и Капулетти… и.

В последнее время старушка обрывала разговор, издавая странный звук, похожий на храп, и это мне совсем не нравилось. Я чувствовала, что ее дни сочтены. В тот вечер в доме семьи Мизерикордия был большой праздник. Пришли даже музыканты, чтобы поздравить Дона с возвращением. Глядя на все это безудержное веселье, я думала, а что собственно они праздновали? Радовались горемычной жизни, состоящей из тысячи страхов, тысячи опасностей, тревог — полиция, дышащая в затылок, другие семейные кланы, жаждущие лишить тебя власти и захватить все в свои руки. Что же, черт побери, праздновали эти люди, живущие в нищете своих богатств, зачарованные своей могущественной жизнью, жизнью, которая могла разрушиться в любой момент; зачастую — и это еще не худший вариант — они проводили остаток своей жизни в камере какой-нибудь тюрьмы, изводя себя мыслями о том, что кто-то другой занял их место, — и все только так, будто по бесконечной спирали, в современной истории все всегда было именно так. В тот вечер я не принимала участия в веселье, потому что душу мою охватила какая-то непонятная тоска. Я попрощалась, выпалив «гав-гав», на которое никто не обратил внимания, и залезла под диван. Около двух часов ночи все разошлись, «Волосатая» и Катена взяли на руки детей, которые прямо посреди празднества уснули на диване, и отнесли их в спальни. В гостиной остались супруги Мизерикордия и Пеппе «Маппина» более скользкий и веселый, чем обычно. Марителла стерла улыбку с его лица, произнеся:

— Дженнаро, этот гнусный тип должен уйти из нашего дома, понятно! Я уже попросила его собрать чемоданы.

Дон Дженнаро долго смотрел на него.

— Моя жена права! Ты мне больше не нравишься! Но мы не звери и не выставим тебя на улицу в такой поздний час. Но завтра утром, когда я проснусь, я не хочу тебя здесь больше видеть.

И вынеся приговор по поводу пребывания в этом доме Пеппе, они ушли к себе. «Маппина» разразился странным истерическим смехом, прерываемым бессвязными фразами.

— Ну да! Завтра ты не хочешь меня видеть? Если ты вообще увидишь завтрашний свет! Думаю, что к этому времени ты уже будешь в одиночке, забытый и проклятый всеми. И тебя сожрут мерзкие крысы. Всего тебе хорошего, Дон Дженнаро Мизерикордия.

«Маппина» наклонился к дивану, достал предварительно спрятанную сумку и вышел. В ту ночь я заснула со странным ощущением в сердце, я слышала по всему дому тысячи голосов, шепот умерших, голоса мужчин, женщин, детей, стариков. Такое впечатление, будто эти стены разговаривали, будто они кровоточили, а я все повторяла:

— Хватит, праведные стены, не надо быть такими жестокими к этой семье.

Я поняла, что, несмотря ни на что, очень привязалась к этим людям. Я выкрикивала ругательства в адрес стен, а они продолжали свой ужасный шепот. Я прошла мимо комнаты Сузумеллы, взглянула на нее, и она оглушила меня фразой:

— Все — это конец!

Потом она взяла четки и со слезами на глазах начала читать печальную молитву о душах, попавших в чистилище:

Святая Душа, Блаженная душа, на этой земле вы были,

Сейчас вы в раю и там ждете нас,

Попросите у Отца Нашего за меня,

Как вы нас видите, как вы нам поможете,

Как вы нас примете, тем вы нас и утешите,

Наши молитвы, которые мы возносим,

Да будут написаны на небесах,

Да будут услышаны Ангелом, и душам в чистилище

Да будет известна наша нужда в утешении, в мире душе нашей,

Я прошу вас, покинутые души,

Прежде чем погаснет этот день,

Мы хотим обрести помощь и поддержку,

Вы были такими же, как и мы,

Мы будем такими же, как и вы,

Вы просите у Господа за нас,

Мы будем молиться за вас.

В первый раз я видела ее плачущей, и пока она утопала в слезах, у меня волосы встали дыбом, я убежала к себе в комнату, но так и не смогла уснуть. Дон! Дон! Дон! Бой часов с маятником предвещал нехорошие события. Дон! Дон! Дон! Дон! Четыре утра. Мелодия «Фуникули-Фуникула» на сей раз прозвучала выстрелом тысячи орудий, звоном тысячи колоколов по умершим, плачем тысячи бедняков, воплями тысячи ртов, жаждущих крови, криками тысячи подзаборных шлюх. Я выбежала из своей комнатки и увидела Марителлу в коридоре вместе с Катеной и «Волосатой».

— Кате, — прошептала синьора, — в такой час это могут быть только полицейские. Предупреди Дженнаро, чтобы он спрятался. Ты, «Волосатая», иди к детям. Я постараюсь потянуть время.

Словно завзятый босс, Марителла раздавала приказы, а затем спустилась вниз, чтобы открыть дверь. В одно мгновение десятки полицейских наводнили дом, рассредоточившись по всем углам с поднятыми автоматами. Начался кошмар.

— Синьор Дженнаро Мизерикордия дома? — спросил инспектор.

— Нет! Его нет. Вам известно, что вы не можете войти в дом без ордера?

— Нет, синьора, мы можем войти, мы пришли с ордером на обыск, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, вам законы известны лучше, чем любому члену суда, — с иронией заметил инспектор.

— Улица научила нас и законам тоже. Что вам вообще от нас надо, мы честные люди.

Пока Марителла предпринимала попытки отвлечь полицейского, сквозь вооруженную толпу протиснулся «Маппина» с гнусной рожей.

— Ну да! Честные люди, — вмешался он с презрительной ухмылкой. — Марите! Вот увидишь, ты станешь проституткой за решетками тюряги Поццуоли. ^[28]

На лестнице появилась Катена.

— Я так и знала! Ты всегда был самым настоящим Каином. Синьора! Я же вас предупреждала, что нельзя впускать этого типа в дом.

— Катена, не переживай. Когда вернется Дон Дженнаро, он во всем разберется. Понятно? Во всем!

Она медленно повернулась, и ее грозный взгляд устремился прямо в глаза Пеппе.

— Когда вернется! — с насмешкой сказал он, подходя к хозяйке. — Да не вернется он больше. Его арестовали. Я рассказал инспектору про подземный ход, который ведет к клетке с тигрицей. Дон Дженнаро сейчас направляется в полицейский участок, потом его отвезут в Поджореале, и не видать ему больше белого света.

Марителла набросилась на Пеппе «Маппина». Понадобилось вмешательство шести полицейских, чтобы разнять их: лицо «Маппина» превратилось в кровавое месиво.

— Какая прекрасная флорентийская вышивка получилась у синьоры, — голос Катены пронзительно гремел над Пеппе, а дети испуганно смотрели на присходящее. — Да, тут уж ничего не поделаешь, правильную кличку тебе дали… «Маппина», «тряпка»! Потому что ты всего лишь тряпка, подтирающая старческие испражнения.