— В общем, — вновь взяла слово социальный работник, — сейчас мы продолжим работать с нашей программой. Наташа, что ты хочешь делать, когда вырастешь?
— Я хочу быть монашкой! — ответила девочка.
— Заговорила Святая Мария Магдалина, — влез в разговор «Маппина», вызвав крайне жесткую реакцию у Наташи, которая тут же набросилась на него.
— Драная кошка, не лезь не в свои дела.
Хлесткая затрещина от папочки досталась и ей. Наташа громко заревела, прервав программный разговор синьоры Феррари.
— Ну, не надо, — промолвила она, пытаясь успокоить ребенка. — Ты не хочешь дать мне прочитать что-нибудь из того, что ты написала? Ты мне обещала!
Невероятно, но девочка послушалась ее, поднялась и направилась к себе в комнату.
— Вы не должны быть столь строги с дочкой, — обращаясь к родителям, серьезным голосом сообщила женщина. — Наташа — особенный и очень чувствительный ребенок.
Девочка вернулась спустя несколько минут с листками бумаги, она встала посреди гостиной, сурово посмотрела на «Маппина» и семью и начала читать:
— «Посвящается Пеппе „Маппина“»:
Когда тебе грустно, посмотри на звезду,
Загляни к себе в сердце и увидишь,
Что твоя душа осветится любовью.
Все смотрели на нее с нескрываемым удивлением, а синьора Феррари внушала Наташе:
— Прекрасно. Очень красиво. Читай дальше, вижу — у тебя есть и другие стихи!
Девочка продолжала ровным голосом:
— «Посвящается маме»:
Как прекрасны твои мечты.
Почему ты их скрываешь?
Открой свой тайный ларец,
пусть они летают в небесах,
во вселенной, над луной,
потом пусть они возвращаются к тебе
и пусть хоть одна претворится в жизнь,
потому что твои мечты прекрасны.
У синьоры Марителлы стояли слезы в глазах, остальные молчали в замешательстве. Никто не произнес ни звука.
— Продолжай, — вновь сказала социальный работник.
— «Семье», — объявила Наташа.
Я спала и видела сон,
мне приснилась нормальная семья,
семья, которая не покупает мне собак,
семья, где отец просыпается утром
и идет на работу с бутербродом под мышкой,
самая обыкновенная жизнь, семья,
которая не живет в страхе… просто семья.
Но это был всего лишь сон.
Дон Дженнаро, раздосадованный, перебил девочку:
— Но чего тебе не хватает? А потом, кто это живет в страхе, а?
— Замолчи, Дженна, замолчи, — решительно оборвала его Марителла. — Пеппе, отведи детей наверх, мы должны поговорить с синьорой.
«Маппина» нежно погладил по спине Наташу и велел ребятам идти за ним. Я осталась в гостиной, умирая от любопытства.
— Синьора, дела обстоят неплохо. Наташа в своих записях высказала все страдания, что ей доводится переживать в этом доме.
— Но она всего лишь ребенок, — возразил Дон Дженнаро.
— Вот именно, дорогой Дон Дженнаро, она — ребенок, а как по-вашему, почему я навещаю вас? Я — социальный работник, и ваша семья не раз попадала к нам на заметку, поскольку ваши дети живут в крайне жестокой атмосфере. Я не хочу вмешиваться в ваши дела, но я нахожусь на службе государства.
Дон Дженнаро вздрогнул, но госслужащая, непреклонная в своей правоте, продолжила:
— У меня нет права забрать у вас детей и у меня даже нет такого намерения, я ограничусь только констатацией фактов, а решение уже будет принимать мое руководство.
Дон Дженнаро, услышав это, взорвался.
— Да какие еще факты? Два-три листка, исписанных капризной, избалованной девчонкой?
— Нет, Дон Дженнаро, — перебила его женщина. — На этих страницах живет ребенок, который хочет спокойствия, ищет любви. И вы можете покупать ей по десять собак в день, но если вы никогда не бываете с ней ласковы и вынуждаете своих детей жить в страхе, как вы думаете, во что они превратятся? И потом, я очень прошу вас не повышать на меня голос, я всего лишь исполняю свой долг.
Дон Дженнаро резко встал.
— Нет! Вы не занимаетесь своим делами, — заорал он, — ни вы, ни тот, кто заявил на нас. Если я только узнаю, кто это был…
— И что же вы сделаете? — с вызовом спросила его синьора.
Дон Дженнаро побагровел и в ярости схватил эту строптивую тетку за воротник пиджака цвета «дохлой мыши».
— Ты сейчас же выйдешь вон из этого дома и больше здесь никогда не показывайся.
— Дженна, что ты делаешь? — заступилась за нее Марителла, но немедленно умолкла после полученной пощечины.
— Вон, пошла вон, я тебе покажу, кто такой Дон Дженнаро Мизерикордия.
Хлопнув дверью, хозяин тут же принялся звонить:
— Алло, Рафэ… это Дон Дженнаро… спасибо, хорошо… у тебя ведь есть друг в муниципалитете? Да! Ты должен ему приказать, слушай меня внимательно — ПРИКАЗАТЬ, чтобы эта долбанная тетка из социальной службы никогда больше не переступала порог моего дома, ты меня понял? — он резко оборвал разговор и обратился к жене: — И посмотрим, кто прав, я или эта идиотка! А ты в следующий раз даже не думай влезать. Но что себе вообразили эти придурки, они хотят командовать в моем доме?
Марителла, поглаживая пунцовую от удара щеку, собралась уходить, но остановилась на лестнице.
— Дженна! Ты рискуешь будущим наших детей… ты уважаемый человек, но мне кажется, ты перебарщиваешь.
— Ну да! Я делаю это намеренно… а ты ступай к себе в комнату, пожалуй пойду и я… выведу собаку погулять!
Дон Дженнаро взял меня и повез к своей любовнице. Мне повезло, что я сука, а то бы мне не избежать проблем с простатой… бедный мой мочевой пузырь. Время от времени кто-нибудь, решивший разобраться со своими делами, выводил меня якобы пописать. Пока Дон Дженнаро развлекался со своей любовницей, я думала о том, что мне рассказывала Сузумелла об уважаемых людях, о боссах каморры.
Дон Дженнаро вышел из комнаты, попрощался со своей второй синьорой и удалился. По дороге он ни на секунду не переставал изливать мне свои страхи, тревоги, которые ежедневно терзали его, но никто не должен был догадываться об этом, потому что он — «Босс» и никакое чувство, вроде сострадания или жалости, не должно было обнаружить себя; все в этом мире держалось на словах: убийства, оружие, засады и признания. И все же этому мужчине необходимо было поделиться с кем-нибудь своими слабостями, и он использовал для этого меня — я ведь просто собака… все понимаю, но ничего не говорю.
Мне было так жалко этого красивого, высокого, меланхоличного человека с грустным взглядом, невероятно сильного, но вынужденного никому не доверять, исповедоваться глухонемому священнику и изливать душу щенку. Дон Дженнаро был уважаемым синьором, все склонялись, когда он проходил мимо, но он был невероятно одиноким. Я увидела в нем человеческую теплоту, его страхи поразили меня в самое сердце. Я стала смотреть на него другими глазами и, кто знает, может быть, я даже влюбилась в него. Но это было лишь на мгновение.
Несдержанное проклятие в адрес водителя, который полз страшно медленно, вернуло меня в печальную действительность. Когда мы приехали домой, синьора вручила ему письмо:
— Это от Катены, если тебе интересно, прочитай!
Дон Дженнаро прочитал его вслух:
Дорогая синьора Марителла и дорогой Дои Дженнаро.
У меня все хорошо, надеюсь, что и у вас тоже. Адвокат сказал мне, что есть хорошие перспективы и что, возможно, я выйду под домашний арест. Спасибо вам за все беспокойства, но есть одна проблема: в тюрьме я встретила «Волосатую», вы ее помните? Это тот, которого отец отвел к врачу, когда он был совсем маленьким, потому что он был немного педиком и доктор прописал ему мужские гормоны, а когда он стал постарше, у него начали расти волосы по всему телу, даже на ступнях, и «Волосатая» всегда делал себе эпиляцию воском, а волосы опять вырастали, еще быстрее, вы его помните? И в конце концов бедняжка остался с густой порослью волос, но по-прежнему был педиком. Так вот, проблема в следующем: он не знает, куда ему податься, когда он выйдет из тюрьмы, я могу привести его с собой, мы потеснимся в моей комнатке? Я знаю, что у вас доброе сердце, поэтому и осмелилась попросить. Дайте мне ответ и надеюсь, что скоро смогу обнять вас, и простите за причиненное вам беспокойство.