Птица солнца. Созерцатель. Единственная философствующая птица, и его безмятежное и невыносимое спокойствие. Покачиваясь на своих угольно-черных крыльях он наблюдает за стальной стрекозой, которая методично движется туда-сюда над горами, над Стоящими Скалами, создавая жуткий неподходящий шум.

Гриф поднимается кругами все выше и склоняет свою морщинистую голову, чтобы посмотреть с живым интересом на три тысячи футов вниз, на четырех жалких бескрылых двуногих, которые суетятся, как мыши в замкнутом лабиринте, меж двух красных каменных стен. Они украдкой перебегают из одной тени в другую, как будто песок внизу слишком горяч для их ног, как будто спрятавшись от солнечных лучей они спрячутся от внимательных глаз в небе. Двое из этих существ хромают, и у грифа возникают мысли о закуске, вызывая воспоминания о мясе. Хотя все четверо пока живы и движутся, всем ясно, думает гриф, что там, где есть жизнь, есть также и смерть — и надежда. Он снова кружит над ними, чтобы получше рассмотреть.

Но их уже нет.

— Я не знаю как они смогли посадить такую штуку в такой маленький каньон, — сказал он, — и что бы я еще сказал, — это вредно для нервной системы. Я весь на нервы изошел.

— Я проголодалась, — сказала она, — и натерла ноги.

— Когда они еще раз попробуют, я их собью, — сказал Хейдьюк. Он держал ружье в руках. Гордое надежное оружие. Приклад орехового дерева отполирован его руками, снайперский прицел иссиня-черный, ствол, затвор и ствольная коробка мягко блестели. Спуск, предохранитель, рукоятка, точность движений когда он заглядывал в пороховую камеру, щелчок при закрытии и возврате курка. Щелк. Семь патронов в магазине, ни одного в затворе.

— Я проголодалась, сбила ноги и мне скучно. Не очень-то тут весело вокруг.

— Я надеюсь только на то, что они не заметили наши следы. Смогут ли они определить, что мы здесь внизу?

Смит, без шапки, с прилипшими волосами, выглянул из-под тени карниза в жару, в свет и посмотрел в сторону горячего камня, наклонной рыжей стены.

— Если бы они могли, я думаю, нам пришлось бы искать другую щель и весьма быстро. — Он вытер свое потное заросшее лицо красной косынкой, которая сразу потемнела от пота.

— Как насчет этого, Джордж?

— Не здесь. Может сверху, за изгибом. Или внизу, в каньоне. Эти сволочи могут подкрадываться к нам прямо сейчас. Винтовки заряжены картечью.

— Если они нас видели.

— Они видели нас. Если не видели, то увидят в следующий раз.

— Сколько человек могут поместиться в эту штуку?

— В эту модель — трое.

— А нас — четверо.

Хейдьюк горько улыбнулся.

— Да, четверо. С одним пистолетом и ружьем, — он повернулся к расслабленному доктору Сарвису. — Если только у Дока в аптечке тоже нет пистолета.

Док хмыкнул и отрицательно покачал головой.

— Может мы должны, — добавил Хейдьюк, — выстрелить по ним одним из шприцов Дока. По уколу димедрола в зад каждому, — он потер ушибленные суставы и содранную кожу ладоней.

— Тебе самому бы не помешал укол, — сказала Бонни.

— Не сейчас, — сказал Хейдьюк, — эта дрянь делает меня сонным. Сейчас спать нельзя, — после паузы, — как бы там ни было, вы можете поставить свой последний доллар на то, что они нас не видели и не вызвали по радио Команду. Эта компания в полном составе будет здесь через час, — после паузы. — Нельзя ждать заката.

— Я немного понесу ружье, — сказал Смит.

— Я сам.

— Как ты? — спросила Бонни у Хейдьюка. В ответ она услышала бурчание. Бонни сама была на гране теплового удара. Ее лицо пылало, влажное от пота, глаза были слегка сонными. Но она выглядела лучше, чем разбитый Хейдьюк, в лохмотьях и перевязанных коленях и локтях, так что он шел, как собранный из деталей человек, сотворенный доктором Сарвисом монстр.

— Джордж, — сказал он, — давай я тебе сделаю еще один укол.

— Нет, — он умерил рычание. — Не сейчас. Подожди пока мы найдем щель получше, — он посмотрел на Дока. — Док?

Нет ответа; доктор лежал на спине, вытянувшись в самом глубоком углу ниши под скалой, его глаза были закрыты.

— Дай ему отдохнуть, — сказала она.

— Нам надо идти.

— Хоть десять минут.

Хейдьюк посмотрел на Смита. Смит кивнул. Они оба посмотрели вверх на узкую голубую полоску неба между стенами каньона. Солнце медленно плыло высоко в полуденном небе. Метлы и конские хвосты пара висели в жарком воздухе. В один из дней будет дождь. Должен быть.

— Я не сплю, — сказал Док с закрытыми глазами. — Через минуту встану, — он зевнул.

— Расскажи нам о войне, Джордж.

— О какой войне?

— О твоей войне.

— О той войне? — Хейдьюк улыбнулся. — Вам это не понравится. Редкий, где мы, черт возьми, находимся?

— Ну, я не уверен, но если мы в каньоне, а я думаю, это так, то мы в центре того, что называется Финз.

— Я думала мы в Мейз, — сказала Бонни.

— Еще нет. Мейз отличается от этого места.

— И как?

— Хуже.

— Эта война, — сказал Джордж Хейдьюк ни к кому конкретно не обращаясь, — ее хотят забыть. Но я им не позволю. Я никогда не позволю этим сволочам забыть ее. — Он говорил как во сне, как лунатик, говоря не с собой, а с каменной тишью пустыни. — Никогда, — повторил он. — Никогда.

Остальные ждали. Когда продолжения не последовало, Бонни сказала Смиту:

— Ты думаешь, мы сможем найти воду? Скоро?

— Бонни, детка, она и сейчас недалеко. Мы найдем воду где-нибудь наверху, а если нет, то вода ждет нас на теневой стороне скалы Лизард Рок. Вода и пища.

— Как далеко?

— Что?

— Как далеко до Лизард Рок?

— Если в милях, то я затрудняюсь сказать, учитывая, что придется обходить эти каньоны. Кроме того, я не уверен, что мы выберемся из этого каньона на другом конце, потому, что там тоже может быть отвесная стена. Возможно нам придется вернуться и обследовать все края каньона.

— Мы попадем туда сегодня?

— Нет, — сказал Хейдьюк, глядя на песок между своими толстыми былыми коленями, обмотанными слоями грязного бинта, — никогда, — он почесал себе в паху, — никогда.

Смит молчал. Бонни посмотрела на него, ожидая ответа. Он покосился, нахмурился, скривился, почесал обожженную шею, повернул свои зеленые глаза вверх на стену каньона.

— Ну… — сказал он. Послышался звук крапивника.

— Ну?

— Ну, мне бы не хотелось обманывать тебя, Бонни.

— Не обманывай.

— Мы не попадем туда сегодня.

— Ясно.

— Может завтра к вечеру.

— Но мы найдем воду? Я имею в виду, скоро. В этом каньоне.

Смит слегка расслабился.

— Очень может быть, — он предложил ей свою флягу. — Сделай несколько хороших глотков. Там еще много воды.

— Нет, спасибо.

— Давай, давай, — он отвинтил пробку и дал ей флягу. Бонни выпила, вернула ему.

— Нам нужно подобрать наши рюкзаки.

— Возможно, — сказал Смит, — и если у нас получится, мы окажемся в ледяном мешке Фрай-Каньона у епископа Лава, ожидая фургона шерифа. И епископ Лав, этот сдвинутый сукин сын, в одном шаге от губернаторского кресла, как будто этот гад, из-за которого мы тут сидим, и который тут же распродаст штат, еще недостаточно оскотинился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что такие люди, как Лав и губернатор, не имеют совести. Они продадут родную мать углеразработчикам Экссон и Пибоди, если это им будет выгодно, и сделают из старушек нефть. Вот такие люди, малышка, заправляют штатом: христиане, как и я.

— Не позволить им, — пробормотал Хейдьюк. — Я не позволю.

Смит потянулся за шляпой.

— Нам надо идти, друзья, идти на север.