— Да нет, за шумом бульдозера не услышат. — Он потихоньку повёл машину между деревьями, не включая фар, только в свете звёзд, потом по главной лесной дороге, направляясь обратно на автостраду к Северному кряжу. Почувствовав, что отъехал достаточно, и опасность миновала, он включил фары и газанул. Хорошо отлаженный джип мягко заурчал и плавно понёсся вперёд.

— Ты в самом деле не знаешь, кто это был?

— Я правда не знаю, милая. Я сказал тебе всё, что знал. Зови его Кемосабе.

— Что это за имя?

— Это слово на языке индейцев пайюта.

— Что оно значит?

— Дурная башка.

— Это логично. Подходит. Я есть хочу. Накорми меня.

— Подожди, пока мы ещё немного отъедем от этой лесосеки.

— А кто был в том грузовике?

— Я не знаю, и не хотел болтаться вокруг, чтобы узнать, а ты? — Он решил уколоть её этим. — А ты, мой лихой караульный?

— Слушай, — сказала она, — ты тут по этому поводу не выступай. Ты велел мне быть при джипе — и я была. Ты хотел, чтобы я следила за дорогой, — я следила.

— Ладно, — сказал он.

— Ну так и заткнись.

— Ладно.

— И развлекай меня, мне скучно.

— Ладно. Вот кое-что для тебя, настоящая головоломка. Какая разница между Одиноким Рейнджером и Богом?

Бонни думала об этом, пока они ехали лесом. Она скрутила маленькую сигаретку и думала, думала, думала. Наконец сказала: — Что за глупая головоломка. Сдаюсь.

— Одинокий Рейнджер существует на самом деле.

— Не понимаю, — сказала Бонни.

Он потянулся к ней, обнял, усадил уютно рядом с собою. — Неважно.

20. Возвращение к месту преступления

Хейдьюк и Абцуг устроились на ночь незаконно (не получив даже разрешения на розжиг костра), в нарушение всех правил, вдали от автострады, у давно закрытой пожарной дороги под сенью осиновой рощи.

Они проснулись поздно, и он подал ей завтрак в постель. Пение птиц, солнечное сияние, и т. д., и т. п. После чего она сказала: — Теперь я бы не против чего-нибудь поесть.

Он повёз её в Норт Рим Лодж позавтракать. Это был поздний завтрак, состоявший из апельсинового сока, вафель с пеканом, яичницы-глазуньи, жареной картошки, ветчины, тостов, молока, кофе, ирландского кофе и веточки петрушки. Всё было чудесно. Хейдьюк вывел её на террасу, чтобы показать вид на высокий утёс над Гранд Каньоном реки Колорадо.

— Безупречно, — сказала она.

— Кто видел Гранд Каньон, — видел их все, — согласился он. Они поехали в Кейп Ройал, Пойнт Империал и, наконец, в Пойнт Саблайм, где они снова незаконно устроились на ночлег. Когда солнце вполне законно село (на западе), они заглянули вниз, в ущелье глубиною шесть тысяч футов по вертикали, в разверстый зев пропасти.

— По-моему, эта пропасть зевает, — сказал Хейдьюк.

— Я хочу спать, — ответила она.

— Господи, ещё ж только закат. Что с тобой?

— Я не знаю. Давай вздремнём немножко, прежде чем окончательно ложиться спать.

У них и правда был очень активный конец недели. Они снова прилегли, чтобы отдохнуть ещё немного.

Из глубоких, глубоких глубин, оттуда, снизу, ветер донёс плеск стремнины Буше, как дальние аплодисменты. Сухой ствол и пустые оболочки семян юкки трещали на ветру, на краю обрыва, под звёздами. Летучие мыши ныряли вниз головой, летали зигзагами, преследуя насекомых, мгновенно ускользавших от них, спасая собственную жизнь. Где-то в сумраке леса подала голос ночная птица. На фоне празднично-яркого закатного неба взлетали козодои, парили, и кружили, и ныряли внезапно за насекомыми, при этом крылья их издавали звук, похожий на далёкий рёв быка, когда они взвивались вверх после очередного нырка вниз головой. В глубине леса под тёмной сенью сосен одинокий дрозд позвал — кого? — серебристым высоким зовом флейты. Сосновый поэт. И тут же ему грубо ответила другая птица — клоун, ворон, коростель, — словно фермер сильно высморкался в кулак.

Они передавали её плацебо друг другу, туда и обратно, нарочито медленными — медленными — медленными движениями. Экстаз курильщика марихуаны. Я люблю тебя, Мэри Джейн.

— Слушай, — пробормотал Джордж В. Хейдьюк. Сердце его разрывалось, ум отказывался служить, переполненный всей этой чрезмерной красотой, любовью, нежностью, дурманом, закатом, прекрасным пейзажем, мелодичными звуками леса. — Знаешь, что я тебе скажу, Бонни?

— Что?

— Ты знаешь, мы не должны продолжать вести себя так. Ты знаешь?

Она подняла отяжелевшие веки. — Не должны продолжать — что?

— Не должны продолжать рисковать своими шеями, вот что. Они нас поймают, ты знаешь? Они меня убьют. Они будут вынуждены.

— Что? Кто? Кто это?

— Если мы будем продолжать. Мы можем поехать в Орегон. Я слышал, там есть человеческие существа. Мы можем поехать в Новую Зеландию, разводить овечек.

Она приподнялась на локтях. — Ты это мне говоришь? Ты что, с ума сошёл? Ты болен или что, Джордж? Сколько — дай мне сюда косяк — кто ты есть, в конце концов?

Его затуманенные наркотиком глаза смотрели на неё из дальних далей, тёмно-карие зрачки были огромными, как шашки. Как фишки. Грибы. Магические сморчки. Широкая порочная ухмылка медленно расплывалась на его лице, злобная, как волчий оскал в дымно-голубых сумерках.

— Люди зовут меня… — начал он; язык его был толст и неповоротлив, как клубень турнепса, — люди…

— Люди зовут тебя? — спросила она.

Он попытался ещё раз.

— Они зовут меня… человеки зовут меня… — Он положил палец на онемевшие губы. — Шшшшш… Кемо… сабе.

— Дурацкая башка?

— Да, — ответил он, кивая каменно-тяжёлой головой и счастливо улыбаясь. Он рассмеялся и снова утонул рядом с ней. Они погрузились оба, смеясь, развалившись на роскошном пуху её двойного спального мешка.

К утру он очнулся, снова был самим собою, грубым и льстивым, несмотря на то, что голова раскалывалась после марихуаны. — За работу, за работу, — ворчал он, поднимая её. — На этой неделе у нас три моста, железная дорога, карьер, электростанция, две плотины, ядерный реактор, один компьютерный центр, шесть строящихся автострад и одна смотровая площадка. Мы должны позаботиться о них. Подъём, подъём, подъём. Приготовь мне кофе, чёрт тебя побери совсем, или я отправлю тебя багажом обратно в Бронкс.

— Ты и ещё кто, красавец?

Они поехали на север, из национального парка в национальный лес. Собственность всех американцев, которой управляет для вас ваши друзья (Американская лесохозяйственная ассоциация) лесные рейнджеры. Их медведя Смоки уже убрали. В Джейкоб Лейк они остановились, чтобы заправить топливные баки, пополнить запасы пива (до нормы, говорит Хейдьюк) и отправить несколько обвиняющих почтовых открыток с картинками. И вперёд. Выехав из лесу, Хейдьюк повернул направо, вдоль моноклинали на восток, к красной, как Марс, пустыне долины Хаузрок. Довольные собою и миром, они ехали вниз по пустыне и вверх к плато Кайбито, и на юго-восток мимо Пейджа, чтобы посмотреть, как поживает железная дорога Чёрная гора — Лейк Пауэлл. Спрятав джип у дороги неподалеку от пересечения с каньоном Кайбито, они прошли пару миль пешком под умопомрачительным солнцем страны навахо. Они увидели железную дорогу издалека. Тщательно сориентировавшись, они прошли к высокой гладкой скале, с вершины которой с помощью бинокля можно было рассмотреть, как продвигается ремонт на мосту через каньон Кайбито.

— Электролинию уже восстановили, — отметил Хейдьюк.

— Дай посмотреть.

Она осмотрела в бинокль рельсы, ремонтный поезд, большой зелёный подъёмный кран, поднимающий двутавровые балки с платформы и укладывающий их на уже восстановленные береговые устои моста. Инженеры, технический персонал, рабочие суетились на строительной площадке, как муравьи. Опоры электролинии были восстановлены, сплеснённые провода уже висели над обрушенной частью моста, подавая высоковольтную энергию всем, кто в ней нуждался. Вагоны с углём, наваленные внизу друг на друга, как свалка негодного старья, ждали, когда их восстановят.