Ветер скачет по стране, и пыль

Вылетает из-под копыт.

Ветер скачет по степи, и никому

За быстроногим не уследить.

Но, как шибко он ни скакал бы,

Всё равно ему ни за что

Степь до края не перескакать,

Всю пустыню не пересечь.

Если он пройдет Павлодар

И в полынях здесь не запутается,

Если он взволнует Балхаш

И в рябой воде не утонет,

Если даже море Арал

Ему глаз камышом не выколет, —

Всё равно завязнут его копыта

В седых песках Кзыл-Куум! Ое-й!

Если в Иртыше человек утонет,

То его оплакивать остается.

Солнце ж множество множеств дней

Каждый день неизменно тонет,

Для того чтоб опять подняться

И сиять над нашею степью,

И сиять над каждой юртой

И над всем существующим сразу,

И сиять над нашей охотой!

Начинаем мы нашу охоту

Под рябым и широким небом,

Начинаем мы наш промысел

На степи, никем не измеренной.

Начинаем мы нашу погоню

Под высоким, как песня, солнцем,

Пусть сопутствуют нашей охоте

Ветер и удача совместно,

Пусть сопутствуют нашему промыслу

Еще раз удача и ветер,

Пусть помогут нашей погоне

Ветер, дующий на нас, и удача!

Так смотри же, молодой беркутенок,

Как нахохлился старый беркут,

Так смотрите, беркуты наши, зорко —

Вы охотники и мужчины!

Оба вы в цветных малахаях,

Остры ваши синие клювы,

Крепки ваши шумные крылья,

И хватаетесь вы когтями

За тяжелую плеть хозяина.

Так смотрите, беркуты наши, зорко —

Над полынями кружит коршун.

Вы не будьте ему подобны:

Не охотник он, а разбойник;

Лысый хан прожорливых сусликов

Беркутам нашим не товарищ!

Вон взметнулась наша добыча,

Длинная старая лисица,

Чернохребетная, огневая

И кривая на поворотах.

Вон, как огонь, она мчится быстро.

Не давайте огню потухнуть!

Горячите коней, охотники!

Окружайте ее, охотники!

Выпускайте беркутов в небо!

Мы забыли, где Каркаралы,

Мы забыли, где наш аул,

Мы забыли, где Павлодар.

Не четыре конца у степи, а восемь,

И не восемь, а сорок восемь,

И не столько, во много больше.

И летит молодой беркутёнок Малахаем,

сброшенным с неба;

И проносится старый беркут,

Как кусок веселого дыма;

И проносимся все мы сразу —

Ветер, птицы, удача, всадники —

По курганам за рыжим пламенем.

Мы настигли свою добычу,

Мы поймали ее: лисица

Мчится с беркутом на загривке,

Мчится двадцать аршин и падает,

И ноздрями нюхает землю.

Ой, хорош молодой беркутёнок!

Научил его старый беркут.

Эй, хорош ты, дующий ветер!

Ты помог нам выследить зверя.

И привязывают охотники

К поясу пламя рыжее.

Замело станицу снегом — белым-бело.

Путался протяжливый волчий волок,

И ворон откуда-то нанесло,

Неприютливых да невеселых.

Так они и осыпались у крыльца,

Сидят раскорячившись, у хозяина просят:

«Вынеси нам обутки,

Дай нам мясца, винца…

Оскудела сытая

В зобах у нас осень».

А у хозяина беды да тревоги,

Прячется пес под лавку —

Боится, что пнут ногой,

И детеныш, холстяной, розовоногий,

Не играет материнскою серьгой.

Ходит павлин-павлином

В печке огонь,

Собирает угли клювом горячим.

А хозяин башку стопудовую

Положил на ладонь —

Кудерь подрагивает, плечи плачут.

Соль и навар полынный

Слижет с губ,

Грохнется на месте,

Что топором расколот,

Подымется, накинет буланый тулуп

И выносит горе свое

На уличный холод.

Расшатывает горе дубовый пригон.

Бычьи его кости

Мороз ломает.

В каждом бревне нетесаном

Хрип да стон:

«Что ж это, голубчики,

Конь пропадает!

Что ж это — конь пропадает. Родные!» —

Растопырил руки хозяин, сутул.

А у коня глаза темные, ледяные.

Жалуется. Голову повернул.

В самые брови хозяину

Теплом дышит,

Теплым ветром затрагивает волоса:

«Принеси на вилах сена с крыши».

Губы протянул:

«Дай мне овса».

«Да откуда ж?! Милый! Сердце мужичье!

Заместо стойла

Зубами сгрызи меня…»

По свежим полям,

По луговинам

По-птичьи

Гриву свою рыжую

Уносил в зеленя!

Петухами, бабами в травах смятых

Пестрая станица зашумела со сна,

О цветах, о звонких пегих жеребятах

Где-то далеко-о затосковала весна.

Далеко весна, далеко, —

Не доехать станичным телегам.

Пело струнное кобылье молоко,

Пахло полынью и сладким снегом.

А потом в татарской узде,

Вздыбившись под объездчиком сытым,

Захлебнувшись

В голубой небесной воде,

Небо зачерпывал копытом.

От копыт приплясывал дом,

Окна у него сияли счастливей,

Пролетали свадебным,

Веселым дождем

Бубенцы над лентами в гриве!..

…Замело станицу снегом — белым-бело.

Спелой бы соломки — жисти дороже!

И ворон откуда-то нанесло,

Неприветливых да непригожих.

Голосят глаза коньи:

«Хозяин, ги-ибель,

Пропадаю, Алексеич!»

А хозяин его

По-цыгански, с оглядкой,

На улку вывел

И по-ворованному

Зашептал в глаза:

«Ничего…

Ничего, обойдется, рыжий.

Ишь, каки снега, дорога-то, а!»

Опускалась у хозяина ниже и ниже

И на морозе седела голова.

«Ничего, обойдется…

Сено-от близко…»

Оба, однако, из этих мест.

А топор нашаривал

В поленьях, чисто

Как середь ночи ищут крест.

Да по прекрасным глазам,

По карим

С размаху — тем топором…

И когда по целованной

Белой звезде ударил,

Встал на колени конь

И не поднимался потом.

Пошли по снегу розы крупные, мятые,

Напитался ими снег докрасна.

А где-то далеко заржали жеребята,

Обрадовалась, заулыбалась весна.

А хозяин с головою белой

Светлел глазами, светлел,

И небо над ним тоже светлело,

А бубенец зазвякал

Да заледенел…