«Незаметным подкрался вечер…»
Незаметным подкрался вечер,
Словно кошка к добыче,
Темных кварталов плечи
В мутном сумраке вычертил.
Бухта дрожит неясно.
Шуршат, разбиваясь, всплёски.
На западе темно-красной
Протянулся закат полоской.
А там, где сырого тумана
Еще не задернуты шторы,
К шумящему океану
Уплывают синие горы.
Кустами яблонь весенних
Паруса раздувает ветер.
Длинные шаткие тени
Лапами в небо метят.
БУХТА
Бухта тихая до дна напоена
Лунными, иглистыми лучами,
И от этого, мне кажется, — она
Вздрагивает синими плечами.
Белым шарфом пена под веслом,
Темной шалью небо надо мною…
Ну о чем еще, скажи, о чем
Можно петь под этою луною?
Хоть проси меня, хоть не проси
Взглядом и рукой усталой,
Всё равно не хватит сил,
Чтобы эта песня замолчала.
Всё равно в расцвеченный узор
Звезды бусами стеклянными упали…
Этот неба шелковый ковер,
Ты скажи, не в Персии ли ткали?
И признайся мне, что хорошо
Вот таким, без шума и ошибок,
Задевать лицом за лунный шелк
И купаться в золоте улыбок.
Знаешь, мне хотелось, чтоб душа
Утонула в небе или в море
Так, чтоб можно было вовсе не дышать,
Растворившись без следа в просторе.
Так, чтоб всё растаяло, ушло,
Как вот эти голубые тени…..
Не торопится тяжелое весло
Воду возле борта вспенить…
Бухта тихая до дна напоена
Лунными, иглистыми лучами,
И от этого, мне кажется, — она
Вздрагивает синими плечами.
РЮРИКУ ИВНЕВУ
Прощай, прощай, прости, Владивосток.
Прощай, мой друг, задумчивый и нежный…
Вот кинут я, как сорванный цветок,
В простор полей, овеянных и снежных.
Ты проводил и обласкал меня,
Как сына, наделил советом.
В невзгодье, в мрак, иль на рассвете дня —
Я не забуду никогда об этом!
Я не хочу на прожитое выть, —
Но жду зарю совсем, совсем иную,
Я не склоню мятежной головы
И даром не отдам льняную!
Прощай, мой друг! Прощай, прощай, поэт.
Я по душе киргиз с раскосыми глазами.
Вот потому и искренен привет,
Вот потому слова — про многое сказали.
Прощай, мой друг! Еще последний взгляд.
Туман тревожно мысли перепутал.
В окне мелькают белые поля,
В уме мелькают смятые минуты…
ТАМ, ГДЕ ТЕЧЕТ ИРТЫШ
Под солнцем хорошо видна
У берегов цветная галька.
Свой гребень подняла волна
Крылом нацелившейся чайки.
Шумят листвою тальники,
Но справиться с собой не в силе
На неокрепшие пески
Густые космы распустили.
Ой, звонок на ветру Иртыш!
На поворотах волны гибки.
В протоках медленных камыш
Зеленые качает зыбки…
Здесь в сорок лет не перебить
От корма ожиревшей птицы,
И от Алтая до Оби
Казачьи тянутся станицы.
По тем становищам реки
Не выжжены былые нравы,
Буянят часто казаки,
Не зная никакой управы.
Старинным праздником блинов,
Известной масленицей пряной,
Здесь перегон не одного
Роняет помертвелым с санок.
И на отцовских лошадях
Мальчишек озорные шайки
Съезжаются. И не шутя
Замахиваются нагайкой.
Не в меру здесь сердца стучат,
Не в меру здесь и любят люди,
Под тонкой кофтой у девчат
К четырнадцати набухают груди.
Ой, звонок на ветру Иртыш!
На поворотах волны гибки,
Под этим ветром не остыть
Лица рыбацкого улыбке.
Вода под веслами кипит,
Над головою — лентой птицы.
От гор Алтая до Оби —
Казачьей вольницы станицы.
РЫБАКИ
Очень груб он, житель приозерный
Сивоусый, кряжистый рыбак.
Крючья рук — широких и проворных —
И цигарка длинная в зубах.
Ездит в город он за солью и за хлебом,
За кирпичным чаем и крупой.
И по праздникам расчесывает гребнем
Волосы на голове в пробор.
На вечерках, разомлев, в угаре
Пьет из чашки самогонный спирт
И потом на неуклюжих нарах
До рассвета непробудно спит…
Рыбаки — известные буяны,
Это знает весь Зайсан, —
Словно птицы — бабьи сарафаны,
Как пойдут по горенке плясать.
В темных сенцах, где разложен невод,
Как закружит, зашумит гульба,
С хрустом жмут ширококостных девок
И грудастых, мягкотелых баб.
Пьяные рыбацкие артели —
Ярые охотники до драк.
Не стерпеть, коли наметит в челюсть
Волосатый, жилистый кулак.
И недаром по окрестным селам
Старики на лавочках ворчат:
«Срам какой-от… Озорная голыдь
Перепортила кругом девчат!»
Каждый день раскидывают сети,
Каждый день корзины полны рыб.
Здесь по-взрослому серьезны дети
И по-детски взрослые хитры.
Но слова раскачивают мерно
За столом, когда идет дележ,
Потому, что знают все, наверно,
Что у каждого семья и нож.
Горячащее, как корень женьшень,
Здесь немудро спрятанное зло.
И молитвы суеверных женщин —
За хороший ветер и улов.
В час, когда вонзаются, как когти,
Зоревые, ранние огни,
Сапоги пахучим мажет дегтем
И затягивает у колен ремни.
…Вместе с лодкой движется работа,
Остроносое блестит весло.
У шестов высоких переметов
Много пятен солнечных легло.
Вдалеке сиренево и сине…
При безветрии Зайсан красив.
И в зеленой вымокшей корзине
Шевелятся жирные язи.
К камышовым, водяным просторам
Он мальчишкою еще привык.
Ишь, как руки двигаются скоро
За дрожаньем тонкой бечевы!
…А ночью неуклюжею лапой,
Привыкшей лишь к грузу сетей,
Ищет женщину, рыбьим запахом
Пропитанную до костей.
……………………………………………..
Освещенная бледным светом,
Протянувшаяся к горизонту ширь,
И звезды — золотыми монетами
Рассыпанные в камыши,
И луна — словно желтый гребень,
Запутавшийся в волосах.
…Спит таким спокойным и древним
Затаивший звонкость Зайсан.