Чем-то оно привлекало, это лицо, хотя красивым я бы его назвать остерегся. Силой, наверно, оно привлекало, а не красотой: сила угадывалась во всем, даже если не знать, почему оказался паспорт в архивном судебном деле. Но я-то знал! Лицо выделялось необщим выражением. Незаурядное было лицо...

Из показаний Светланы Гороховой

«...Мы встречали старый Новый год у Лени и Светы Тимаковых. Света — моя школьная подруга, мы дружили с третьего класса. Чтобы не спутать, ее звали Светка-маленькая, а меня Светлана-большая. Меня никогда не звали ни Светой, ни Светкой, только Светланой. Тимакова сосватала меня с обоими мужьями...

...На Бориса Петрушина я сначала не обратила никакого внимания. Он был самый незаметный из всех гостей, сидевших за столом. В отличие от остальных он не произнес ни одного тоста и не рассказал ни одного анекдота. По-моему, он вообще рта не открыл. Мне даже показалось, что он случайно попал в чужую компанию... Борис сам подошел ко мне и попросил номер моего телефона. Я очень удивилась такой «застенчивости» и напомнила, что замужем и что муж находится рядом. Телефон я не дала, но на следующий день Борис мне позвонил...»

Из показаний Тимакова Леонида Викторовича, 28 лет, инженера проектного института

«...Моя жена Света чувствовала себя виноватой за неудачный брак своей подруги Светланы Гороховой. Косвенно в этом был виноват и я, потому что Вадим, муж Светланы, жил в нашем подъезде, они познакомились, как говорится, с моей подачи... Вскоре жена сказала мне, что Светлана, скорее всего, разведется, но пока ее нужно познакомить с кем-то, чтобы она могла встречаться... Она утверждала, что Светлана плохо разбирается в людях, так как получила дома «тепличное воспитание»... Тогда я вспомнил об одном парне, он тоже инженер, работает в смежном институте, мы познакомились с ним за городом в общем походе выходного дня, потом несколько раз участвовали как соперники в спортивных соревнованиях по волейболу между нашими институтами. Он производил впечатление серьезного и вежливого человека и вроде бы еще не был женат... Он очень удивился, когда я, не объясняя причин, позвал его встречать с нами старый Новый год, но отказываться не стал и даже пришел первым из гостей... Я был очень удивлен, узнав, что он встретился со Светланой уже на следующий день...»

Нам надо вернуться на пять лет назад, чтобы найти рубеж, с которого мы начнем следить за судьбой Светланы Гороховой. Точнее, за тем, как она сама создавала свою судьбу.

Итак, Светлане еще девятнадцать. Она — студентка пединститута. Химический факультет. Вуз отнюдь не престижный. Даже наоборот. Факультет — один из труднейших. Учится хорошо, но мысли совсем о другом.

О том, кого нет. Пока еще нет. Но очень хочется, чтобы он был. Иные подруги давно уже замужем. Давно — значит год. Хотя бы полгода. Или выйдут вот-вот... У нее — нет никого. Ослепительная стать, гордая осанка, острый язык не столько к себе привлекают, сколько отпугивают. «Сразу видно — с такой непросто» — я нашел эту фразу в одном из свидетельских показаний. А ведь хочется, чтобы — просто. Барьеров хватает и так. Лишние ни к чему.

Из показаний Светланы Гороховой

«...Мой первый муж Скачков Вадим был соседом по лестнице Лени Тимакова. Со слов Лени Света ручалась, что Вадим будет для меня настоящим мужем и что он, однажды меня увидев, сразу влюбился. И что это все по-серьезному, а не просто так. Кроме того, меня по молодости и глупости привлекало ее предложение сыграть общую свадьбу под кодовым названием «Пир на весь мир» (так мы таинственно приглашали гостей: «Просьба посетить пир на весь мир»).

И я отказала молодому человеку, которого нашла мне мама, его фамилия, кажется, Ларичев или Ларионов; он врач, хирург, готовился к двухгодичной поездке в Африку для работы, кажется, в больнице или в каком-то институте. Я послушалась Свету, отказалась от этого брака ради Вадима, это был самый роковой шаг в моей жизни, с него начались все неприятности.

Меня привлекало, что Вадим высокий, широкоплечий, спортсмен-разрядник; мне показалось, что это мужчина, о котором мечтает каждая женщина, — сильный, надежный, уверенно идущий по жизни, есть на кого опереться, всегда выручит, защитит. Но вскоре наступило полное разочарование.

Имея современную профессию инженера по электронно-вычислительным машинам, Вадим не мог самостоятельно устроиться на приличную работу. Или условия были неподходящие, или в двух часах езды от дома. К тому же дома, в смысле квартиры, у него не было тоже (с матерью и отцом ютился в двухкомнатной смежной), так что он бросил якорь у нас. Ему бы искать работу, а он сшивался дома целыми днями, чинил электропроводку или мастерил, хотя эту работу за десятку сделает любой монтер, а инженера, по-моему, не тому учили. Сел на шею моим родителям, которые включились в поиск работы для зятя, а у них в этой среде нет никаких знакомств, приходилось налаживать новые связи. Моя мать — крупный работник, у нее дел по горло с утра дотемна, но она занималась такой ерундой, чтобы помочь дочери устроить свою жизнь. И это после того, как дочь не послушалась ее совета и пошла поперек...

В довершение ко всему Вадим скрыл от меня свои болезни. Он постоянно посещал врачей, ездил в санатории, на танцах быстро уставал, и, чтобы его не травмировать, я отказывала другим, а мне было только девятнадцать, мне так хотелось радоваться жизни, а не превращаться в сиделку. Ведь если бы он честно предупредил заранее, я бы сто раз подумала! Я же не декабристка! А он обманул. Это, по-моему, некрасиво. Ведь он знал, что я пошла за него не по безумной любви, когда девушка готова хоть за хромым и слепым даже на край света, нам это хорошо известно по литературе и по истории. Нет, с Вадимом у меня был всего-навсего разумный брак, не расчетливый, а именно разумный. Я уважала своего мужа, хотела создать настоящую, крепкую семью, но вскоре поняла, что такой семьи у меня с ним не получится, и вынуждена была отказаться от ребенка... По-моему, мужчина, если у него есть хоть капля самолюбия, должен уметь понимать женщину и делать необходимые выводы. Но Вадим никаких выводов не делал...»

Когда я приехал в народный суд читать это дело, оказалось, что судья Мастерков, под чьим началом оно было заслушано, накануне ушел в отпуск. Точнее — «догуливать»: осталось у него от летнего отдыха еще несколько дней!

И все-таки мне повезло. Я встретил Галину Ивановну Дудко — одного из двух заседателей, принимавших участие в этом процессе. Назвать ее человеком, умудренным жизненным опытом, было, пожалуй, еще рановато: Галине Ивановне нет пока тридцати. Зато она обладала другим преимуществом: возможностью судить о поступках и о мотивах, обусловивших эти поступки, с позиций того же самого поколения. С позиций сверстников.

Галина Ивановна и обратила мое внимание на одну любопытную деталь: следствию Вадим Скачков показания дал, а от явки в суд уклонился, хотя слушание дела дважды откладывалось. Каждый раз у Скачкова находились уважительные причины. Переносить процесс в третий раз суд не стал.

Из показаний на следствии Скачкова Вадима Степановича, 27 лет, инженера научно-исследовательского института

«...Наши отношения с женой стали расклеиваться вскоре после свадьбы. Я ощущал ее недовольство, хотя она его вслух не высказывала. Вдруг куда-то исчезли ее спокойствие и невозмутимость, она стала раздражительной, бурно реагировала по пустякам... Получалось, что я всегда не прав и всегда буду неправым...

Я просил ее не тянуть меня чуть ли не каждый день на разные вечеринки. Поначалу она решила, что я просто зануда, какой-то преждевременный дед. А это совсем не так. Мне очень весело на таких вечеринках, если, конечно, встречаются симпатичные люди, и я очень люблю танцевать, но, к сожалению, это для меня почти недоступно.