И опять голубая гладь моря открылась перед ним. Он уже был почти у самой базы, когда увидел поднявшийся в воздух вертолет марки В107А со знакомым номером из шести арабских цифр: первая означала год выпуска, вторая — тип летательного средства, третья — боевое предназначение, три последние — бортовой номер.

Вертолет сделал большой круг над заливом и оказался в опасной близости от только что взлетевшего самолета с опознавательными знаками ВВС США. «Что же он делает?» — вырвалось у Яманэ, В этот момент вертолет взорвался.

Капитан второго ранга Катаока мельком выглянул в окно диспетчерской вышки. Поручение было выполнено: последние, кто знал о пассажирах «Эндрю Макферсон», последовали за экипажем американской подводной лодки. Теперь все они в пучине морской.

По обе стороны от спикера палаты представителей на возвышении установлен ряд кресел для министров. Премьер-министр располагается справа от спикера, его заместитель — слева. Поближе к главе правительства усаживаются министры иностранных дел и финансов, генеральный секретарь кабинета. Министерский ярус кресел неофициально называется «хинадан» — полка с куклами, по аналогии с куклами, которые выставляются в домах третьего марта, в день девочек. Такие наборы кукол — непременная принадлежность семьи. Вот и министры сидят в своих креслах точь-в-точь как куклы.

Инспектор Акидзуки стоял в пустом зале для заседаний палаты представителей. Прикрыв глаза, инспектор представил себе зал, полный людей (палата представителей насчитывает пятьсот одиннадцать человек). Консервативная партия — в левой части зала. На передних рядах — депутаты, начинающие свою парламентскую карьеру. На задних — руководители фракций, бывшие министры. Посредине — партийные функционеры, чья роль — дирижировать действиями парламентариев-консерваторов.

Справа — депутаты от оппозиции. Где-то там было кресло Нирадзаки. Обличения Нирадзаки ни к чему не привели. Люди, определявшие судьбу страны, шли дальше, неугомонный депутат не мог им помешать.

«Я много раз говорил ему, что один в поле не воин, — услышал Акидзуки голос бывшего адвоката Эдогава. — Мои друзья, которые могли бы вместе с ним провести расследование ракетно-ядерной программы, казались ему чересчур красными. Что делать, предрассудки живучи. В одиночку он ничего не сумел сделать, хотя мог многое. Зато убить его оказалось проще простого. Вы никогда не найдете его убийц. Ни ваше начальство, ни их политические хозяева не хотят, чтобы убийцы нашлись. Ведь преступников следует искать на самом верху нашей политической системы. Подумайте об этом, инспектор».

Акидзуки сунул руки в карманы и стремительно двинулся к выходу. Он шел между рядами пустых кресел, которые, казалось, внимательно следили за каждым его шагом. Скорее уйти отсюда! И Акидзуки сначала тихо, а потом громче, не боясь пугающей тишины зала и оставшейся за спиной полки для кукол, стал читать нараспев танка Какиномото Хитомаро:

Они сидели в подвале предназначенного на снос дома, пили водку. Точнее, пили двое. Интеллигент лишь пригубливал да наливал. Дружки, «взявшие» где-то золотую церковную утварь, пригласили его для разговора, он слушал их рваную, порой бессмысленную речь и ждал. Увидев золото, он понял, что оно будет принадлежать ему, а дружки свой многогрешный жизненный путь закончили. Теперь вопрос, как осуществить принятое решение. Конечно, лучше всего их из этого подвала не выпускать.

Преступники не знали путей реализации золота, потому и обратились к Интеллигенту, предложив положенную треть.

Интеллигент был уверен, что уже объявлен розыск. В стране сбыть ничего не удастся. Да и треть его не устраивала. Он вроде бы задумался, начал лениво торговаться. Дружки нервничали, объяснили: за ними сторож, который остался там, на месте, а впереди у них — вышка, мол, надо торопиться. И тут они совершили последнюю ошибку, показали полуржавый ТТ, который и был виновным в смерти сторожа. Интеллигент сказал, что, мол, его мажут в «мокрое», вырвал пистолет как единственную улику, стал искать, куда его выбросить, и дважды выстрелил.

Стакан, из которого он пил, Интеллигент вымыл и ушел к своей временной сожительнице решать извечно сложный вопрос, как жить дальше.

Рельсы пересекались, электровоз мягко вздрагивал, переходя с одного пути на другой. Ажурная металлическая арка медленно наплывала, и все крупнее и четче становились буквы на ее своде: СССР.

Состав, нырнув под арку, покатился вдоль перрона, на котором на равных интервалах стояли молодые, подтянутые пограничники. Состав вздрогнул и остановился, пограничники одновременно вспрыгнули на площадки.

Казалось бы, что может быть скучнее и однообразнее службы на КПП? Для непосвященных расшифруем — контрольно-пропускной пункт. Застава? Это совсем другое дело. Множество фильмов о службе советских пограничников на заставах, дорогу которым открыл незабываемый «Джульбарс». Если за два года службы на пограничной заставе и не будет попытки прорыва границы, то на учениях, в секретах, на постоянных обходах-проверках контрольной полосы скучать не дадут.

А что на КПП? Здравствуйте, пограничный контроль! Прошу предъявить документы. Да и просить не надо, каждый приезжающий или уезжающий, увидев пограничника, знает, что надо предъявить паспорт. Через КПП какой диверсант полезет? Если он из психушника сбежал?

Скучное и однообразное это дело — служба на КПП. Однако случается! А если приглядеться и знать, что случиться может в любой непредсказуемый момент, то выяснится, что все есть у пограничников на КПП: и ежедневные тренировки, и постоянный самоконтроль, и напряжение, вызванное огромной ответственностью.

Открылась дверь купе международного вагона, молодой пограничник козырнул и сказал:

— Здравствуйте! Пограничный контроль... Прошу предъявить документы...

Ему протянули паспорт, пограничник взял его и посторонился, пропуская в купе своего начальника, капитана Бравина. Бравин быстро оценил обстановку, понял, что все в порядке, его помощь не требуется, и пошел дальше. Проверка документов проходила быстро, молодые, подтянутые ребята с бесстрастными лицами, возможно, кому-нибудь напоминали отлаженностью своих движений роботов. Но такой «наблюдатель» ошибается, это были советские воины, корректные, внимательные, успевающие не только проверить подлинность документов...

Старший пограничного наряда капитан Олег Бравин шел вместе со своими солдатами к зданию вокзала. Олег выглядел моложе своих двадцати восьми лет, чуть выше среднего роста, в плечах неширок, но фигурой крепок, форма на нем сидела безукоризненно, и был он свежим, словно не заканчивал с нарядом длительную, утомительную смену, а входил в праздничный день в помещение офицерского клуба.

Солдаты, поглядывая на Бравина, невольно поправляли одежду, подтягивались.

— Когда варшавский, Олег Сергеевич? — спросил кто-то.

— Опаздывает, Комов, — не оглядываясь, ответил Бравин. — Вы даже успеете вымыть руки, а то походите не на пограничника, а на трубочиста.

Солдаты сдержанно рассмеялись, а Комов, оправдываясь, сказал:

— Так не вытирают поручни, товарищ капитан.

Рядовой Василий Трофимов, москвич, острослов и заводила, поймал на себе ожидающие взгляды товарищей и понял, что пора солировать.

— За что же вы так, товарищ капитан? — начал он задушевно.

Солдаты прислушивались, а Бравин чуть заметно улыбнулся, ожидая продолжения.