По заказам секретной разведывательной службы в Калифорнийском университете полным ходом шли исследовательские работы в области генной инженерии. В штабе ходили слухи, что Пентагон требует от ученых «выведения» особой человеческой особи, стойкой к воздействию любых климатических факторов, химического и биологического оружия.

Одновременно находящаяся там же, в Калифорнии, в Сан-Диего, лаборатория нейропсихологии военно-морского флота получила дополнительные ассигнования для продолжения работы с преступниками, отбывающими наказание в военных тюрьмах. По просьбе Пентагона власти некоторых штатов передавали в распоряжение лаборатории убийц, приговоренных к смертной казни. Офицеры разведки отбирали молодых, физически развитых парней, они, ошалев от счастья, с готовностью соглашались на все, что им предлагали офицеры ВМС.

В лаборатории в Сан-Диего опытные психиатры искусно стимулировали в них преступные наклонности. Им показывали специально отснятые для них кровавые фильмы, заставляя вживаться в атмосферу насилия. Они должны были научиться убивать, не испытывая при этом никаких чувств, У специалистов сан-диегской лаборатории был большой опыт. Еще в начале семидесятых годов они отбирали людей с преступными наклонностями из числа подводников, десантников, готовили их и по заказу ЦРУ отправляли в распоряжение посольств — местные резидентуры использовали их в так называемых «операциях по ухудшению здоровья». Так в семидесятые годы аппарат ЦРУ именовал политические убийства.

Гейтс самолично извлек Микки Рицци из тюрьмы штата Вашингтон, где тому предстояло отбыть срок, значительно превышающий среднюю продолжительность человеческой жизни.

В Форт-Брагге Микки Рицци был одним из лучших учеников.

Капитан второго ранга Катаока начал свой день с того, что отправился в сектор информации. Случайно услышанный им вчера разговор братьев Яманэ в ресторане насторожил разведчика. А что, если Сэйсаку Яманэ проболтался? В таком случае первой полетит голова Катаока.

В электронную память компьютеров специальных служб вносились всевозможные данные о японцах: сведения о семейном положении, доходах, покупках, состоянии здоровья, работе, поездках за границу и внутри страны, политических взглядах и телефонных разговорах.

Составление справки о Сэйсаку Яманэ не потребовало много времени. Катаока получил даже фотографии его близких родственников и без труда узнал на одной из них вчерашнего собеседника Сэйсаку. Больше всего поразило Катаока, что Яманэ были сыновьями капитана рыбацкого судна «Никко-мару», потопленного американской подводной лодкой «Эндрю Макферсон».

После разговора с Эдогава покойный депутат парламента от оппозиционной партии предстал перед Акидзуки в новом свете.

Нирадзаки был динамичным и способным политическим деятелем. В избирательном округе Нирадзаки неизменно выражали доверие, даже в те годы, когда его партия стремительно теряла престиж и поддержку в стране. Нирадзаки делал все, что в его силах, для выполнения пожеланий избирателей, особенно в сфере благоустройства, строительства дорог, мостов.

Взгляды бывшего лейтенанта императорского военно-морского флота претерпели после войны поразительную политическую эволюцию. Он отказался от слепого поклонения императору и идеи Великой Японии. Он был одним из самых резких критиков «сил самообороны» и японо-американского «договора безопасности».

У него были большие связи в разных слоях общества, и к нему стекалась различная информация о том, что происходит в вооруженных силах. Он был в курсе подготовки так называемого «чрезвычайного законодательства», предусматривающего переход всей власти в руки военных в случае начала войны. Ему стало известно и о попытке группы молодых офицеров совершить государственный переворот.

— Но дело состояло в том, что выступления Нирадзаки, даже когда он располагал доказательствами, — говорил Годзаэмон Эдогава, — ни к чему не приводили. Напротив, на его глазах «силы самообороны» превратились в мощную армию. Особенно его удручала меняющаяся обстановка в стране. Люди свыклись с существованием вооруженных сил, многие стали считать, что армия и в самом деле необходима.

История с попыткой военного переворота, которая обернулась в результате против самого Нирадзаки (его информатор, арестованный и запуганный армейской контрразведкой, показал, что обманул депутата, сообщил ему заведомо ложные сведения), сильно подействовала на него. Он просто заболел.

Инспектор Акидзуки, поначалу считавший разговор с Эдогава просто неформальным допросом свидетеля, понемногу проникался сочувствием к покойному Нирадзаки, сохранившему в насквозь коррумпированном мире политики какие-то идеалы. Акидзуки ознакомился с финансовыми делами депутата: тот жил, строго укладываясь в рамки получаемого им в парламенте вознаграждения.

— А не готовил ли Нирадзаки какое-то новое разоблачение? — спросил Акидзуки.

На этот вопрос адвокат, уведя разговор в сторону, не ответил. Рассказав еще два-три малозначительных эпизода из жизни Нирадзаки, Эдогава предложил инспектору снова полюбоваться на маски Но.

— Каждую минуту маски приобретают новое выражение. Если у маски есть душа, она живет, но если души нет, она покрывается пылью и грязью, — говорил Эдогава. — Каждый раз, когда я рассматриваю их, мне кажется, что это совсем новые маски и я никогда не видел их прежде. Сейчас маски для Но изготавливаются поточным методом, на станках, и в них нет души.

Эдогава умолк. Он выбрал маску, изображающую лицо женщины, — гладкая кремово-белая краска поверх хиноки, белой древесины японского кедра.

— Она мне нравится. Когда я закончил ее, то был очень доволен. Я вырезал ее в плохом настроении, и работа вылечила меня. Маска радует, как собственный ребенок.

Акидзуки простился с адвокатом. Маски, которые вначале так понравились ему, потеряли вдруг свое очарование.

Инспектор уже стоял в дверях, когда Эдогава остановил его:

— Подождите минуту.

Он скрылся во второй комнате, где Акидзуки не был. Послышался лязг ключей, и Эдогава вышел в переднюю с небольшим конвертом:

— Посмотрите эти материалы. Мой друг Нирадзаки очень интересовался ими. Если у вас возникнут вопросы, звоните. — Эдогава захлопнул дверь.

В конверте инспектор Акидзуки обнаружил ксерокопию некоего документа, повествующего об уничтожении после войны запасов химического оружия бывшей императорской армии.

Подполковник Гейтс растерянно разглядывал пустой бумажник: на том конце провода сотрудница токийского представительства авиакомпании «Пан-Американ» терпеливо ждала, пока забывчивый пассажир отыщет свой билет, чтобы она могла занести его в списки. Но билет не находился. Гейтс извинился и повесил трубку. Он методично просмотрел все вещи в чемодане и в стенном шкафу и убедился: билет пропал, а вместе с ним и все дорожные чеки — возить с собой большие суммы наличными он не любил. Он всегда поступал так, как его научили в консульском управлении государственного департамента — в комнате 6811, где давали следующие советы: чеки брать на небольшие суммы — в пределах сорока долларов. В случае кражи банк сразу аннулирует их. Сделать фотокопии паспорта, кредитных карточек и чеков. Иметь две паспортные фотографии — ближайшее американское консульство выдаст дубликат, что обойдется всего в сорок два доллара. Гейтс застраховал багаж на три тысячи долларов, уплатив восемь долларов за тысячу, и имел перечень украденных у него чеков. Финансовая сторона дела его мало беспокоила: по телексному запросу его банк переведет в Японию нужную сумму. Но когда и как его сумели обворовать? Чеки, билет и паспорт лежали в потайном кармане пиджака, который он снимал только у себя в номере. Страх, развеявшийся утром, вновь охватил его. Гейтс вызвал такси и отправился в американское посольство. Там он попросил консульского чиновника связаться с полицией по поводу кражи, а военно-морского атташе — отправить его домой на американском военном самолете.