Погрузившись в эти размышления, Марчелло вздрогнул, услышав свое имя, выкрикиваемое служащим гостиницы, который быстро шел по вестибюлю. В какой-то момент он даже подумал, из-за французского произношения его фамилии, что зовут не его. Однако "мсье Клэриси" относилось к нему, и Марчелло стало противно, когда он, притворяясь, будто поверил, что ищут кого-то другого, попытался представить себе этого другого: его лицо, облик, одежду. Тем временем служащий, удаляясь по направлению к залу, где стояли письменные столы, продолжал звать его. Марчелло встал и направился к телефонной кабине.
Он взял трубку, лежавшую на полочке, и поднес ее к уху. Звонкий, слегка певучий женский голос спросил по- французски, кто говорит. Марчелло ответил тоже по-французски:
Я итальянец… Клеричи, Марчелло Клеричи… я хотел бы поговорить с профессором Квадри.
— Он очень занят… не знаю, сможет ли он подойти… Вы говорите, вас зовут Клеричи?
— Да, Клеричи.
— Погодите минутку.
Было слышно, как трубку положили на стол, потом донесся шум удаляющихся шагов, и наступила тишина. Марчелло ждал долго, полагая, что новый шум шагов известит о возвращении женщины или появлении профессора. Но неожиданно в трубке зазвучал голос Квадри, возникнув без предупреждения из глубочайшей тишины:
— Квадри слушает… кто говорит?
Марчелло торопливо объяснил:
Меня зовут Марчелло Клеричи… я был вашим студентом, когда вы преподавали в Риме… мне бы хотелось повидаться с вами.
Клеричи? — в сомнении повторил Квадри. Потом, через мгновение, решительно: — Клеричи… не знаю.
Да нет же, профессор, — настаивал Марчелло, — я приходил к вам за несколько дней до того, как вы оставили преподавание… хотел посоветоваться с вами по поводу диплома.
Погодите, Клеричи, — сказал Квадри, — я совсем не помню вашего имени… но это не значит, что вы не правы… и вы хотите увидеться со мной?
— Да.
— Почему?
Без всяких причин, — ответил Марчелло, — просто я был вашим учеником и в последнее время много слышал о вас… я хотел повидать вас, вот и все.
Ну что ж, — сказал Квадри, уступая, — приходите ко мне домой.
— Когда?
Да хоть сегодня… днем… после обеда… приходите выпить кофе, около трех.
Я должен сказать вам, — произнес Марчелло, — я в свадебном путешествии… можно мне привести жену?
— Разумеется… конечно… до скорого.
Профессор положил трубку, и Марчелло, после минутного размышления, сделал то же самое. Но не успел он выйти из кабины, как тот же служитель, только что разыскивавший его в холле, подошел к нему и сказал:
— Вас просят к телефону.
— Я уже поговорил, — ответил Марчелло.
— Нет, вас просит кто-то другой.
Он опять снял трубку. Сразу же грубый, добродушный и радостный голос прокричал ему в ухо:
— Это доктор Клеричи?
Марчелло узнал голос агента Орландо и спокойно ответил:
— Да, это я.
— Хорошо доехали, доктор?
— Да, прекрасно.
— Как себя чувствует синьора?
— Великолепно.
— А как вам Париж?
Я еще не выходил из гостиницы, — ответил Марчелло, теряя терпение из-за подобной фамильярности.
Увидите… Париж есть Париж… Итак, доктор, встретимся?
— Конечно, Орландо. Скажите мне где?
Вы не знаете Парижа, доктор… я вам назначу свидание в месте, которое легко найти… в кафе, которое выходит на угол площади Мадлен. Не ошибетесь, оно слева, если идти по Rue Royale… там все столики выставлены наружу… но я буду ждать вас внутри… внутри никого не будет.
— Хорошо… в котором часу?
— Я уже в кафе… но я подожду, сколько нужно.
— Через полчаса.
— Замечательно, доктор… через полчаса.
Марчелло вышел из кабины и направился к лифту. Когда он входил в лифт, то в третий раз услышал, как тот же служитель выкликает его имя, и на сей раз действительно удивился. Он почти понадеялся на сверхъестественное вмешательство, на то, что голос оракула, воспользовавшись рожком черной эбонитовой трубки, произнесет слова, которые окажутся решающими для его жизни. С замиранием сердца он вернулся обратно и в третий раз вошел в кабину.
Это ты, Марчелло? — спросил ласковый томный голос жены.
Ах, это ты! — невольно воскликнул он, сам не зная, не то с разочарованием, не то с облегчением.
— Да, разумеется… а ты думал кто?
— Никто… просто я ждал телефонного звонка…
Что ты делаешь? — спросила она, и голос ее задрожал от сокрушительной нежности.
Ничего… как раз хотел подняться, чтобы предупредить тебя, что ухожу и буду через час.
Нет, не поднимайся… я собираюсь принять ванну… я буду ждать тебя через час в холле гостиницы.
— Лучше через полтора часа.
Через полтора часа, ладно, но не опаздывай, прошу тебя.
Я сказал так, чтобы не заставлять тебя ждать, увидишь, я вернусь через час. Она спросила торопливо, словно боясь, что Марчелло уйдет:
— Ты меня любишь?
— Ну, разумеется, почему ты спрашиваешь?
Так… если б ты сейчас был рядом со мной, ты бы меня поцеловал?
— Конечно… хочешь, я поднимусь?
— Нет-нет, не надо… скажи мне…
— Что?
— Скажи, я понравилась тебе сегодня ночью?
— Что за вопросы, Джулия! — слегка стыдясь, воскликнул он.
Она тут же добавила:
Прости меня… я сама не знаю, что говорю… значит, ты меня любишь?
— Я уже сказал тебе: да.
Прости меня… значит, договорились, жду тебя через полтора часа, до свиданья, любовь моя…
На сей раз, подумал он, вешая трубку, ему не от кого было ждать телефонного звонка. Он подошел к выходу и, толкнув вертящуюся дверь из стекла и красного дерева, вышел на улицу.
Гостиница выходила на набережную Сены. Выходя, он застыл на мгновение на пороге, очарованный веселым зрелищем города и безмятежного дня. Насколько хватало глаз, вдоль парапета вздымали свою пышную крону высокие деревья, сверкая весенней листвой. Это были деревья, которых он не знал: возможно, конские каштаны. Стоял чудный день, и солнце сияло на листьях, отражаясь в яркой, блестящей, улыбающейся зелени. На выстроившихся вдоль парапета лотках букинистов лежали кучи старых книг и кипы гравюр. Люди спокойно, не спеша прогуливались вдоль лотков, под деревьями, в капризном чередовании солнца и тени, совершая воскресную прогулку.
Марчелло пересек улицу и облокотился о парапет между двумя лотками. На другом берегу реки виднелись серые здания с мансардами под крышей, дальше две башни Нотр-Дам, еще дальше шпили других церквей, силуэты домов, крыш, коньков на них. Он заметил, что небо было бледнее и просторнее, чем в Италии, от него словно отражались звуки огромного, копошащегося города, раскинувшегося под его сводами. Марчелло перевел взгляд на реку: зажатая в наклонные каменные стенки чистых набережных, в этом месте она казалась каналом. Грязная, тяжелая вода мутно-зеленого цвета искрящимися водоворотами вихрилась вокруг белых пилонов ближайшего моста. Черно-желтая баржа быстро, не поднимая пены, скользила по этой плотной воде. Труба, стремительно пыхтя, выплевывала дым, на носу стояли двое мужчин, разговаривавших между собой, один в голубой рабочей блузе, другой — в белой спортивной майке. Жирный нахальный воробей уселся на парапет рядом с рукой Марчелло, защебетал оживленно, словно хотел что-то сказать ему, а затем полетел в направлении моста. Худой, плохо одетый юноша, вероятно студент, в берете и с книгой под мышкой, привлек внимание Марчелло: он шел не торопясь, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на книги и гравюры. Наблюдая за молодым человеком, Марчелло поразился собственной свободе, несмотря на все гнетущие его обязательства: он мог бы быть этим юношей, и тогда река, небо, Сена, деревья, весь Париж имели бы для него другой смысл. В ту же минуту он увидел, как подкатило свободное такси, и остановил его жестом, которому сам изумился: мгновение тому назад он и не собирался этого делать. Марчелло сел в такси, назвав адрес кафе, где его ждал Орландо.