Старый итальянец трясся от страха и ужаса. Он поднял глаза к небу и стал молиться. Свет далеких холодных звезд успокоил его. Он вспомнил, что в детстве мать рассказывала ему о звездах. Она говорила, что каждая звезда — это ангел, который смотрит на землю и помогает своим светом совершать людям добрые дела. Там, среди звезд, есть и его, Орацио, ангел. И он увидит, что Орацио тоже совершит доброе дело.

Итальянец спустился в кубрик. Увидел темное лицо Джо. Негр спал спокойно, подложив ладонь под щеку.

А на угловой нижней койке свернулся Скруп, уткнувшись лицом в подушку. Сразу видно, что совесть нечиста. Орацио с отвращением и страхом отвернулся, подошел к Оскару. Матрос спал беспокойно. Его левая рука лежала на груди, и пальцы ее скребли толстую вязь свитера, который Оскар никогда не снимал. Оскар все время шевелился, точно ему было неловко лежать и он никак не мог найти удобную позу. Скулы и впалые щеки были розовыми, это Орацио хорошо видел даже при слабом свете грязной лампочки.

— Оскар, Оскар! — осторожно потряс Орацио плечо матроса, — Оскар...

— А, что? — Датчанин сразу проснулся. — Ты что,

Орацио? Почему не спишь?

— Выходи на палубу, — Орацио пугливо обернулся. — Выходи скорее. О святая мадонна, я тебе такое скажу, что...

Итальянец закрыл себе рот ладонью. Лицо его побледнело, и глаза были полны страха. Он молча сделал матросу знак подняться на палубу и отступил к крутому трапу. Оскар бесшумно соскочил с койки и, сунув ноги в разбитые сапоги, тяжело зашаркал к двери. Скруп зашевелился на койке. Орацио, не спускавший с него глаз, затрясся в ужасе: что если матрос проснется? Тонкие, худые пальцы итальянца с ревматически распухшими суставами судорожно обхватили поручни трапа. Старик согнулся, точно желая стать еще меньше, незаметнее.

Что с тобой, Орацио? — позевывая, спросил Ос кар.

Тс-с! — Орацио с трудом разжал пальцы и почти бесшумно поднялся по трапу.

Недоумевающий Оскар следовал за ним. «Что-то со стариком творится. Может, кэп опять его обидел?» Уже не раз Орацио приходил к датчанину, чтобы выплакать свое горе.

Матросы вышли на палубу. Оскар глотнул холодного влажного воздуха, и на мгновение у него перехватило дыхание. Но удушье сразу же прошло., и лишь на лбу выступил холодный липкий пот.

Море глухо шумело. Со стороны берега доносился тревожный шелест мелких волн, набегавших на гальку и споривших с течением реки. В черной воде полоскались звезды. Они казались медленно ползущими в глубине горящими крабами.

Орацио за руку тянул датчанина на корму. Оскар послушно шел за ним, не столько охваченный любопытством, сколько по-товарищески уступая просьбе итальянца.

— Сядем. Тут нас никто не увидит, — зашептал Орацио.

Они опустились на груду пеньковых кранцев[27]

К р а н е ц — веревочная или резиновая прокладка, предохраняющая судно от повреждения при швартовке., Оскара знобило от пронизывающего бриза. Он прикрыл грудь руками:

— Бр-р...

-Тише, тише... — Орацио, касаясь губами уха датчанина, быстро зашептал.

Горячее дыхание обдувало щеку матроса, но он не замечал этого. «Они хотят убить негра. За что? В чем Джо виноват? Может, старый Орацио не так понял? Может, это ему показалось?»

Но Орацио так страстно поклялся, что у Оскара исчезло всякое сомнение. «Да, и гарпунер, и капитан могут убить любого человека, если это им выгодно. А на убийство негра никто даже и не обрати! внимания. Одним, мол, черномазым меньше!» — Оскар задумался. Какие-то смутные, ускользающие мысли бродили у него в голове. «Джо — большевик, может, из-за этого? Но чем же Джо мешает на китобойце?» Оскар сам сдышал, как «дед» уже не раз хорошо отзывался о Мэйле: «Хороший механик, хоть и черная морда...» Джо нравился Оскару. Бывает вот так между людьми — встретятся два совершенно незнакомых человека, и возникает неожиданно для них самих симпатия... Бывает, конечно, и наоборот — ненависть. Это даже чаще...

— Джо надо спасти, — шептал Орацио. — Спасти... Пусть бежит. Он может...

Итальянец прервал себя на полуслове и, как ребенок, ищущий защиты от опасности у матери, прижался к Оскару, весь съежившись и дрожа от страха. До матросов доносился голос Ханнаена:

Вахтенный! Матроса Скрупа ко мне в каюту. Да заодно поищи старого макаронника. Может, в гальюне заснул!

Хорошо, капитан! — вахтенный быстро подошел к двери трапа, ведущего в матросский кубрик. Оскар по чувствовал, как дрожал всем телом итальянец, и, поло жив руку на его худое, острое, старческое плечо, проговорил тихо:

— Я спасу Джо! Ты, Орацио, иди в камбуз. Иди! Орацио уцепился за руку датчанина:

— Спаси негра, спаси... Святая мадонна видит и слышит меня, что я...

Голос итальянца становился все громче. Он встал на колени и, подняв к звездному небу руки, всхлипнул. Оскар, боясь, что со стариком начинается истерика, потряс его и грубо приказал:

— Не вой! Марш в камбуз!

Старик с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь, побежал по палубе, чтобы скорее забиться в свой угол. Орацио никто не заметил. Он скрылся в камбузе раньше, чем из матросского кубрика вышли Скруп и вахтенный.

Оскар, стоявший в тени, выждал, пока они уйдут, быстро скользнул в кубрик. Здесь все было по-прежнему, только койка Скрупа стояла пустой. Датчанин тихонько

разбудил Джо:

— На вахту, Мэйл, на вахту пора!

Крепко спавший негр открыл большие навыкате глаза, несколько секунд они смотрели бессмысленно. Потом он повернул голову к Оскару, улыбнулся:

Хороший сон видел, — глаза Джо засветились. — Видел мать и отца. Как будто он пришел из рейса и берет меня на руки...

Тихо, Джо, тихо, — остановил его Оскар, приблизив свое лицо к лицу Мэйла. — Поднимайся тихо на палубу... Скорее!

Мэйл разом изменился. В голосе Оскара была такая тревога, что он быстро оделся и через несколько минут сидел на кранцах рядом с Оскаром, слушая его...

...Тебе надо сейчас же покинуть судно, — закончил датчанин. — Не теряй времени. Я помогу тебе спустить шлюпку.

Не надо, — Джо удержал Оскара, который хотел встать. — Спасибо!

Джо говорил ровно и, как показалось Оскару, слишком спокойно. «Неужели он не понимает, что ему грозит смерть, — мелькнуло у датчанина. — Может, я плохо ему рассказал».

— Тебя хотят убить, — начал опять Оскар. Джо перебил его:

Понял тебя, Оскар. Я только не знаю, зачем это им надо?

Я тоже не знаю, — несколько виновато произнес Оскар. — Я передал то, что мне сказал итальянец старик. Он не слышал больше ничего...

«Убить меня? За что? — думал Мэйл. — Просто так, что я советский человек? Нет. После нападения на Журбу этого они делать не будут. Значит, я им мешаю. В чем?»

Перед внутренним взором Мэйла, как на вспыхнувшем экране кинематографа, одно за другим прошли события-кадры, которые до сих пор были оторваны друг от друга, не вызывали особого интереса и внимания, а сейчас как бы неожиданно стали звеньями одной цепи. Вспомнил Джо и странное, неожиданное появление на судне второго гарпунера после того, как на китобоец не пришел Северов, и неожиданную перемену курса на север, и вот эту стоянку у берега... «Да, все очень странно. Обо всем этом должен знать Иван Алексеевич...»

— Беги, Джо, — прервал мысли негра Оскар. — Не то будет поздно.

И как бы в подтверждение его слов на палубе послышались шаги. Оскар выглянул из-за укрытия и увидел низкорослую фигуру. «Скруп! — датчанин прикусил губу. — Вот оказывается для чего взяли этого психа на китобоец!»

Скруп прошел по тускло поблескивающей металлической палубе и спустился в кубрик. На палубе стало тихо и пустынно. «Нет и вахтенного, — отметил Оскар. — Держит его капитан».

Датчанин обернулся к Джо:

Давай быстрее шлюпку спустим.

Не надо. Услышат. — Джо начал снимать ботинки. — Вплавь до берега доберусь.

Вода холодная... — Оскар не договорил. Из кубрика выбежал Скруп, потоптался на месте, потом что-то выхватил из кармана. Послышалось сухое щелканье, и в руке матроса оказался открытый нож.