Что они, младенцы? — не подумав, ответил Леонтий. — Пусть сами учатся!

Ольга стала доказывать, что он не прав, но Курилов упорствовал. И вот результат.

Леонтий не знал, что ему сейчас делать. Бежать к Ольге? Но зачем? Ругаться с нею? Или идти к Степанову? Зачем? Леонтий переступил с ноги на ногу. «А ведь Ольга права, — подумал он, — чего сердиться?» Он улыбнулся, вытащил из кармана карандаш и размашисто написал под заметкой:

«Первое занятие гарпунеров назначаю на базе завтра в 22.00. Л. Курилов».

Весь день плавучая база шла следом за китобойцами, подбирая убитых китов. Катер «Приморец» деловито сновал, помогая швартовать туши.

Старцев брал пробы забортной воды. Вынув очередную порцию, матросы передали профессору пучок диковинных водорослей.

За трос зацепились, — объяснили они. — Да чудные какие-то: не стали бросать за борт, решили вам показать.

Спасибо, спасибо. — Забыв про анализ воды, Старцев принялся рассматривать растения, У него заблестели глаза: таких он никогда не видел. Да и, насколько ему известно, этого вида водорослей наука вообще не знает.

Нина Пантелеевна, коллега!—позвал Старцев Го-реву, которая сидела за микроскопом. — Пожалуйте сюда. Взгляните, что за прекрасные растения!

Водоросли лежали на столе длинными лоснящимися пучками с кружевными бархатными краями, тонкими и ажурными. Фиолетово-пурпурные, они были упругими, крепкими.

Они красивее тропических водорослей, — сказал Старцев.

Он посмотрел в иллюминатор на море.

Не случайно мы столкнулись с такими чудесными водорослями, как эти. Когда-то здесь было тепло, и растительный мир был тут очень богат, быть может, богаче и разнообразнее современных тропиков. Кто знает, может быть, в будущем наука откроет возможности резкого смягчения климата северных широт.

Вениамин Вениаминович! — воскликнула Горева. — Представьте себе, я недавно о том же самом говорила на «Шторме» товарищам. Вот, наверное, фантазеркой меня посчитали!

*— Наука без фантазии бескрыла, — сказал Старцев. Вдруг он спохватился. — Время, время! — И устремился к своему столику.

Потом ученый снова нарушил тишину.

Отрицательные результаты, — сказал он. — Планктона с каждым днем все меньше. Скоро киты начнут уходить на юг.

Наверное, это будет в конце месяца, — заметила Горева.

Откуда вы знаете? — удивленно спросил Старцев.

Северовы указывают на это в своей книге, — ответила Горева. — Они предполагают, что в воде в определенные периоды уменьшаются запасы пищи для китов.

Совершенно верно, — подхватил Старцев. — Они предполагают, а мы доказали. Ну, побегу, сообщу Можуре, что надо быть готовыми к миграции китов на юг...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

1

Дядя Митя был доволен. Он, посмеиваясь, передвигал на плите свои кастрюли и сковородки и думал о Журбе, о гарпунерах. Соревнование, начатое по его предложению, стало давать результаты. Когда раздавался выстрел, кок быстро обтирал лицо фартуком и выбегал на палубу посмотреть, удачно ли стрелял Турмин.

Дядя Митя взялся за комсомольца круто: Ты должен стать хорошим гарпунером! Смотри, как старается на «Труде» Тнагыргин. Ты его вызвал на соревнование и должен завоевать первенство.

А Тнагыргин быстро приспособился к гарпунной пушке и охотился все успешнее. Когда Журба и Орлов сказали ему, что честью гарпунера является вывести судно хотя бы на второе место на флотилии, Тнагыргин охотно принял вызов на соревнование. Ему помогала вся команда.

Но Журба находился в угнетенном состоянии. У Тур-мина число добытых китов было больше, чем у Тнагыргина.

Слушай, дорогой, — отвел как-то Журба в сторону Тнагыргина, — этот кок со своим младенцем идут впереди нас. Разве нам можно терпеть?

Скоро нагоним «Фронт», — уверенно сказал Тнагыргин. — Даю слово.

Журба сжал руку гарпунера своей огромной ручищей, посмотрел в карие глаза чукчи.

Вот спасибо, Тимофей, — так он заменил трудное имя чукчи на удобное русское, — порадовал душу, а то она уже ржавчиной стала покрываться.

Тнагыргин целыми днями простаивал у пушки, и результаты у него становились все лучше. Журба повеселел. Но вот однажды с ним приключился конфуз, рассмешивший всю флотилию.

Как-то, измученный многочасовой охотой, Тнагыргин уснул, и в этот момент Журба увидел около судна темную блестящую спину животного. «Кит», — решил боцман. Стоял туман. Журба недолго раздумывал. Он сам встал за пушку и выстрелил. Кит с первого гарпуна перевернулся, показав белое брюхо, и боцман увидел, что это не кит, а акула. Когда ее подтянули к борту, Журба, забыв обо всем на свете, наградил акулу всем запасом ругани, какую он знал или слышал за все тридцать лет своей морской службы. Журба стоял у борта и ругался, а команда, собравшись вокруг, слушала его с удивлением. Еще никто не видел боцмана таким расстроенным.

Не сговариваясь между собой, матросы решили никому на флотилии не рассказывать о неудачном опыте Журбы. Но трудно утаить шило в мешке. Уже через четверть часа, когда судно стояло рядом со «Штормом», Слива с невинным видом спросил китобоев с «Фронта»:

Ну, что нового в вашей бурной морской жизни?

Да все по-старому, — как можно беспечнее ответил вахтенный.

А вы не знаете, кто перешел на акулозаготовки? Не слыхали?

Первый раз слышим! — Вахтенный был тверд, но Слива все-таки допек его. Он спросил:

Большая акула была?

Метров... — тут вахтенный осекся и закричал: — Что ты мне голову морочишь?

Благодарю за точную информацию из достоверных источников. — Слива церемонно поклонился и отправился на базу. А еще через четверть часа все на флотилии уже узнали о злосчастном промахе Журбы.

Несколько дней боцман не показывался на базе. Он был в центре внимания, пока новое событие не заставило забыть этот эпизод.

2

В последние дни заметно похолодало. Все чаще стал падать снег, льдин в море прибавилось.

Все чувствовали себя приподнято. Флотилия находилась накануне выполнения плана. Оставалось привести на базу еще двух китов, но, как нарочно, вот уже вторые сутки китобойцы безрезультатно бороздили море.

Оставаться здесь больше нет смысла, — говорил Можура Степанову. — Старцев убедительно доказывает, что киты ушли на юг.

В прошлом году мы ушли отсюда немного позже, — напомнил Степанов.

Но нынче ранняя зима. Решаю идти на юг.

Не возражаю, — кивнул Степанов.

Они вышли на мостик. Хмурое небо низко висело над головой. Заунывно посвистывал ветер. Льдины звонко сталкивались друг с другом, скрипели и постукивали по борту.

Степанов застегнул полушубок на все пуговицы.

Холодно!

Можура взглянул на термометр. Температура воздуха падала. Капитан-директор еще раз внимательно осмотрел в бинокль море. Китобойцев нигде не было видно. Можура приказал передать на суда радиограмму: «Охоту прекратить. Возвращаться к базе».

Ветер усиливался. Море начало волноваться; льдинки все громче стучали в обшивку. С каждой минутой усиливался снегопад. Видимость упала до нуля. Можура забеспокоился:

— Как бы еще шторма не было!

Степанов, покуривая, молчал. Капитан-директор приказал подготовить базу к шторму. Вскоре китобойцы «Фронт» и «Труд» радировали, что возвращаются. Все суда шли без добычи.

«Шторм» сообщил: «Преследую второго кита. Прошу разрешения закончить охоту». Можура резко сказал радисту:

— Передайте Волкову: «Немедленно идти к базе». Застигнет его шторм, могут тушу потерять.

А шторм уже надвигался. Он ударил первой высокой волной в борт базы, обдал палубу и ее надстройки густым дождем брызг. Снег все сыпал. Не стало видно верхушек мачт.

Степанов не уходил с мостика. Всякий раз во время шторма он часами простаивал рядом с капитаном. Он любил, когда в лицо ему бил свирепый ветер и огромные, подобные горам, волны швыряли судно, пытаясь его захлестнуть, утянуть на дно, а оно, послушное руке человека, двигалось неуклонно вперед, побеждая разъяренную стихию. В этой победе Степанов видел великое торжество человека, и его наполняла огромная радость и гордость. Не будучи в силах ее сдержать, он начинал негромко напевать свою любимую еще с партизанских времен песню.