Олег Николаевич поспешил домой, чтобы сказать Марии о своем намерении. Широко шагая по недавно проложенным дощатым панелям, он не заметил, как от бухты к особняку Ясинского, тяжело отдуваясь, поднимался Ходов. Его в оспинах лицо блестело капельками пота, зеленый с красными полосами платок, повязанный вокруг шеи, взмок, в зубах дымилась трубка.

Увидев Лигова, боцман выхватил трубку и крикнул:

— Олег Николаевич! Олег Николаевич!

Лигов оглянулся, и по его губам скользнула невольная улыбка. Ходов на земле был неуклюж, и в его походке было что-то тюленье, комическое. Концами платка утирая лицо, Фрол Севастьянович подошел к капитану, глубоко переводя дыхание. Лигов ждал, что скажет боцман. Тот прохрипел: — Киты, Олег Николаевич! Киты в бухте!

— Какие киты? Где? — насторожился Лигов.

— Все утро кашалоты там играли. — Боцман указал на оконечность мыса Чуркина, лежащую на противоположной стороне бухты Золотой Рог. — Тут я с одним манзой словом перекинулся. Он трепанголов. Ну и говорит, что китов в заливе Петра Великого — ух сколько!

Боцман ожидающе смотрел на своего капитана. Лигову и раньше, зимой, несколько раз приходилось слышать от местного населения о том, что в бухту заходят киты. Но он не придавал этому значения, считал, что это одиночки — животные, отбившиеся от стад, идущих весной на север. Сейчас слова боцмана заставили Лигова иначе отнестись к появлению китов в районе Владивостока. Почему киты должны быть в большом количестве только в Шантарском море, а не здесь? Лигов стоял перед боцманом и думал. Ходов покуривал свою трубку, и его глазки хитро, вприщур, следили за лицом капитана. Знал боцман, что задел сердце китобоя, и еще подтолкнул его:

— В бухту Счастливой Надежды не скоро придем. А китов нынче можем здесь бить, да и жир тут же продать.

— Правильно, Фрол Севастьянович, — согласился Лигов. — Готовь шхуну. Выйдем на разведку.

— Есть! — обрадованно ответил боцман, которому надоело сидеть на берегу.

Лигов вошел в дом и, забыв о том, что он собирался в Японию, сообщил жене:

— Ухожу в море!

— Куда? Далеко? — забеспокоилась Мария, но Лигов успокоил ее:

— Здесь. Посмотрю: нет ли китов.

— Возьми и меня!

— Но охота за китами… — начал Лигов, не зная, как мягче отказать жене, чтобы ее не обидеть.

— За меня не беспокойся. Мне ничего не повредит! — со смущенной улыбкой, но решительно ответила Мария, поняв причину осторожности мужа.

…Выход в море на разведку и возможную охоту для Ходова был несколько омрачен. Кроме Марии на шхуне оказались Тамара и Клементьев, которые упросили Лигова взять их с собой. Клементьев через несколько дней уходил в плавание на своей клипере, и он был так настойчив, что Олег Николаевич не мог отказать молодому моряку в его просьбе. К тому же офицер вызывал у него симпатию.

Отход и прибытие каждого судна в этом маленьком порту были всегда событием. Весть о выходе китобоев на охоту быстро облетела поселок, и на берегу собралось чуть ли не все его население.

Шхуна «Мария» стояла на рейде. Лигов отдал команду выбрать якорь. Светлые волосы капитана, выбившиеся из-под фуражки, развевались на ветру. Береговой ветер упруго наполнял поднимающиеся паруса, и шхуна двинулась, чутко слушаясь штурвала. С берега казалось, что она легко скользит по голубой глади, оставляя за собой широко расходившуюся дорогу волн. На шхуне было слышно, как шумит у форштевня вода, как гудит ветер в снастях.

«Мария» вышла из бухты и, миновав остров Скрыплева с несколькими низкими фанзами рыбаков-китайцев, вышла в залив Петра Великого. Стало свежо, и Мария с Тамарой укрылись в каюте.

Клементьев стоял рядом с Лиговым и, как все, жадно осматривал море. Оно лоснилось под солнцем, шумело приглушенно, точно сдерживая свой грозный голос.

На палубе каждый хотел первым увидеть кита, но особенно сильным это желание было у Ходова. Он считал себя обязанным перед Лиговым за выход в море. Боцман стал неузнаваем. Исчезли неуклюжесть в походке, медлительность и одышка, донимавшая его на берегу. Помолодевшим голосом он отдавал команды, быстро, почти бегом ходил по палубе.

— Отличный у вас боцман, — сказал Клементьев, следя за Ходовым. — Таким любое военное судно гордилось бы.

— Петр Первый лучших военных моряков назначал из китобоев, — напомнил Лигов Клементьеву его же слова.

Лейтенант помолчал, потом спросил:

— А бывало наоборот?

— Мой гарпунер Петр Суслин из морских артиллеристов, — показал Лигов на матроса, занятого у гарпунной пушки, внимательно присматриваясь к офицеру. Тон его вопросов не был праздным. В словах Клементьева чувствовалась большая заинтересованность. Георгий Георгиевич, не замечая на себе изучающего взгляда Лигова, о чем-то думал глубоко, сосредоточенно. «Может быть, лейтенант серьезно думает стать китобоем», — сказал сам себе Лигов, и предположение это обрадовало его. Он едва удержался, чтобы не спросить Клементьева, но не успел. С фок-мачты раздался голос бочкаря:

— Справа по борту фонтаны!

Клементьев и Лигов разом вскинули подзорные трубы и быстро отыскали низкие пушистые фонтаны.

— Кашалоты! — раздался голос Ходова, который безошибочно определил породу животных невооруженным глазом…

Лигов начал отдавать команды. Шхуна «Мария» изменила курс и двинулась к темнеющим на воде животным. Они, лениво выбрасывая с каждым разом слабеющие фонтаны, спокойно лежали на воде, окатываемые мелкими волнами. Клементьев смотрел на китов, не отрываясь от подзорной трубы…

…Шхуна «Мария» вернулась в бухту Золотой Рог только на рассвете, ведя на буксире две туши кашалотов. Ходов довольно попыхивал трубкой. Удачу выхода в море он прежде всего приписывал себе: ведь это он уговорил Лигова пойти на охоту!

Опять на берегу бухты было многолюдно. Несмотря на ранний час, люди собрались посмотреть вблизи на морских великанов. Но успех китобоев был омрачен. Они не смогли разделать туши. А если бы они и справились с этим — все равно не было печей для вытопки жира, и Лигов скрепя сердце вывел туши из бухты и бросил их вдалеке от берега.

Однако, несмотря на это, он часто выходил в море, иногда не возвращаясь неделями. Олег Николаевич разведывал запасы китов. Действительность превзошла все его прежние предположения. Китовые стада встречались всюду. Карта прибрежных вод от бухты Посьета до залива Опричник была испещрена пометками, указывавшими места, где были обнаружены киты.

— Вы только посмотрите, — говорил Лигов Ясинскому, расстилая перед ним карту. — Сколько здесь китов! А ведь мы разведывали только очень узкую полоску моря. Охота тут может быть богатая, доходная.

— Уж не думаете ли вы переселиться сюда? — спросил Ясинский, опасаясь положительного ответа.

— Размышляю об этом, — говорил Лигов, — и вижу большую выгоду. Пока Шантарское море освободится ото льдов, я могу здесь бить китов, а не сидеть без дела. С июля — августа охотиться в бухте Счастливой Надежды, а осенью — здесь.

Он постучал пальцем по голубому полю воды у берегов Приморья:

— Владивосток может стать столицей китобоев — восточным Гонолулу. — Повернувшись к окну, Лигов протянул руку: — Я вижу, как в эту бухту входят китобойные корабли, как шумно на ее берегах…

— О, да вы, оказывается, мечтатель, романтик, — засмеялся Ясинский.

— Мечтатель? — быстро и резко спросил Олег Николаевич, и по его лицу прошла тень. — Нет! Я хочу видеть здесь Россию не в тайге, не в этих пустынных берегах, а в расцвете кипящей жизни. Здесь должен быть порт, город, сюда должны прийти люди. Не поняли вы меня, Владислав Станиславович!

Он скатал карту в трубку, и Ясинский попытался сгладить неловкость:

— Я тоже за процветание здесь дел российских. Я, очевидно, неудачно пошутил. Уж прошу прощения!

— Да я не в обиде, — смягчился Лигов. — И сам виноват. Погорячился. Знаете, трудновато иной раз приходится. Все один, один! Вот и меланхолия злая другой раз овладевает!

— Мы сейчас ее развеем. — Ясинский сообщнически подмигнули засеменил к шкафчику темного дерева, стоявшему в углу кабинета. Раздался мелодичный звон, и откинулась одна сторона шкафчика. В его глубине заблестели бутылки. Ясинский взял одну и, подняв, сказал: