— Интересно, что она собирается делать со всеми теми лентами, которые связала?

—Хотела бы я знать. Похоже, они составят часть вашего подарка, но для чего именно они предназначены, я понятия не имею. Думаю, нам придется подождать, и вскоре все станет ясно.

— Я покажу подарок тебе и Тоби, как только разверну его. А теперь, пожалуй, мне стоит подняться к матери и посмотреть, как она там.

Идя по коридору, Мэри подумала о часах, в течение которых мать орудовала вязальными спицами, явно пытаясь заслужить прощение. Правда, с таким же успехом она могла воспользоваться алой розой, а Мэри ответила бы ей «белоснежками», семена которых она недавно видела в каталоге. Мэри пообещала себе, что, каким бы ни оказался подарок и сколь бы сильным ни было ее нежелание устраивать вечеринку, она все равно выразит матери благодарность за труды.

Девушка постучала в дверь.

— Мама, с тобой все в порядке? Я могу помочь тебе одеться?

— Нет, я справлюсь сама! — донесся из комнаты звонкий смех Дарлы. — Платье просто великолепное, дорогуша. Вот увидишь, я тебе понравлюсь. А теперь беги вниз и позволь мне приготовить свой грандиозный выход.

Мэри отвернулась. Ей так хотелось первой увидеть мать во всем великолепии, как бывало на бесчисленных раутах и приемах в прошлом. «Я навсегда останусь маленькой девочкой, с восторгом глядящей на свою мать в вечернем платье», — сказала она себе.

Спускаясь по лестнице, Мэри вдруг сквозь веерообразное окно над входной дверью заметила непокрытую светловолосую голову Перси. Он в одиночестве поднимался по подъездной аллее, явившись раньше времени. Паника, которая таилась на дне ее души все это время, нахлынула, словно волна. Мэри бросилась к двери и, задыхаясь, успела распахнуть ее до того, как Перси потянул за шнурок звонка.

Она сразу поняла, зачем он пришел и что хотел сказать. Его глаза казались прозрачными, как стекло, а нижняя челюсть твердостью могла поспорить с камнем.

— Я знаю, что явился раньше времени, Мэри, но мне нужно сообщить тебе кое-что до прихода остальных. Отец с матерью приедут чуть попозже на машине. А я пришел пешком, чтобы подышать свежим воздухом.

Ее неуверенная улыбка погасла.

— Должно быть, тебе многое нужно мне сказать.

— Боюсь, что да.

— В мой день рождения?

— Ничего не могу с собой поделать.

— Что ж, входи. Моя мать еще не спустилась.

— Твоя мать? — Он нахмурился, услышав непривычное обращение.

— Да. Полагаю, я... теперь иногда называю маму именно так. — Под его критическим взором Мэри вспыхнула. — Давай я помогу тебе снять пальто.

— В этом нет необходимости. Я ненадолго.

Его слова прозвучали как пощечина.

— Перси, ты не можешь так поступить со мной. Сегодня мой день рождения.

— Собственный день рождения интересует тебя лишь потому, что он приближает тебя к безраздельному владению Сомерсетом.

— Ага, ты имеешь в виду «Находку», верно? — Ей вдруг стало трудно дышать. — Ты полагаешь, что таким образом я навеки подтвердила свою привязанность к Сомерсету.

— А разве это не так?

— Перси... — Мэри отчаянно пыталась подобрать слова. — Покупка «Находки» не стала для меня выбором между тобой и Сомерсетом. Я не могла упустить такую возможность. Мое решение никоим образом не касается тебя. У меня... было очень мало времени, чтобы все взвесить. В тот момент я даже не думала о тебе, о том, как эта покупка скажется на наших отношениях... и о том, что тыподумаешь об этом.

— Даже если бы у тебя было достаточно времени, неужели это что-либо изменило? Ты ведь все равно купила бы плантацию.

Мэри показалось, что ее загнали в угол. Как же объяснить ему, что у нее попросту не было выбора? Она молча смотрела на Перси, и в груди у нее все сильнее разгорались боль и досада.

— Отвечай!— проревел он.

— Да! — выпалила она.

— Так я и думал. — Его ноздри гневно раздувались. — Боже мой, Мэри... — Он окинул ее взглядом с головы до ног, и она сжалась, представляя, как старомодно выглядит в своей древней тафте с затянутой талией и грудью, бесстыдно выпирающей из кружевного выреза. В моде были свободная талия и плоская грудь.

— Твоя молодость проходит, а у тебя не нашлось ни одного дня, чтобы насладиться ею, — продолжал Перси, и его губы презрительно дрогнули. — Тебе следует посещать вечеринки и танцы, носить красивые платья и флиртовать с мужчинами. Но ты только взгляни на себя! Ты измучена и истощена, работаешь по восемнадцать часов в сутки, как поденщица, и ради чего? Чтобы жить в нищете, в постоянном беспокойстве, хватит ли у тебя денег на кусок хлеба? Чтобы носить платья, которые вышли из моды? Чтобы читать при свете керосиновой лампы? Ты уже потеряла брата и мать, а теперь готова лишиться мужчины, который любит тебя, который может дать тебе все. И ради чего? Ради плантации, которая требует от тебя каторжного труда, выжимает из тебя все соки и которая никогдане даст тебе почувствовать, что твои жертвы не были напрасными.

— Но так будет не всегда. — Мэри простерла к нему руки. — Через несколько лет...

— Разумеется,так будет всегда! Кого ты надеешься обмануть? Ты сама приложила к этому руку, когда покупала «Находку». У меня нет нескольких лет!

— Что... что ты хочешь этим сказать?

Перси отвернулся, и его красивое лицо исказилось. Мэри еще никогда не видела, чтобы он плакал. Она шагнула к нему, но он выставил перед собой руку, останавливая ее, а другой выхватил носовой платок из внутреннего кармана пальто.

— Я хочу сказать тебе то же самое, что ты пыталась втолковать мне с самого начала. Я надеялся, что смогу отвоевать тебя у Сомерсета, но теперь понимаю, что ошибался. Я оставил тебя в покое, чтобы дать тебе время понять, как ты нуждаешься во мне и хочешь меня, но ты лишь заполнила его дополнительной работой... Я схожу с ума, а ты, черт тебя возьми, выращиваешь очередной ряд хлопковых кустов.

Он вытер глаза и повернулся к ней.

— В общем, такая жизнь не для меня. Ты была права, Мэри. Мне нужна женщина, которая будет любить меня и наших детей больше всего на свете. Я не желаю делить ее с плантацией. Теперь я это знаю и на меньшее не согласен. Если ты не можешь дать мне этого...

Он смотрел на нее с отчаянной надеждой. На его лице отражалась такая мольба, что Мэри поняла - сейчас или никогда. Если она позволит ему уйти, он уйдет навсегда.

— Я думала, ты любишь меня...

— Люблю. И в этом весь трагизм положения. Итак, что ты выбираешь - меня или Сомерсет?

Мэри в отчаянии заламывала руки.

— Перси, не заставляй меня делать выбор...

— Тебе придется. Каким он будет?

Мэри долго смотрела на него, не говоря ни слова. Тишина стала невыносимой.

— Понятно... — пробормотал Перси.

От подъездной аллеи донеслись голоса и звук захлопывающихся автомобильных дверей. Из кухни в конце коридора выглянула Сасси в накрахмаленном белом переднике поверх черного платья.

— Гости идут, — объявила она. — Мистер Перси... почему вы еще в пальто?

— Я как раз собирался уходить, — сказал он. — Передавай мои наилучшие пожелания матери, Мэри, и... с днем рождения.

Удивленно нахмурившись, Сасси смотрела, как он, развернувшись на каблуках, быстрым шагом направился к двери и захлопнул ее за собой.

— Мистер Перси уходит? Он не вернется?

— Нет, — ответила Мэри голосом, лишенным эмоций. — Ми стер Перси не вернется.

Глава 21

В дом стали входить гости. Они все прибыли одновременно, элегантные и преуспевающие. На их лицах читался сдержанный восторг от того, что скоро они увидят Дарлу, что старинный особняк вновь распахнул перед ними свои двери и что Толиверы возвращаются к светской жизни. В глазах Абеля, правда, отразился мимолетный ужас, когда он увидел Мэри в красной тафте - в конце концов, платье когда-то было куплено именно в его магазине, - зато Чарльз Уэйт, который совсем недавно стал работать в юридической фирме отца, просиял от восхищения. Он галантно склонился над ее рукой в перчатке и произнес: