Она действительно любила Брогана, и, с одной стороны, ей было даже приятно, что ее принудили в этом признаться. Теперь, когда у нее вырвали эту тайну, она ощущала себя свободней. Однако боль, вызванная ответом мужа, была очень острой.

Маталия охнула, почувствовав вдруг боль в животе. Она согнулась пополам, стараясь— дышать медленнее и отвлечься от своих мыслей, и боль постепенно утихла. С мрачной улыбкой она погрозила кулаком неведомым силам, которые послали ей мужа с искалеченной душой.

Как пережить его нелюбовь? Единственное, чего ей хотелось сейчас, — это убежать подальше от ненавистных стен, чтобы излечиться на природе. Она подняла голову, почувствовав, что серый замедлил бег, когда они стали взбираться по холму, и беспокойство охватило ее. Со всех сторон ее окружали зияющие входы в пещеры.

Вскоре вслед за Маталией в кухню вошел Ксантье. От порыва ледяного ветра мальчик проснулся и сел, сонно моргая. Ксантье, ни секунды не колеблясь, ударил его кулаком в висок, и ребенок тут же потерял сознание.

Ксантье бесстрастно взглянул на него, едва осознавая, что чуть не убил ребенка. Потом наклонился и подобрал черную косу, мгновенно поняв, кому она принадлежала. Он нахмурился, раздумывая, что бы это могло значить, сунул косу в карман и, отворив кухонную дверь, выскользнул на холод. Глядя в лунном свете, как Маталия отъезжает, он потирал руки и прикидывал, как сейчас лучше всего поступить. Затем перевел взгляд на луну, звезды и тучи. Потом снова вошел в замок и направился к покоям Сутбери.

Услышав стук Ксантье, седовласый лорд позволил войти. Ксантье поклонился в галантной манере Брогана и с почтительным видом кивнул. Лицо Сутбери прояснилось, и он кивнул в ответ.

— Броган О’Бэннон? — спросил он.

— Милорд, — поприветствовал его Ксантье, и его губы дрогнули в улыбке.

Сутбери отступил назад и знаком предложил ему войти.

— Проходите. Что привело вас в этот час?

— У меня важные новости, лорд Сутбери, сведения, касающиеся вашей декларации, которые я, однако, не решился озвучить перед всеми. — И Ксантье улыбнулся, радуясь, что старик принял его за Брогана.

— Вот как?

— Умоляю, поймите, я сделал лишь то, что сделал бы на моем месте любой честный человек, окажись он в такой ситуации. За мной перед вами долг, и, будь у меня выбор, я бы с радостью оставил свои обязательства и поспешил к своей невесте, к вашей дочери Клариссе.

— Какая же это ситуация? Вы обманули мое любимое дитя, и я это так не оставлю.

— Может, леди Клариссе тоже стоит это выслушать? Ведь, если мое объяснение удовлетворит и смягчит ее, то выбор за ней.

Седобородый исполин задумчиво кивнул и предложил Ксатье подождать в комнате, пока он поднимет с постели свою дочь. Едва он вышел, Ксантье вытащил из кармана тяжелую косу и сунул ее под подушку Сутбери, пригвоздив ее самую толстую часть к матрасу небольшим кинжалом. Затем положил подушку на место, неспешно вернулся туда, где стоял перед этим, и заложил руки за спину.

Через несколько секунд в комнату вошли Кларисса с отцом. На девушке была простая белая полотняная ночная рубашка, а сверху такая же простая накидка из коричневой ткани. Волосы у нее были перепутаны, медово-карие глаза смотрели мягко и сонно. Кларисса потерла глаза, взглянула на гостя, и Ксантье ощутил нервную дрожь, будто эта девушка могла видеть его насквозь. Он затаил дыхание, дожидаясь, что сейчас она его разоблачит, но Кларисса только почтительно присела и спряталась в тени своего огромного отца. Сутбери покровительственно обнял ее одной рукой.

— Так что же такого важного вы хотели нам сказать, что пришлось разбудить мою дочь в такой глухой час?

Ксантье запустил пальцы в волосы и огляделся по сторонам, будто на него внезапно напали смущение и неловкость.

— Пожалуйста, — начал он, — пожалуйста, поймите, что только крайние обстоятельства принуждают меня рассказать вам об этом.

— Мы уже поняли, — прорычал Сутбери.

Ксантье умоляюще взглянул на Клариссу.

— Я молю Бога, чтобы вы поняли, почему произошла эта свадьба, после того, как услышите...

— Рассказывайте же, Броган, — перебил его Сутбери.

— Все дело в Маталии. Она очень больна.

— Больна? — выдохнула Кларисса, а Сутбери удивленно приподнял брови.

— Очень больна. Я познакомился с ней по пути домой, когда попросил ночлега в замке Роузнит. — Ксантье сделал эффектную паузу и изобразил на лице печаль. — Ей совсем немного осталось, мы не знаем даже, доживет ли она до родов. Об этом она мне и поведала той ночью, и я проникся сочувствием к ее мольбе. Она просила, нет, умоляла, чтобы я подарил ей ночь наслаждения, прежде чем она умрет одинокой девственницей.

— Ради бога! — Сутбери грозно нахмурился: такие вульгарности не для ушей невинной Клариссы.

— Простите меня за прямоту, но вы оба должны понять, что мне не оставалось ничего другого. Ее просьба причинила мне немыслимые муки, я ведь был помолвлен с вами, Кларисса, но она сказала, что это ее последнее желание, и я не мог его не удовлетворить. Вы ведь должны понимать, как человек чести, что я не мог отклонить подобную просьбу? — И он повернулся к Сутбери. Тот медленно кивнул, и Ксантье поплел дальше: — Но я сказал, что не могу обесчестить добродетельную деву и ее достойную семью, поэтому должен жениться. Вот мы и обвенчались.

— Обвенчались... — ошеломленно повторил Сутбери.

— Но послушайте, милорд, Маталия скоро умрет, и я обещаю вам, что после ее смерти готов вернуться за Клариссой. — И Ксантье метнул страстный взор в сторону смущенной девушки. Та задрожала и еще теснее прижалась к отцу.

— Кларисса? — спросил Сутбери.

— Я хочу уехать, — прошептала она. — Я ничего этого не хочу. Если Маталия и вправду больна, то пусть насладится жизнью, прежде чем уйдет. Я не знала про ее болезнь. Она кажется такой... крепкой.

— Да, — продолжал Ксантье. — Румянец, пылающий на ее щеках, — печать лихорадки, а искры в глазах — от невыплаканных слез. Вы заметили, как мерцает ее бледная кожа? Она сделалась такой прозрачной. Болезнь стремительно пожирает ее. Маталия уже слегла, не вынеся вашего присутствия.

— Ох! — в ужасе воскликнула Кларисса. — Отец, давай немедленно уедем! Уедем, пока не взошло солнце!

Сутбери задумчиво смотрел на Ксантье, обнимая плечи дочери.

— Отлично. Вижу, вам действительно не оставалось другого выхода, кроме как жениться на ней. Я готов отказаться от войны и заключить перемирие.

— Я... как лучший сын графа, не нарушу это перемирие, — поклялся Ксантье, и оба коснулись левого плеча правой рукой. Ксантье широко улыбался, вслушиваясь в тайный смысл этих слов, и уже повернулся лицом к выходу, когда услышал голос Сутбери:

— Вам придется засвидетельствовать перемирие.

Старик извлек из сундука свиток, достал из ящика стола перо с чернилами и кивнул. Ксантье замешкался. Все сжалось у него внутри, когда он встретился с ясным взглядом Клариссы. Затем взглянул на перо с чернилами, нервно сглотнул и перевел взгляд на свиток. Неверным шагом он приблизился к бумаге, уже ощущая всю тяжесть того поступка, который собирался совершить, и в глубине души колебался. На мгновение он вернулся в прошлое, когда они с братом были друзьями. В его мозгу вспыхнуло воспоминание о двух счастливых отроках, зеркальных отражениях друг друга, которые ныряли в озеро за домиком, в саду которого возилась их красавица мать. Но это воспоминание тут лее померкло, и он увидел перед собой врага, свое вечное альтер-эго. Ксантье смело взял перо и подписался именем Брогана.

Глава 25

Луна уже высоко светила в небе, когда во дворе послышался негромкий топот копыт по брусчатке — то свита Сутбери покидала замок Керколди. Ксантье смотрел, как Кларисса с отцом задернули пологи своих повозок и как внутри мирно засветились лампы. Он нахмурился. Такие чувства, как любовь меледу отцом и ребенком, совершенно неразумны и лишь свидетельствуют о слабости, думал он, стиснув зубы. Никогда он не допустит, чтобы им так манипулировали.