— Пора! Все всё помнят?

Услышав, что помнят, я велел возвращаться.

Мы вернулись к технике, оставив за спиной разведку — она двинулась к оврагу, проверять его на возможные посты и охранение.

Чтобы попасть в овраг, нам пришлось вернуться немного назад, и, съехав с некрутого склона, мы двинулись по оврагу в сторону немцев. Батарея Суслова осталась на месте, они начнут после нас. Позиции для батареи уже были осмотрены. Задача старшего лейтенанта была, прицельно выпустив полный боекомплект, сматываться на полной скорости, прихватив разведку.

Я двигался на своей «тридцатьчетверке» во главе колонны техники. Высунувшись из командирской башенки, осматривал окрестности и помогал Сурикову вести машину, подсказывая по ТПУ. Танк въехал в заросли кустарника, и мехвод ничего не видел. Оглянувшись на следующую за мной «тридцатьчетверку» сержанта Гурова, я улыбнулся. Вся техника была замаскирована ветками, и со стороны казалось, что часть леса двигается, дымя, ревя дизелями и лязгая гусеницами. Колонна хранила радиомолчание из опасения быть обнаруженными немецкими радистами. Поэтому разговаривали знаками. Наконец овраг стал мельчать, и мы выехали на ровный участок, поросший густой травой.

Дав газу, «тридцатьчетверка» рванула вперед, уступая место другим. Дно оврага было довольно сухое, но мехводы все равно старались двигаться мимо следов впередиидущих машин, оставлявших глубокие колеи. Оглянувшись на широченную просеку в кустарнике и выезжающий последним Т-28, я махнул рукой, показывая на склон оврага. Тот действительно был удобен для стрельбы.

Суриков виртуозно подвел танк к позиции. Спрыгнув с него, я взбежал на склон и, осторожно выглянув, осмотрелся узнать, что творится впереди.

— Черт! Услышали все-таки! — Несмотря на то что до немцев было около километра и у них работала техника, они услышали нас. Я это определил по разбегавшимся фигуркам и суетящейся прислуге 88-миллиметровых зениток. И только услышав выстрелы справа, понял, что разведчики сплоховали. Посты уничтожены не были.

Убрав бинокль от глаз и прикусив губу, задумался. Что бы дальше ни случилось, пора воевать, но и задача уничтожить превосходящего силами противника остро не стояла. Главное — шумнуть погромче. Убрав бинокль в чехол, я побежал к танку, махая руками и таким образом показывая, что можно начать бой. Запрыгивая вовнутрь танка, услышал выстрел справа. «Тридцатьчетверка» Гурова первой произвела выстрел, дав газу и выскочив наверх.

Захлопнув крышку люка и присоединив штекер шлемофона, я сказал:

— Пора, Федя. Истомин, осколочный.

Суриков, дав газ, кинул многотонную машину вверх по склону. Выскочив наверх, я стал быстро наводить пушку на батарею 88-мых. Они самые опасные, и их надо уничтожить в первую очередь. Соблюдать радиомолчание сейчас уже не требовалось, и поэтому в эфире стоял сплошной мат и раздавались команды. Из казенника с лязгом вылетела пустая гильза. Истомин тут же вбил следующий осколочный снаряд. Наведя перекрестья чуть левее батареи, снова нажал на педаль пуска. Около крайнего орудия вспухло облако взрыва, разметав расчет. Рядом показался еще один разрыв; похоже, что кто-то добавил по этому же орудию. Зная по книгам, как опасны эти орудия, приказал сперва подавить эту батарею всему танковому отряду. Поэтому все стреляли именно по ней.

Осмотрев в прицел перевернутые орудия в разрывах снарядов, дал отбой. Теперь батарея «ахт-ахт» опасности не представляла. Наведя прицел уже на лагерь разбегавшихся немцев, дал три выстрела осколочными и приказал сдавать назад в овраг. Вокруг нашей техники начали врезаться, вспахивая землю, болванки немецких противотанкистов. Хотя они и стреляли почти на предельной дальности, но повредить ту же гусеницу могли. Спускаясь задом в овраг, мы все-таки словили болванку по маске пушки.

Дальше мы разбивались на пары. Пока батарея Суслова вела огонь, мы, быстро разделившись, рванули по своим сторонам. КВ Скворцова в паре с Т-28 должны были идти в лоб, отвлекая на себя внимание. Я же с напарником, обойдя, должен ударить с тыла. Не знаю, выгорит ли этот совместно выработанный план, но приложу к этому все силы. «Тридцатьчетверка» покачивалась и подпрыгивала на особо больших кочках. Я очередной раз стукнулся о броню и стал громко материться. Посмотрев в щели обзора на командирской башенке, увидел, что мы выскочили на проселочную дорогу, которую пересекал овраг. Забитую машинами дорогу. Суриков, перед обзором которого перестали мелькать ветки кустарника и стволы небольших деревьев, увидел окрашенный в камуфляж борт немецкого бронетранспортера с двадцатимиллиметровой зенитной пушкой на турели и, матерно заорав, втопил педаль газа:

— А-а-а, суки, н-на…

Тут же раздался скрежет металла, и танк, вминая борт с сидящими внутри солдатами в землю, стал наклоняться набок. Проскочившая левее «тридцатьчетверка» сержанта Гурова подмяла под себя штабную легковушку и, развернув башню, длинной очередью прошлась по остановившейся технике противника. Сдав назад, мы съехали с бронетранспортера и, развернувшись, двинулись по ходу движения колонны как раз в нужную нам сторону. Гуров, продолжая расстреливать боекомплект башенного пулемета, последовал за мной, после того как я рявкнул на него по рации. Сминая и сбрасывая технику с дороги, мы двигались дальше и напоролись на два немецких танка, ждавших нас. Так как я учел прошлый урок, то шли мы с бронебойным снарядом в стволе пушки, стреляя только из пулеметов. Я всего на несколько секунд опередил немцев, успев, почти не целясь, беря их на испуг, произвести выстрел по правой «трешке». Ответный выстрел заставил мою «тридцатьчетверку» на миг замереть. Гуров, прикрывшись корпусом моего танка, выстрелил во второго. Тут же я добавил в первого, и из него начал валить черный дым. По внутренней связи я спросил:

— Все целы?

В ответ раздался хор голосов:

— Нормалек, командир!

— В порядке, товарищ капитан!

— Со мной в порядке, товарищ капитан! Что с танком — не знаю, пока снаружи не посмотрю, — отметился Суриков.

В ответ радист тут же вставил слово:

— Ага, немцы прям ждут, что ты вылезешь! Двигатель же не заглох, значит, можно двигаться дальше.

— Уймись, балаболка. Может, в ходовую попали!

Пришлось, рявкнуть уже мне:

— Уймитесь оба. Старшина, давай вперед помалу. Дальше видно будет.

Вздрогнув, танк стал набирать скорость.

Вдруг по рации заматерились голосом Гурова. Посмотрев в смотровые щели, я увидел, что «тридцатьчетверка» Гурова вся облеплена немецкими солдатами, закрывшими все смотровые щели. Заорав, чтобы Истомин зарядил осколочный, я стал быстро крутить штурвал, поворачивая башню. По броне сверху загрохотали ботинки, и в крышку верхнего люка заколотили прикладами. Но прежде чем прицел закрыла какая-то серая ткань, я успел навести ствол орудия на танк Гурова и нажать на пуск. Что произошло дальше, не знаю, помешала ткань, закрывшая обзор, внизу заматерились и мехвод и радист. Выпустив в ту же сторону полдиска из пулемета, приказал старшине гнать в лес. Я надеялся ветками стряхнуть немецких солдат. Вдруг по броне забарабанили пули. Приказав старшине крутиться на одном месте, чтобы Гуров мог достать немцев и с другой стороны, стал смотреть в одну из освободившихся смотровых щелей. Снова забарабанили пули по броне, и сверху раздался крик, услышанный даже за грохотом работы дизеля. Осмотревшись в уже полностью свободные щели, стегнул очередью по подбиравшимся по кювету нескольким немецким солдатам, которые несли противотанковые мины. Приказав Гурову продолжать следовать за мной, велел Сурикову и дальше двигаться по дороге, давя брошенную из-за затора впереди автотехнику. Немцы за это время успели отступить в ближайшие заросли кустарника. Некоторые автомашины объезжали затор по вспаханному полю справа, слева был слишком глубокий кювет. Вот в этот затор мы врезались на полной скорости. Гуров, проскочивший справа, начал уничтожать тех, кто не успел объехать затор.

Нос «тридцатьчетверки» стал задираться вверх, когда мы наехали на пустой грузовик, вминая его в дорогу. Я заорал Сурикову, пытаясь перебить мат радиста: