По случаю гастролей в Белграде итальянское посольство устроило прием. Италия и Югославия только-только преодолели мучительный период в отношениях между собой, и посол Берио сиял от счастья. Отведя меня в сторонку, он сказал: “Дорогой Дель Монако, взгляните, вам удалось собрать здесь в посольстве министров всех юго¬славских республик. Вы всего за один вечер сде¬лали гораздо больше, чем мы, дипломаты, за много лет”.

Мой контракт с театром “Метропо¬литен-Опера” в Нью-Йорке окончился в 1959 го-ду.

Осенью того же года, спев “Андре Шенье”, “Аиду” и Отелло” в театре “Уор Мемориал-Опера-хаус” города Сан-Франциско, я вернулся в Ми¬лан.

Metropoliten Opera

Aida – San Francisco - 2.10.1959

Lucine Amara, Irene Dalis, Robert Weede, Giorgio Tozzi - Francesco Molinari-Pradelli

Andrea Chenier - San Francisco - 25.09; 10.10 - 1959 31.10.1959 in Los Angeles

Gabriella Tucci,Robert Weede - Francesco Molinari-Pradelli

Otello - 16,22.10.- 1959; 25.10.1959 in Los Angeles; 5.11.1959 San Diego

Gabriella Tucci, Mario Zanasi - Francesco Molinari-Pradelli

Мой старый друг Вотто, no-прежнему актив¬но работавший, дирижировал на открытии сезо¬на в театре “Ла Скала” оперой “Отелло”, где я участвовал вместе с Ризанек и Тито Гобби. Вес¬ной я повстречался с Джульеттой Симионато в “Самсоне и Далиле” под руководством Гавад-зени. За год до этого нам вместе пришлось петь в Токио. В июне, исполнив “Отелло” под руко¬водством Превитали в неаполитанском театре “Сан-Карло”, я ездил в Белград, где и познако¬мился - о чем уже рассказал - с маршалом Тито и его супругой, которую он любил назы¬вать “моя нежная горянка”, интересной и ве¬селой женщиной, в ту пору имевшей на мужа большое влияние. Затем, еще раз выступив в “Ла Скала”, отправился в Париж. Мне выпала честь петь “Кармен” в “Гранд-Опера” по-фран-цузски. Эта привилегия редко достается ино¬странцам. Успех был такой, что Французская академия наградила меня своим почетным дип¬ломом.

Следующей осенью я подпирал контракт на оперный сезон в Риме. Там я пел “Отелло” и “Кармен”. В Нью-Йорк я возвратился лишь в 1962 году, чтобы спеть концерт в Карнеги-холле, где успел встретиться с еще работавшим Леополь¬дом Стоковским, уже восьмидесятилетним стар¬цем, но по-прежнему находившимся в отличной форме. Я повидался и с Эльзой, но та была уже совсем больна, и в следующем году ее не стало. Мой приезд в Нью-Йорк не вызвал у меня особо памятных Эмоций. С Манхаттеном я успел срод¬ниться, как с собственным домом в Ланчениго. Однако трудно было предположить, что волею судьбы это мое нью-йоркское турне станет послед¬ним в Америке.

Я и впоследствии приезжал в Америку - в 1964 году я пел “Самсона и Далилу” в Далласе,

Samson et Dalila –Dallas - 27.11 - 1964

Nell Rankin, Irvin Densen, Frank Valentino - Carlo Moresco

“Отелло” — в филадельфийской опере, а в 1966 в Канаде исполнял в Монреале “Отелло” вместе Тебальди и Гобби. Но бывать в Нью-Йорке боль¬ше не приходилось. Огромный, фантастический период моей жизни артиста и человека завер¬шился вполне неприметно.

1964 год оказался для меня годом несчастий. В декабре, перед его началом, я угодил в крайне неприятное автомобильное происшествие. В одно из его обстоятельств поверить совершенно не¬возможно, потому что так не бывает. За рулем столкнувшегося со мной автомобиля сидела жен¬щина, которую звали точно так же, как и мою жену: Рина Филиппини. Вследствие этого собы¬тия я был вынужден аннулировать все контрак¬ты и остаться в бездействии целых восемь меся¬цев. Обиднее всего было отказаться от “Отел-ло”, объявленного на июль в “Ковент-Гарден”. Там предполагалось возобновить спектакль, в котором за два года до этого участвовали маэст¬ро Шолти, Тито Гобби и Раина Кабаиванска, бол¬гарская сопрано, наиболее перспективная из всех звезд на женском оперном небосводе.

Лондонский импресарио Горлинский не пере¬ставая звонил мне по телефону. Ему очень хоте¬лось, чтобы я, несмотря ни на что, спел в этом спек¬такле. Он все спрашивал, не пострадал ли мой голос в происшествии, и, поскольку я отвечал отрицательно, Горлинский настаивал на моем не¬медленном возвращении на сцену. Однако вра¬чи были непреклонны. Ортопед сказал: “Если вы сейчас поспешите и начнете на месяц раньше де-лать некоторые движения, это может обречь вас на раскаяние в течение всей жизни”. Я объяснил Горлинскому, что делать нечего, поскольку хо¬дить без помощи палки я не смогу вплоть до конца августа. Как же мне передвигаться по сцене в “Отелло” — в таком сложном спектакле?

Горлинский, похоже, сдался. Но уже на следу¬ющий день он вновь позвонил мне в Ланчениго, сказал: “Я все продумал и проконсультировался со своими сотрудниками. Решение можно най¬ти. Вы будете петь сидя в кресле. Дирекция “Ковент-Гарден” согласна. Ваше участие в спек¬такле настолько ценно, что сценическое действие приобретает второстепенный интерес. Вашего го¬лоса достаточно, чтобы привести публику в пол¬ный восторг. Здесь все помнят о вашем великом “Отелло”. Кстати, подобный случай будет не пер¬вым в своем роде. Орсон Уэллс тоже однажды согласился играть сидя в кресле”.

Меня тронуло столь уважительное отношение ко мне, но я вновь отклонил предложение. Честно говоря, мне представлялось смешным исполнять роль Отелло, с ее полнокровием и накалом стра¬стей, в кресле-каталке. К тому же петь при зажа¬той диафрагме не очень-то легко. Да и чувство¬вал я себя по-прежнему слабо. От долгих меся¬цев неподвижности я потерял пятнадцать килог¬раммов веса, став почти таким, каким был в самом начале пути, ошеломляя всех импресарио, привыкших к тенорам иного “водоизмещения”.

На сцену я вышел лишь в августе в местечке Торре Дель Лаго. Тито Гобби, который тоже уговаривал меня петь в Лондоне, на сей раз уча¬ствовал вместе со мной в ‘Тоске”.

Помню, я еще хромал и, несмотря на вокальные и сценические трудности згой оперы, хотя и несравнимые с “Отелло”, пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы допеть до конца. Впрочем, ведь и травма у меня была серьезная — я получил пере-лом бедра и большой берцовой кости; меня четыре часа держали на стопе под ножом хирурга.

Тот несчастный случай в декабре 1963 года заставил меня отказаться и от исполнении “Лоэн-грина” в Бейрейте, куда меня пригласил потомок Вагнера В и панд, предложив спеть также “Риенци” и ‘Тангейзера”, Отказался н от оперы “Риенци” и в “Па Скала”, где она была объявлена на зимний сезон 1964 года под управлением Шерхена.

Под конец лета того же года мне пришлось едва ли не заново начать свою карьеру. Я расте¬рял контракты, упустил’ ряд возможностей за¬писаться на грампластинки, утратил связь с опер¬ным миром. И вновь Америка продемонстриро¬вала мне свою дружбу. В ноябре сначала в Дал¬ласе, а затем в Филадельфии “Самсон и Далила”, а также “Отелло” восстановили мой успех и прежнюю бодрость.

Otello – Philadelphia 13.10 - 1964

Frances Yeend, Chesare Bardelli, Nicola Modcona - Carlo Moresco

Samson et Dalila - 27.11 - 1964

Nell Rankin, Irvin Densen, Frank Valentino - Carlo Moresco

Мне стукнуло уже пятьдесят лет, однако голос сохранял всю свою силу. Я сос-редоточился на репертуаре, наиболее совпадавшем с моими техническими возможностями. Прежде всего “Отелло”, затем “Андре Шенье”, “Федора”, “Самсон и Далила”, “Паяцы’” и “Эрнани”.

В 1972 году парижская газета “Франссуар” писала, что мой голос “способен разбить хрусталь¬ный стакан на расстоянии десяти метров”, А в 1974 году, за несколько месяцев до моего окон¬чательного ухода со сцены, профессор Гамсьегер, дирижер театра “Штаатсопёр” в Вене, писал в одной из газет, что Дель Монако можно ставить в пример тридцатипятилетним. “Я желаю им, — пи¬сал он, — петь так же, как он •поет в свои шесть¬десят лет”.