— Ну да, весь в снегу и с очередными ушибами, которые, вне всякого сомнения, уже начинают тревожить. Очень хорошо, сэр Лафайет, прежде чем мы начнем дальнейшее обсуждение нашего вопроса, не угодно ли вам будет продемонстрировать свое мастерство, ну, скажем, вызвав небольшую палатку с печкой и хорошим вином, где мы с удовольствием могли бы закончить наш разговор?
— Ерунда, — сказал Лафайет. — Я не собираюсь тратить на это свое время.
— Ну, тогда что-нибудь попроще: как насчет всего лишь веселого костра в небольшой пещере, вон там…
Горубль махнул рукой в направлении сплошной пелены падающего снега.
— К чему столько сложностей, — пробормотал Лафайет. — Почему бы тебе просто не сдаться, а я замолвлю за тебя доброе слово Пратвику…
— Признавайся!
Горубль наклонился почти к самому его лицу и произнес вполголоса:
— Ты ничего не можешь сделать! Ты так же беспомощен, каким кажешься на самом деле!
— Вовсе нет! — с отчаянием произнес Лафайет. — Абсолютно все мои силы в полном моем распоряжении!
— Что ж, давай поглядим, как ты выпутаешься из этого куска ковра, который спеленал тебя с головы до ног.
Лафайет дергался, выкручивался, раскачивался — но без всяких результатов. Он был запеленут тщательно, как муха в паутине. Горубль счастливо рассмеялся.
— Прекрасно! Ох, просто прекрасно! Значит, все мои волнения были напрасны! Я не знаю, как ты умудрился проникнуть сюда, в самое сердце моих планов, сэр Лафайет, но, в конце концов, большого вреда тут нет. Более того…
Внезапно он стал серьезен и кивнул головой.
— Теперь я вижу, что мои планы могут быть значительно улучшены и расширены, так сказать. Да, да, почему бы и нет? Обладая новыми данными, которые ты так любезно мне сообщил, с какой стати мне останавливаться на одном Меланже? Почему бы не пойти дальше — расширить мою империю, включить в нее весь континуум миров, а? А, кстати, где эта капризная шлюха, которую ты у меня украл?
— Там, где ты ее никогда не найдешь, — сказал Лафайет.
— Упрямишься, да? Ну, ничего, скоро мы это исправим. О, нам предстоят долгие беседы, мой мальчик. В услужении моего подданного, герцога Родольфо, находится искусный допросчик, некто Стонруб, который быстро выведает все твои секреты!
Горубль резко повернулся, проревел какие-то приказы. Солдаты в красных куртках, со льдом, намерзшим на бровях, кинулись вперед, подняли Лафайета на ноги, отвернули замерзший ковер…
— Эй, баба! — воскликнул один из солдат, глядя на появившуюся из складок ковра Марка XIII Свайхильду, оглушенную и дрожащую от холода.
Горубль весело рассмеялся.
— Наконец-то счастье стало мне улыбаться! Сама судьба за мое начинание. Я считаю, это знак — знак, слышишь меня?
Он огляделся, сияя, в то время как солдаты подняли девушку на ноги. Несколько мгновений ковер лежал брошенный. Лафайет рванулся к нему и, хотя был схвачен, успел поставить ногу на его край.
— Лети домой! — закричал он в направлении принимающего словесные команды устройства. — Полный ход, никуда не сворачивая!
В ответ на эти слова ковер захлопал краями, посылая вверх кучу сосулек, подскочил на шесть футов в воздух, мгновение висел, отряхиваясь, как пес после купания, затем, когда один из солдат попытался подпрыгнуть и схватить его, ринулся вперед, в бушующий шторм.
— Волшебство! — взвыл солдат, валясь на спину.
— Чушь! — рявкнул Горубль. — Это, несомненно, штучки Аджака. Так, значит, ты работаешь с этими вымогателями, сэр Лафайет, вот как? Ну, ничего, для них у меня заготовлен кое-какой план — как и для всей страны!
— Ты слишком много на себя берешь, — отрезал Лафайет.
— В прошлый раз тебе не удалось захватить власть, и сейчас кончится тем же самым!
— Брось его в седло и привяжи к лошади, — приказал Горубль капитану своей стражи. — Посмотрим, что сделает с этой выскочкой холодная ночь после целого дня бесплодных трудов. Может, его манеры станут чуть лучше, чем раньше.
— Э, приятель, да ты, никак, опять тут, — весело приветствовал О'Лири Добывающий Истину Специалист герцога Родольфо, когда четверо стражников швырнули Лафайета, скорее мертвого, чем живого, на деревянную скамью рядом с большой жаровней, на которой в веселом огне калилось с полдюжины щипцов и кусачек.
— Мннрргггх, — сказал О'Лири неподвижными губами, пытаясь подползти поближе к пламени. — Пусть будут гореть мои ноги, но только дай мне огня!
— Ну конечно, приятель, как скажешь, так и будет. Погоди-ка, дай припомнить, на чем мы остановились.
Стонруб потер небритый подбородок со звуком, напоминающим треск рвущегося полотна.
— Начнем-ка с прижигания, как ты хотел, потом можно чуток разогнать кровь по телу плеткой, ну, а уж потом закончим на раме — чтобы все тело загудело. Неплохо придумано?
— Великолепная программа, двух мнений быть не может, — промямлил Лафайет. — Скажи, ты не мог бы для начала чуть помешать угли?
— Вот это правильное настроение, приятель! Послушай, с другой стороны, может, ты хочешь испробовать новое оборудование, которое я получил за время твоего отсутствия? Великолепный гидравлический пресс для суставов, автоматика, куда ни сунься. Закручивает все — от бедренных суставов до костяшек пальцев. А может, лучше оставить пресс и автомат для снимания кожи на потом — ведь после них уже ничего не воротишь. Ты меня понимаешь? А нам вовсе не надо, чтобы ты покинул нас не расколовшимся — герцог прямо рвал и метал, как ему захотелось узнать все твои секреты, приятель.
— Это не герцог, а поганый маленький Крупкин, который считает, что я открою ему кучу тайн, — поправил Лафайет. — Послушай, как преданный подданный Меланжа, ты должен бороться против Крупкина, а не помогать ему. Он пытается захватить всю эту страну и использовать ее как плацдарм для нападения на Артезию!
— Политика, — извиняющимся тоном сказал Стонруб, — никогда не была моим хобби. Сам понимаешь, правительства приходят и уходят, а нужда в искусстве специалиста остается…
— Неужели у тебя нет ни капли патриотизма? — вызывающе спросил Лафайет. — Этот человек — маньяк. Он высосет из Меланжа все, что можно: пищу, оружие, сырьевые ресурсы и…
— Ну конечно, приятель, как не понять. Но, послушай, ты не возражаешь, если мы начнем? Ты можешь говорить, пока я работаю. Тебе не трудно будет снять рубашку и встать вот сюда, чтобы я придал тебе рабочее положение?
— Н-нельзя ли мне погреть ноги еще немножко?
— Хорошая мысль. Я помогу тебе снять ботинки, и мы раздвинем лодыжки до оптимального положения. Слишком близко — и будет куча дыма, слишком далеко — и нет желаемого эффекта. Так что…
— С другой стороны, почему бы мне не сказать все, что ты пожелаешь, сразу, чтобы ты меньше трудился, — торопливо предложил Лафайет. — С чего мне начинать? С того, как я прибыл на вершину мельницы две недели назад? Или мне пойти еще дальше и рассказать, как я жил припеваючи, имел все, что только может иметь нормальный человек, а мне этого было недостаточно, или…
— Эй, подожди, приятель!
Стонруб понизил голос, нервно оглядываясь по сторонам.
— Что это ты делаешь, хочешь, чтобы я лишился работы?
— Ничего подобного. Просто сегодня вечером я в разговорчивом настроении.
— Сейчас утро. Эх, приятель, совсем ты перестал соображать, что к чему.
— Ну, да неважно, утро или вечер, мне лично хочется сейчас говорить день и ночь. Итак, как я уже говорил…
— Шшш!
ДИС приложил толстый палец к выпяченным губам.
— У тебя нет сердца! Ты хочешь лишить меня лучшего поста среди герцогских вакансий? Да если ты начнешь все выкладывать до того, как я и одним крючком тебя не тронул, то кое у кого возникнет идея о сокращении штатов. А я уже слишком стар, приятель, чтобы переквалифицироваться. Так что, будь другом, помолчи немного, ладно?
— Я… я вот что тебе скажу, — предложил Лафайет, глядя на дымящиеся щипцы в волосатой руке Стонруба. — Ты на несколько минут отойди в сторону и отложи свои железки, пока я не проделаю несколько упражнений йоги, чтобы оценить твою виртуозность. А я попытаюсь на время придержать язык.