Верзила первым почуял меня. Голова его вздернулась, тусклый, словно ведро с кровью, глаз повернулся в моем направлении. Он фыркнул. Затем вздохнул — не меньше галлона. Пасть открылась, дав мне возможность полюбоваться рядом белоснежных, готовых вонзиться в плоть, зубов. Он загудел, как паровоз, и устремился ко мне. Настало время решать, и я не колебался.

Вдохнув напоследок влажного морского воздуха, я окинул взглядом яркое море, песок, пустое безразличное небо и оживленный силуэт чудовища на его фоне. Затем набрал аварийный код встроенным в челюсть тумблером.

Пейзаж скользнул в сторону и растворился в неощутимом ударе беззвучного кнута. В это время я уже описывал петлю за петлей в свернувшейся в лист Мебиуса вселенной…

Сплошная темень и рев, как спуск в бочке по Ниагарскому водопаду.

8

Несколько секунд я лежал совершенно неподвижно, мысленно ощупывая свое тело. Руки, ноги целы. Шум не утихал, а вокруг по-прежнему было темно. Неопределенная ситуация — вроде бы уже покинул Берег, но никуда еще не прибыл.

Согласно инструкции, при любой неисправности в темпо-поля следовало сохранять неподвижность и ожидать корректировочного импульса. В данном случае это могло занять довольно много времени. Пока еще никто не докладывал о таких срывах, поэтому инструкция могла ошибаться. Я вздохнул, ничего не произошло. И тогда окончательно решился…

Я встал, шагнул в тишину, в странный черноватый свет, простреливаемый маленькими ослепительными точками, какие видишь перед собой при потере сознания, и будто раздвинул занавес.

Ослепительные блестки рассеялись, и я очутился в стандартной кабине темпорального перехода этапной Пекс-станции. Дышалось свободно.

Я постоял немного в недоумении, затем повернулся к завесе, сквозь которую прошел. Это была обыкновенная бетонная стена около двух метров толщиной.

Возможно, это гудели молекулы плотного вещества, проникающие через сто восемьдесят фунтов загрязненной воды?

Я отложил изучение на неопределенное время. Предстояло отыскать шефа станции и доложить о внезапной атаке и разрушении темпостанции девяносто девять.

За десять минут я осмотрел каждую комнату в оперативном отсеке. Жилые помещения пустовали. Равно как и отсеки с оборудованием и силовой установкой.

Датчик темпорального стока вырисовывал обычную картину, пластины излучателя светились под нагрузкой, по всему пульту горели зеленые лампочки, но индикатор блока стоял на нуле: на станцию не поступал даже микроэрг.

Это было невозможно.

Каждая этапная станция с одной стороны осуществляла наводку персонала, с другой — замыкалась на Пекс-Центр. По цепи всегда поступала энергия. Пока существовала система, такое состояние в нормальном пространстве-времени было невозможно.

Отсюда с убийственной закономерностью следовал только один вывод.

Либо системы Чистки Времени больше не существует, либо я нахожусь за ее пределами. И поскольку сфера влияния распространялась на весь пространственно-временной континиум, трудно представить, что оставалось на мою долю.

Все станции походили одна на другую и внешним видом, и оборудованием, и электронными характеристиками. Массовое производство осуществлялось время-дробильным процессом распределения их вниз по темпоральному рельефу. Часть теоретиков считали станции временными дубликатами одной физической матрицы. Но одно дело гипотеза, а другое — факт, который можно пощупать. Поэтому первым делом необходимо выяснить, где я нахожусь.

Я прошел вдоль прохода к шлюзовой камере (некоторые станции размещались в местах, где были довольно суровые внешние условия), подождал, когда откроется входной люк, и шагнул наружу.

Чуть было не шагнул.

Где-то в десяти футах от входного крыла поверхность обрывалась. Дальше клубился жемчужно-серый туман, завихряющийся у невидимой, удерживающей от рассеяния преграды. Я прошел по выступу, лег плашмя и заглянул через край. Дно станции, изгибаясь, уходило в глубину и терялось в туманной мгле. Видневшаяся часть блестела, как зеленое зеркало. Как стекловидная поверхность кратера, что остался на Береге Динозавров.

Я отполз от края пропасти, вернулся на станцию, прошел в хранилище и вытянул наугад кассету. На экране вспыхнула считываемая информация: рутинные данные о затратах энергии, о флуктуациях темпорального рельефа, записи прибытия и отправления оперативных агентов — обычные станционные формуляры, и на каждом из них повторялся номер станции.

Темпостанция девяносто девять. Именно то, чего я боялся. Изгибавшееся дно островка, на который меня выбросило, совпало бы со стекловидным чашеобразным углублением на Береге Динозавров так же, как отливка совпадает с литейной формой. Станцию разрушил не вражеский обстрел, ее выдернули из почвы, как огромное фисташковое дерево, и поместили сюда.

Я вернулся в отчий дом, на свою же станцию. Так вот что пытался сказать мне Нел Джард! Он подождал моего удаления на безопасное расстояние и нажал кнопку. Сработала программа аварийного спасения, о которой ничего не знал и не мог знать рядовой оперативник.

Джард поступил правильно. Враг подступал к самым воротам. Через несколько минут экраны защиты рухнули бы от перегрузки. Все секреты Пекс-Центра о передвижениях во времени попали бы во вражеские руки. Джард обязан был предпринять что-то для спасения станции, обязан был любой ценой избежать разрушения. И он последовал инструкции.

Тот факт, что выполнение программы подразумевало технологию, намного превосходящую по сложности мои представления о возможностях Пекс-Центра — дело десятое, и я решил погоревать о своих заблуждениях позднее, а сейчас покончить с более важными проблемами.

В самую последнюю минуту Джард кричал о чем-то важном, что я должен кому-то и куда-то сообщить. Я не расслышал ни слова, находясь в возбуждении. Он поторопил меня, сосчитал до десяти и нажал кнопку. Станция исчезла, оставив меня в безопасности.

А затем я свел на нет все его усилия, воспользовавшись встроенным блоком, и прыгнул туда, где мне быть вовсе не полагалось.

"…переместить станцию в нуль-фазу…" — пришел на ум обрывок фразы. Теоретическое понятие, встречаемое в технической литературе. На этот раз теория не подвела.

Это место находилось просто вне времени и пространства. Точка нулевой амплитуды по кривой поля Айлема, которое мы называем пространственно-временным континиумом.

Я походил по комнате, вслушиваясь в эхо шагов и гудение аппаратуры. Все, что я видел, слышал, обонял и осязал, казалось совершенно нормальным, за исключением клубящегося снаружи тумана.

Если это станция с Берега Динозавров, то где же пролом в стене комнаты отдыха, через которую я прошел несколько локальных часов назад? Где обломки и дым, трупы и следы нападения?

Станция сияла, как яйцо. Я вытащил архивный ящик. Папки в порядке, никаких признаков поспешной эвакуации, вражеской атаки или паники, которая случается в последнюю минуту.

Синдром "Марии Целесты" на борту станции. Я заглянул в столовую. На одном из столиков лежала пара подносов с остатками пищи, довольно свежими: единственное нарушение всеобщего и небезразличного порядка. Нажав раздаточную кнопку, я получил обед. В прорезь выскочил поднос с горячей едой: синтето. Я вспомнил о запеченной ветчине и кукурузных початках, о Лайзе, ожидающей меня в маленьком домике…

Черт возьми, уж об этом уговора не было. Человек сделал свою работу, бросил все, следуя зову дома, в полной уверенности, что муки памяти сгладятся под шлемом мыслефона. Контракт ни одним словом не оговаривал о пустой станции, опилках и золе на обед, о муках и тоске по голосу, улыбке, прикосновению…

Черт бы ее побрал, обыкновенную женщину, эфемерное создание, рожденное на заре времен и прожившее короткую, как огонек у костра, жизнь, умершее и обратившееся в прах тысячелетия назад…

О, Лайза, Лайза!

— Довольно! — прикрикнул я на себя и вздрогнул от звука своего голоса, продолжая мысленно: "Всему есть простое объяснение. Не совсем простое, но все же объяснение".