Изменить стиль страницы

Виктория вздрогнула от внезапного вопля сына.

— Что ты сказала?! — вскричал он. — Роза?!

Увидев его выпученные глаза и набухшие вены на шее, она в ужасе схватилась за горло.

Райан весь дрожал, его трясло, точно в лихорадке. Он сжимал кулаки с такой силой, будто пытался что-то раздавить.

— Я… я… сказала, — заикаясь, бормотала Виктория, — т… там была роза. Я слышала, как Энни сказала, что обнаружила на могиле розу. Я думаю, это был условный сигнал, потому что позже они встретились и…

— Хватит! — Он высунулся из окна и крикнул кучеру: — Стой!

Лошади замерли как вкопанные. Райан распахнул дверцу. Виктория с изумлением наблюдала, как он побежал отвязывать свою лошадь. Вскочив в седло, Райан умчался с быстротой молнии.

Виктория высунула голову из окошка и, глядя на кучера, пронзительно закричала:

— Чего расселся, дурак! Поезжай за ним. Быстрее!

Лошади рванули вперед. Экипаж бросало из стороны в сторону. Виктория сидела, вцепившись руками в сиденье. Ужасные предчувствия терзали ее душу. Она тревожилась за сына.

Элиза услышала приближающийся конский топот. Эбнер тоже. В этот момент они стояли у парадных дверей — стояли, с недоумением поглядывая друг на друга.

Райан подъехал прямо к крыльцу и соскочил с лошади почти у самой двери. Взглянув на слуг, он помчался вверх по ступенькам.

Вскоре раздался шум. Это был звон разбитого стекла и раскрошенной мебели. Райан принялся крушить то, что осталось от его мечты.

Элиза захныкала. Боже, зачем портить добро! Это ни к чему не приведет.

Эбнер морщился при каждом новом звуке.

— Господи, помилуй, — бормотал он. — О Боже всемогущий, помилуй и спаси несчастного.

К тому времени, когда подоспел экипаж с Викторией, в доме уже было тихо. Она посмотрела сначала на Элизу, потом на Эбнера, который не выдержал ее испуганно-вопрошающего взгляда и отвел глаза. Бросившись к лестнице, она быстро поднялась на второй этаж.

Райан находился в спальне Эрин. Он стоял у окна с изрезанными, окровавленными руками. После учиненного погрома комната была неузнаваема.

Пораженная ужасным зрелищем, Виктория разразилась упреками:

— Ты что, с ума сошел? Как ты смеешь…

— Что?! — в бешенстве оборвал он ее. — Как я смею?! Черт возьми, я думал, что она любит меня! Никогда, — прорычал он, — слышишь, никогда не упоминай ее имени. Я не хочу слышать о ней и завтра же прикажу, чтобы в имении уничтожили все розы.

Он пошел к выходу и, хлопая дверьми, направился к себе. Виктория пристально смотрела ему вслед.

Дались ему эти розы! Почему они его так беспокоили?

Она вздохнула и решила, что это не имеет значения. И тот беспорядок, который он устроил, ее в общем-то тоже не волновал. Элиза все уберет. Может быть, думала она, в несколько ближайших дней пригласить Эрмину на чай и обсудить с ней, как помочь Райану? Он должен навсегда расстаться с прошлым.

И все же ее не оставляло любопытство. Что значила эта роза и почему она спровоцировала такую бешеную реакцию?

Их бесплатное путешествие завершалось. Плоскодонка входила в порт. Эрин не переставала изумляться, каким образом Филадельфия, находившаяся в месте слияния Скулкилла и Делавэра, почти в ста десяти милях от моря, стала такой важной гаванью. Один моряк из команды объяснил, что экономическое процветание Филадельфии обусловлено наличием верфи. От него Эрин узнала, что недалеко от Чизапика находится деревообделочное предприятие. Он рассказал ей о ввозе из Каролины и Джорджии зеленого и красного кедра, обработке рангоутного дерева, изготовлении мачт, шпангоута и обшивочной доски.

— Расстояние до моря на самом деле не так важно, — с серьезным видом заявил он. — Хоть некоторые и говорят, что река зимой замерзает, это ведь всего на несколько недель. И от этого никто особенно не страдает. Крупнейший в Европе порт Амстердам недоступен почти всю зиму. Зато когда вода немного прогревается, здесь собирается весь торговый флот. Гавань не успевает принимать и выпускать корабли. И чего только сюда не везут: кукурузную и пшеничную муку, свинину, говядину, пиломатериалы, металл. Так что впустую времени теряется немного. За несколько месяцев торговля все наверстывает.

Эрин вдруг вспомнила, что Райан проявлял интерес к пароходству, но она быстро отогнала от себя эти мысли. Ей не хотелось возвращаться к тем дням, когда она по наивности верила в возможность их взаимной любви.

В сити ей предстояло расстаться с Люси-Джейн. Они распрощались со слезами. Люси-Джейн отправлялась дальше на север, чтобы воссоединиться со своей семьей. Она проклинала своего мужа и грозилась убить его, если когда-нибудь встретит снова.

Эрин могла легко понять ее, так как испытывала те же чувства к Закери.

— Не надо оглядываться назад, — повторила она слово в слово то, что неоднократно внушала себе. — Лучше думай, как самой выжить.

— А я желаю тебе найти свою маму. Как ты думаешь, скоро ли сможешь совершить это плавание?

Эрин честно призналась, что не знает.

— У меня нет денег. Фондов Американского общества колонизации, насколько мне известно, тоже на всех не хватает. Даже освободившиеся рабы с законными правами не могут уехать. Где уж мне рассчитывать на их помощь. Но все же я попытаюсь связаться с ними.

— И все-таки что делают беглые рабы, если они хотят покинуть страну, а Общество не может помочь им?

— Они ищут способ нелегально уплыть на каком-нибудь корабле.

— А что, если и тебе попытаться?

Люси-Джейн никак не могла оторваться от своей новой подруги, к которой за несколько недель привязалась, как к родной сестре.

— Когда я была здесь несколько месяцев назад, — объяснила Эрин, — я оставила определенную сумму для людей, находящихся в такой же ситуации, как я. Возможно, и другие делают пожертвования, и я теперь смогу получить помощь у них.

— А если не получишь? — допытывалась Люси-Джейн.

— Не беспокойся, как-нибудь выкручусь. — Эрин весело подмигнула. — В крайнем случае подряжусь в качестве девочки для развлечений.

Они рассмеялись. Однако в глубине души Эрин испытывала страх перед будущим. Она не представляла, что будет делать, если не получит никакой помощи от матери Бетел.

Пока подруги протопали пешком весь путь из гавани до сити, ступни Эрин стерлись, покрылись волдырями и теперь ужасно болели. Она испытывала неловкость от своего убогого вида, хотя понимала, что следует благодарить судьбу и за эту одежду. Из дома ее увезли в одном халате. По дороге Джейсон раздобыл для нее серое муслиновое платье и черную шерстяную накидку. Видимо, Райану не хватило обыкновенной порядочности — прислать ей одежду, которую она могла бы взять с собой. Такое понятие, как порядочность, видимо, к нему неприменимо, с горечью подумала она. После этого ее охватила злость, и она стала внушать себе, что впредь не станет предаваться воспоминаниям о нем.

У нее урчало в животе от голода. Во время перехода на плоскодонке их питание было весьма скудным. При отправке из бухты экипажу из четырех человек отпустили двухдневный запас продовольствия, которым мужчины делились с ней и Люси-Джейн. Никто не обязан был их кормить. Спасибо, что владелец судна из сочувствия фрисойлерам согласился на эту благотворительную акцию.

Эрин еле волочила ноги от слабости. Неблизкий путь до матери Бетел она одолела лишь к заходу солнца. Когда она увидела пустынный двор и темные окошки, у нее упало сердце. Боясь, что ей не хватит сил дойти, и не желая оставаться на улице, она побрела прямо через газон под сень деревьев. В церковном дворе ей стало немного легче и не так страшно. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Она поднялась на небольшое крыльцо с задней стороны здания и в изнеможении опустилась на каменный пол.

Там и нашел ее пастор Джонс ранним утром следующего дня — сморенную усталостью и дрожащую во сне от холода. Появление нищих и бездомных на пороге церкви не являлось большой редкостью, и он не удивлялся уже встречам с этими горемыками. Но, увидев Эрин, он вздрогнул. Несмотря на грязную и обтрепанную одежду, неухоженные слипшиеся волосы, он узнал в ней очаровательную молодую женщину, с которой встречался некоторое время назад.