— Ну что вы, мэм… — сказала она с виноватой улыбкой. — Ничего такого я не имела в виду. У моего мужа тоже есть рабы, и я уверена, что он солидарен с Югом. Я всего лишь хотела выразить мистеру Талмиджу нашу озабоченность.
— Мне кажется, лучше предоставить эти заботы мужчинам, — посоветовала дама.
Мистер Талмидж покровительственно похлопал Эрин по руке.
— Как государственному человеку, мне приятно отметить свежие веяния. Когда женщин начинают беспокоить глобальные национальные проблемы, это что-нибудь да значит. Но я тоже считаю, миссис Янгблад, что занятие политикой не для прекрасной половины человечества. Оставьте это нам, старым чудакам. А вы уделяйте больше внимания тому, что вам удается лучше всего, — оставайтесь всегда такими же очаровательными.
Эрин нахмурилась, но промолчала. Она не могла примириться с тем, что устраивало других женщин: им нравилось просто украшать собою жизнь, ей же хотелось стать частью этой жизни.
По завершении ужина она почувствовала себя как бы в изоляции. В дамской гостиной она не принимала участия в общей беседе, ее это совершенно не волновало. Сейчас ей уже хотелось побыстрее покинуть этот город, чтобы у нее не возникало более подобных трудностей — Эрин не могла и не желала держать при себе свое мнение.
Райан ни словом не обмолвился о прошедшем вечере.
Наутро они оставили Вашингтон. Эрин подозревала, что муж устроил этот отъезд несколько раньше, чем планировал, но ничего об этом не сказала.
Они сели в экипаж и поехали на восток через штат Мэриленд к портовому городу Аннаполису — там сделали остановку. Райан распорядился, чтобы кучер остался в имении его друга и поработал у него до их возвращения. Супруги же пересели на небольшой пароход, который Райан нанял вместе с командой.
— Будем надеяться, что тебя не укачает, — сказал он перед тем, как они взяли курс на Чесапикскую бухту. — Не дай Бог. А то я видел, что бывает со многими дамами во время морских прогулок. Стоят весь день возле перил… зеленее травы.
Эрин была в восторге. Ей нравился бодрящий запах моря и ласковый ветерок. Она наслаждалась пребыванием на палубе и совсем не стремилась возвращаться в их фешенебельную, хотя и не слишком просторную каюту.
Райан тем временем корпел над финансовыми отчетами, полученными из Филадельфии, и был доволен, что Эрин нашла себе хоть какое-то развлечение. Он не подозревал, что жена уговорила капитана позволить ей остаться на мостике.
Эрин с восхищением наблюдала за точными и уверенными действиями капитана. Рассматривая карты, она пыталась понять, как ему удается так легко ориентироваться в бесчисленных проливах и каналах и выбирать нужный курс. К тому времени, когда они вошли в бухту Делавэра, экипаж уже успел по достоинству оценить способности очаровательной пассажирки. Она усвоила почти все тонкости судовождения и разбиралась в навигации не хуже настоящего штурмана.
Первые дни в Филадельфии ушли на знакомство с городом, раскинувшимся на широком пространстве между двумя реками. Своей планировкой город напоминал большую шахматную доску с ровной «решеткой» обсаженных деревьями авеню и «кубиками» кварталов. Эрин с удовольствием прошлась по местным лавочкам и магазинам. Познакомилась с первой в Америке библиотекой и обнаружила там множество интересных фолиантов. Райан не подозревал в ней такой любознательности и был изумлен той жадностью, с какой она поглощала историческую литературу. Казалось, Эрин стремилась запомнить каждую прочитанную строчку. Повальное увлечение книгами, посвященными искусству общения и хорошим манерам, не вызывало у нее ничего, кроме смеха. Она быстро составила себе представление о ценностях, привычках и образе жизни зажиточных филадельфийцев. Уважаемые и благополучные семьи «баррикадировались» в своих особняках не хуже, чем в Ричмонде, и связывали себя даже более жесткой системой ограничений и условностей.
Жизнь местной элиты протекала по раз и навсегда усвоенному стереотипу. Днем люди в основном занимались делами. Ближе к вечеру двери домов открывались для званых обедов, танцев и мероприятий типа розовых балов, хотя здесь были приняты также и «утренние визиты». Эрин обратила внимание на пригласительные билеты и визитки, которые рассылались гостям, и настаивала, чтобы Райан приобрел некоторое количество, прежде чем они уедут из города.
За посещением магазинов, приемами и «культурными мероприятиями» Эрин не забывала о самом главном и только ждала удобного часа. В тот день, когда Райан отправился без нее на какую-то деловую встречу, она решила, что настало время действовать. Как только Эрин вырвалась на улицу, ее охватило радостное возбуждение. В этом городе почти осязаемо чувствовалось биение свободы. Время от времени ей попадались на глаза несомненно свободные негры. И всякий раз ей хотелось подбежать к нему (или к ней) и спросить, как установить контакт с теми, кто мог что-нибудь знать о сбежавшей девушке — рабыне по имени Летти. Слезы отчаяния жгли ей глаза. Чувствуя свое бессилие, она продолжала бессмысленно бродить по улицам, сбивая ноги о булыжники и проклиная себя за нерешительность.
В конце концов она забрела на Арч-стрит и увидела Дом заседаний, резиденцию квакеров. Здесь собирались члены организации, известной как «Общество друзей». Ей уже приходилось встречать этих людей. Мужчины-квакеры носили скромные темные костюмы, тогда как женщины, как правило, отличавшиеся изящными фигурками и миниатюрными ножками, были одеты в платья из ярких тканей. Эрин знала, что женщины выполняли в этой организации роль посредников и связных, но не осмеливалась к ним подойти. Чуть позже она увидела выходившего из Дома заседаний мужчину в квакерском одеянии. Он с любопытством посмотрел на нее, как бы спрашивая, не ищет ли она кого-нибудь. Но и на сей раз ей не хватило духу обратиться к незнакомцу с вопросом. Резко повернувшись, Эрин зашагала прочь.
К вечеру они с Райаном были приглашены в дом владельца одной из корабельных фирм. Чарльз Градинджер интересовал Райана как возможный компаньон. Эрин знала, что Градинджер — вдовец, и поэтому рассчитывала, что после обеда втроем она сможет принять участие в беседе. Однако ее надежды не оправдались. По окончании трапезы негритянка, которую мистер Градинджер ласково называл Нанни Бесс, повела ее в библиотеку. Нанни Бесс в свое время получила вольную и теперь служила у Градинджера экономкой.
Это была шестидесятилетняя седовласая женщина, крепко сбитая, невысокого роста, с добродушным круглым лицом.
— Ваш муж сказал мастеру Чарльзу, что вы очень любите книги. Здесь вам будет удобно.
Она повернулась, чтобы уйти, но Эрин, сгоравшая от любопытства, остановила ее.
— Мне очень хочется спросить, откуда у вас такое произношение? Совсем не чувствуется диалекта…
Нанни Бесс с готовностью рассказала Эрин свою историю.
— Я одна из немногих, кому повезло, миссис Янгблад. Мне было всего десять лет, когда умер мой хозяин. После этого его вдова дала рабам вольные. Конечно, все безумно обрадовались. Все, кроме меня. Дело в том, что меня продали вместе с родителями. Пока нас везли на корабле из Африки, они умерли. И мне некуда было идти. Тогда хозяйка оставила меня в своем доме. Я жила вместе с ней и ее дочерью на правах компаньонки. Молодая мисс научила меня читать и писать, а также правильно произносить слова. Она выросла и стала миссис Чарльз Градинджер. Мы не разлучались до самой ее смерти. Потом мистер Градинджер оказался настолько добр, что не стал ничего менять. И вот теперь я помогаю ему.
Эрин молча кивнула. Действительно, Нанни Бесс родилась в сорочке. Не многим рабам выпадало такое счастье. Негритянка как-то странно посмотрела на Эрин — как бы с затаенной обидой.
— Вас обидел мой вопрос? — спросила молодая женщина.
Нанни Бесс немного помолчала, затем сказала:
— Возможно, это бестактно с моей стороны, но мне тоже хочется… спросить кое о чем. Я давно ждала удобного случая, чтобы встретить кого-нибудь с Юга и спросить… Много у вас рабов?