Изменить стиль страницы

В глубине души я корил себя за то, что не догадался прежде всего позвонить именно туда. Не исключено, что я успел бы сделать это раньше, чем Фрэнку пришла в голову мысль воспрепятствовать любому нашему общению с внешним миром.

Один из пассажиров недоуменно пожал плечами.

— Фрэнк ведет себя крайне глупо, — воскликнул он. — Если его намерение состоит в том, чтобы совершить аварию, то в итоге он рискует пострадать и сам. Поэтому считаю, что нам ничего не остается, как покрепче пристегнуться в креслах и ждать.

И тут у меня совершенно неожиданно возникла ужасная мысль. Я быстро взглянул на манометр, регистрировавший давление пара. Оно заметно упало, а температура была несколько ниже положенной. Я обратился к пассажирам:

— Господа, мне тяжело сообщать вам правду, но обстановка требует этого. Сдается, что Фрэнк отключил кондиционеры.

Филипп Бэррон побледнел, но прочесть что-либо в его взгляде было по-прежнему невозможно.

— И сколько времени мы сможем продержаться? — поинтересовался он.

— Не более часа, — уточнил я. — На худой конец, мы смогли бы вынести неизбежный в этом случае холод, но если давление упадет более чем в два раза, всем нам — крышка, за исключением, конечно, Хосе.

Последовала мучительная пауза. Бэррон задумчиво посматривал на индейца.

— Да… разумеется, надо иметь в виду и вас, — наконец произнес он. — Мне кажется, Грей воображает, что может потягаться с индейцем. Дурень! Само собой разумеется, мы все могли бы предварительно подписаться под запиской о том, что реально здесь произошло. И положиться на вас в том, чтобы она дошла по назначению…

— К дьяволу это ваше донесение! — взъярился один из пассажиров. — Это, понятно, могло бы здорово выручить Джо, но что будет с нами?

— Вы упускаете из виду одну важную деталь, — вмешался я. — Джо, вне всякого сомнения, выдержит низкое давление, но он не сможет дышать испорченным воздухом. Так что он тоже быстро отдаст концы. У нас остался лишь один-единственный шанс. — Я повернулся к Хосе. — Давайте попробуем вместе пробраться на борт этого треклятого локомотива.

В конце каждого вагона висел специальный топорик на случай пожара. Мы прихватили это немудреное оружие, через минуту уже были на крыше и начали с грехом пополам продвигаться к головной части состава. Вскоре впереди стали посверкивать голубые и красные огоньки на кабине тягача.

Мне не давала покоя мысль о том, что у Фрэда в помещении имелась дальнобойная винтовка. А мы с Хосе представляли собой превосходную мишень. Я сомневался в том, что он отважится в нас стрелять, но полностью исключить это было нельзя.

Конечно, потом было бы чертовски трудно объяснить, почему на крыше оказалось два изрешеченных пулями трупа, но мысль о такой перспективе парализовывала меня.

Низко нависшее над нами небо Марса стало уже темнеть. Ярко вспыхнула Земля, словно вечерняя звезда над устало закатывавшимся солнцем. Дневным светом можно было пользоваться еще примерно с час, но, учитывая, что нам оставалось преодолеть еще более ста пятидесяти километров, это ни в коей мере не утешало меня. Мы достигли гористого региона, и дорога здесь слишком петляет, чтобы продвигаться вперед с большой скоростью.

Под мощным напором жестокого ветра я согнулся в три погибели. Я заметил, что и Джо частенько останавливается, чтобы, энергично потирая руки, хоть немного согреться. Мы продолжали медленно продвигаться к цели и добрались уже до тендера.

И тут я обнаружил, что Фрэнк пристально наблюдает за нами через окно кабины. Рядом с ним стояла винтовка, прислоненная к подоконнику. Но он пока не делал никаких попыток воспользоваться ею. По-видимому, он предпочитал дождаться дальнейшего развития событий.

Это серьезно встревожило меня. Ведь наша задача состояла в том, чтобы проникнуть в его отсек целыми и невредимыми.

И вот мы наконец на крыше кабины и распластались как раз в том месте, где под нами раздвигались двери. Я свесился вниз с одной стороны, Хосе — с другой. Одновременно замахнувшись топориками, мы начали яростно колотить ими по толстым стеклам. В принципе они были противоударными, но не настолько, чтобы выдержать столь неистовый натиск. Я услышал, как стекло затрещало, и достаточно крупный осколок вывалился внутрь. Пока что все шло наилучшим образом. Но теперь предстояло решить весьма трудную проблему: спуститься на уровень двери и, просунув руку в проделанную дыру, запустить механизм, открывавший вход в кабину.

Я осторожно скользнул ногами на ступеньки металлической лестницы, успев, однако, заметить, что и Джо также провалился вниз. Все шло безупречно до тех пор, пока нас защищали металлические стенки: чтобы открыть стрельбу, Фрэнку требовалось сначала просунуть винтовку через пробоину. Но было ясно, что он и не подумает поступать таким образом, а предпочтет держаться посреди помещения и ждать момента, когда покажется чья-то — моя или Хосе — рука. В конце концов время сейчас работало на него.

Поезд втягивался в сумеречную зону. Темнота ощутимо сгущалась. Колеса противно скрипели, издавая к тому же пронзительный металлический звук. Состав мелко вздрагивал, машина жалобно постанывала. Локомотив слегка раскачивало при довольно крутых подъемах.

Собравшись наконец с духом и опасаясь наихудшего, я совсем было отважился на рискованный бросок, но тут раздался выстрел. Я сообразил, что его можно объяснить только одним: Хосе проявил большую, чем я, дерзость и рванулся на приступ первым.

Почувствовав бурный прилив энергии, я моментально ткнул в дыру руку в безрассудной надежде, что оружие Фрэнка в этот момент все еще повернуто в сторону Хосе.

Мне помогло отменное знание расположения оборудования в кабине, и я мигом ухватился за нужный мне механизм.

Повернув соответствующий рычажок, я тотчас же выдернул руку обратно.

В ту же секунду поверх пробитого мною отверстия в стекло с визгом впилась пуля. Почти сразу же последовал второй выстрел. Я торопливо, что было силы, двинул в дверь плечом. Она с грохотом рухнула. А я очутился прямо перед Фрэнком, который в упор наставил ствол винтовки мне в грудь.

Я буквально вдавился спиной в стену кабины. Прекрасно понимая всю тщетность своей попытки, я тем не менее попытался ударить противника топориком и даже едва не задел его. Тот все-таки успел слегка отступить назад, что в итоге и спасло его. Сквозь прозрачное забрало шлема я видел искаженные черты лица Фрэнка, плотно сжатые губы, неестественно блестевшие глаза. Когда он отшатнулся от моего удара, то невольно опустил оружие вниз, но тут же решительно вновь направил его на меня.

Я прекрасно видел, как напрягся его палец на спусковом крючке, и, не раздумывая, молниеносно метнул в него свой топорик. Он инстинктивно пригнулся, и рукоятка лишь слегка задела его плечо.

В третий раз черный зрачок винтовки впился в меня. На этот раз Фрэнк целился мне в голову. Я в отчаянии подумал: “Оба мы в данный момент демонстрируем свою полную и органическую несостоятельность. Разве сам факт прибытия индейца на Марс — не наглядное доказательство нашей уязвимости на планете, где людям не хватает воздуха для нормального дыхания?”

И все же я почему-то надеялся, что мне так или иначе удастся вдолбить Грею в голову эту истину.

Пока такого рода мысли вихрем проносились у меня в голове, я, осев и выгнув спину, рискнул одним прыжком перемахнуть через порог кабины. Ствол винтовки уткнулся мне в лицо. И вдруг Фрэнк зашатался, будто пьяный.

Во всяком случае, мне так показалось.

Более всего меня поразило то, что предназначавшаяся мне пуля, взвизгнув, умчалась куда-то в темноту.

Словно ниоткуда возник пожарный топорик и с грохотом свалился на пол помещения. Я внезапно понял, в чем дело. Это Хосе, стоя у второй двери, запустил им во Фрэнка. То ли ему повезло, то ли он был достаточно меток, но сфера, защищавшая голову нашего общего противника, разлетелась вдребезги.

Фрэнк споткнулся, зашатался и непременно вывалился бы через открытую дверь, не схвати я его за руку и не удержи в кабине в самую последнюю секунду. Пока я затаскивал его поглубже внутрь, закрывая одновременно за собой дверь, Хосе не двигался, прислонившись к противоположной стенке. Его левая рука повисла безжизненной плетью и сильно кровоточила. Лицо приобрело пепельный оттенок. И все же он через силу улыбнулся, когда я волочил по полу обмякшее тело Фрэнка Грея к контрольной кабине. Я надеялся спасти ему жизнь, восстановив нормальное для людей давление. Теперь дело было за правосудием — оно должно было дать оценку его действиям.