Она научилась скрывать свои чувства от подчиненных в действительно трудных ситуациях. И сейчас она стояла, внутренне ошеломленная, но внешне спокойная, целиком сосредоточенная на своей мысли.

— Вы хотите сказать, — произнесла она наконец, — что каждое из этих солнц, их солнц, затеряно среди тысячи других солнц?

— Хуже, — ответил он. — Я бы сказал, что они заселили только одну систему из десяти тысяч. Не забывайте, Большое Магелланово Облако — это Вселенная, состоящая из пятидесяти миллионов звезд. Это гигантская масса солнечного света. Если вы пожелаете, я рассчитаю траектории полета ко всем ближайшим звездам, предусматривающие максимальные скорости корабля в десять световых дней в минуту. Возможно, нам повезет.

— Одну из десяти тысяч! О чем вы говорите! — негодующе бросила женщина. — Увы! Я представляю себе, в чем выражается закон средних чисел применительно к десятитысячным. Нам пришлось бы посетить по крайней мере две тысячи пятьсот солнц, если повезет, и от тридцати пяти до пятидесяти тысяч, если не повезет.

Ее прелестные губы сомкнулись в горестной улыбке.

— Мы не будем тратить пятьсот лет на поиски иголки в стоге сена. Прежде чем положиться на судьбу, я доверюсь психологии. У нас есть человек, умеющий читать эту карту. Потребуется некоторое время, и он заговорит.

Она направилась к выходу, но остановилась.

— А что с самим зданием? — спросила она. — Говорит ли вам что-нибудь его конструкция?

Он кивнул.

— Да. Типичная для использовавшихся в Галактике около пятнадцати тысяч лет назад.

— И никаких изменений, усовершенствований?

— Никаких, которые я мог бы заметить. Один наблюдатель, который делает всю работу. Просто примитивно.

Она постояла в раздумье, затем встряхнула головой, как бы пытаясь отогнать застилавший глаза туман.

— Странно. За пятнадцать тысяч лет они могли бы что-то придумать. Колонии обычно статичны, но не до такой же степени.

Когда три часа спустя она изучала текущие сообщения, дважды негромко прозвучали сигналы астровизора. Два новых послания… Первое — из Центра психологической разгрузки с единственным вопросом: будет ли разрешение на то, чтобы “взломать” сознание пленника?

— Нет, — коротко ответила Первый капитан Лорр.

Второе сообщение заставило ее взглянуть на табло орбит. Оно было испещрено орбитальными символами. Упрямый старик игнорировал ее указание не заниматься расчетом орбит.

Усмехнувшись, она подошла ближе и стала изучать светящиеся линии; наконец отдала приказ отделу главных двигателей и стала наблюдать, как гигантский корабль погружается в ночное пространство. В конце концов, она не первая погналась за двумя зайцами.

В первый день разглядывала сверху крайнюю планету светло-голубого солнца. Под кораблем в темноте плыла лишенная атмосферы масса камня и металла, унылая, внушающая страх. Это был мир первозданных ущелий и гор, не тронутых дыханием жизни. Экраны “Звездного роя” показывали только камень, бесконечный камень, никаких признаков движения в настоящем или его следов в прошлом.

Потом были три другие планеты, и на одной из них — теплый зеленеющий мир, где девственные леса, листва крон волновались под порывами ветра, а равнины кишели зверьем. Но нигде ни одного сооружения, ни одного стоящего во весь рост человеческого существа.

— На какую глубину могут проникнуть в почву наши излучения? — мрачно спросила леди Лорр по внутреннему коммутатору.

— На сто футов.

— А существуют ли какие-либо металлы, способные имитировать сто футов грунта?

— Да, несколько видов, Благородная леди.

Разочарованная ответом, она отключила связь. Из Центра психологической разгрузки звонков в тот день не было.

На второй день перед ее нетерпеливым взглядом появилось гигантское красное солнце, вокруг которого по огромным орбитам кружились девяносто четыре планеты. Две были пригодны для обитания, но на них процветали флора и фауна, характерные исключительно для не тронутых рукой человека.

Главный зоолог своим педантичным голосом констатировал факты:

— Процент животных соответствует средней величине для миров, не заселенных разумными существами.

— А вам не приходило в голову, что можно проводить сознательную политику защиты животных и принять законы, запрещающие обработку земли даже для собственного удовольствия? — язвительно спросила она.

Ответа не последовало. Впрочем, она его и не ожидала. От главного психолога тоже ни слова.

Третье солнце находилось еще дальше. По приказу Первого капитана скорость полета корабля была доведена до двадцати световых дней в минуту. Корабль влетел в шторм. Однако он, вероятно, был несильным: вибрация металла прекратилась, едва начавшись.

— Некоторые на корабле поговаривают о том, что мы должны вернуться в Галактику, — говорила капитан своим тридцати помощникам, собравшимся на совещание, — а по возвращении просить о посылке другой экспедиции на розыск этих попрятавшихся плутов. Один из малодушных членов экипажа, мнение которого дошло до меня, утверждает, что десять лет, проведенные в Облаке, дали нам право на заслуженный отдых.

Ее серые глаза метали молнии, голос стал ледяным:

— Можете быть уверены, что поддерживающие подобные трусливые настроения не будут лично докладывать о неудаче правительству Его Величества. Поэтому заявляю всем, кто пал духом: если потребуется, мы останемся еще на десять лет. Передайте офицерам и помощникам., чтобы они были готовы к этому. У меня все.

Вернувшись на командирский мостик, она не нашла никакого сообщения из Центра психологической разгрузки. В ней еще не остыли злость и нетерпение, но, набрав номер и увидев на экране умное озабоченное лицо лейтенанта Неслор, она сдержала себя:

— Что происходит, лейтенант? Я не могу дождаться дальнейшей информации о пленнике.

Неслор покачала головой:

— Мне нечего доложить.

— Нечего? — с изумлением переспросила леди Лорр.

— Я дважды просила разрешение “взломать” его сознание. Вам, конечно, известно, как нелегко мне предлагать подобные радикальные меры.

О, она хорошо знала это. Любые в нравственном отношении насильственные действия против индивидуума не одобрялись Землей. Неприятна была даже мысль о необходимости отчитываться за подобную меру.

Не получив ответа, психолог продолжала:

— Я предприняла несколько попыток воздействия на него во время сна, делая упор на бесполезность сопротивления Земле, убеждала в неизбежности обнаружения пропавших цивилизаций. Однако это только убедило его в том, что его прошлые признания не принесли нам пользы.

— Нужно ли, лейтенант, — перебила ее леди Лорр, — понимать так, что вы не видите других способов получения информации, кроме как насилие над личностью?

На экране астровизора утомленное лицо Неслор говорило больше, чем слова.

— Сопротивление, эквивалентное Ай Кью 800 в мозгу с индексом 167, — услышала леди в ответ, — это для меня нечто новое. Я не могу этого понять, но чувствую, что мы проглядели что-то очень важное.

Как бы размышляя сама с собой, она продолжала:

— Вот мы обнаруживаем метеостанцию в системе пятидесяти миллионов солнц с работающим там человеком. Вопреки всем законам самосохранения он сразу убивает себя, чтобы не попасть к нам в руки. Сама станция — старая галактическая калоша без малейших признаков того, что за пятнадцать тысяч лет кто-то пытался ее усовершенствовать. Но такой огромный отрезок времени и размеры мозга человека указывают на то, что изменения обязательно должны были быть.

Помолчав, она заговорила снова:

— И имя, которым человек назвался — Дежурный, — так типично для древнего обычая, существовавшего на Земле еще до космической эры, — называть себя по роду занятия. Возможно, даже солнце, за которым он ведет наблюдение, передается в его семье по наследству — от отца к сыну. В этом есть что-то тягостное… что-то…

Нахмурившись, она замолчала.

— Что же вы предлагаете? — внезапно спросила леди Лорр психолога.