Изменить стиль страницы

В ПУТИ

Лишь избранникам дано, — не многим, —
Обновляться с каждою волной…
Разве не был месяцем двурогим,
Вещим знаком, путь отмечен мой?
И глаза молитвенно смотрели
На мелькающую рябь воды,
И колеса вдохновенно пели,
Заметая старые следы,
И неслась неокрыленной птицей
Тень моя по рисовым полям,
И дрожали синие зарницы,
И чертили сумрак тополя.
Паровоз выхватывал пространство
И швырял его по сторонам…
Но наивному людскому чванству
Улыбалась мудрая страна.
Могут ли гордиться человеком,
Что по карте разузнал про все,
Эти вот оранжевые реки,
Размывающие краснозем?..
И в колесной напряженной песне
Пробивался беспощадный такт:
Мертвый не воскреснет.
Никак…
                   Никак…

«Земля порыжела…»

Земля порыжела…
Вода холодна…
Мы выпили счастье и солнце до дна.
И ветер тревожен,
И зябка заря,
О чем-то, о чем-то они говорят;
О чем-то покорном,
О чем-то простом,
О чем-то, что мы неизбежно поймем…
О том непреложном,
Что близит свой срок,
Что каждый из нас — одинок… Одинок.
Что скоро мы станем
У темной реки,
Посмотрим, как стали огни далеки,
Как бьется о стены
Ивняк, трепеща,
И скажем друг другу:
«Прощай…
Прощай».

КОЛДУНЬЯ

У меня есть свой приют —
Ближе к звездам, ближе к тайне…
Звезды многое дают,
Тем, кто жизнь не просит: дай мне!
Там очерчено кольцо,
В нем омытый ветром камень,
Я — лишь бледное лицо
С расширенными глазами.
Приникает мрак к губам
Терпким звездным поцелуем…
Вот на этом камне, там,
Я колдую, я колдую…
Под текучим сводом звезд,
Расплавляя в ветре тело,
Я прокладываю мост
К ненамеченным пределам.
В темноту моих волос
Ветер впутывает песню —
Кто ответит на вопрос,
Тот исчезнет, тот исчезнет…
И верна лишь ветру я,
Он с меня смывает нажить.
И всегда я, как струя, —
Обновленная и та же.

МОЕМУ КОНЮ

Благодарю тебя, осенний день,
За то, что ты такой бездонно синий,
За легкий дым маньчжурских деревень,
За гаолян, краснеющий в низине,
За голубей, взметающихся ввысь,
Как клочья разлетевшейся бумаги,
За частокол, что горестно повис
Над кручей неглубокого оврага,
За стук копыт по твердому шоссе,
(О, как красив мой друг четвероногий!)
И за шоссе, за тропы и за все
Ухабистые славные дороги.
Я о судьбе не думаю никак.
Она — лишь я и вся во мне, со мною.
За каждый мой и каждый конский шаг
Я и мой конь — мы отвечаем двое.
Кто дал мне право знать, что жизнь — полет?
Кто дал мне тело, любящее солнце?
О, это солнце, что так щедро шлет
Счастливой луже тысячи червонцев!
Еще одним спасибо лик укрась
От луж, от брызг, от зреющей боярки,
Ты, беззаботно сыплющее в грязь
Такие драгоценные подарки!
Поля и степь… Взгляни вперед, назад…
О, этот ветер, треплющий нам гривы!
Коню и мне. Скажи, ты тоже рад?
Ты так красив! И я, и я красива!

ПЕРЕЛЕТ

Зазимую я, поздно иль рано,
На приморском твоем берегу;
Ты увидишь в закате багряном
Ожерелье следов на снегу.
Будут волны шуршать, как страницы,
А весной, в потеплевших ночах,
Пролетят одинокие птицы,
О знакомом о чем-то крича.
И, встревоженным сердцем почуяв
Зов далеких неведомых мест,
На березе кольцом начерчу я
В знак прощанья условленный крест.
И уеду. А ветер раскинет
Вереницы твоих телеграмм —
Ты вернешься к печальной полыни
И к туманным приморским утрам.
Вдоль по берегу поезд промчится,
Прогудит телеграфная сеть,
Да прибой отсчитает страницу,
Прошуршав по песчаной косе…

ТАМАРА АНДРЕЕВА

ЛЕСТНИЦА В ОБЛАКА

Всхожу, бледнея, на ступени,
Конец которых — в облаках,
Под шепот, трепеты и пенье
Многокрылатого стиха.
И, запахнувшись вместе с музой
В широкий эллинский хитон,
Иду вперед, ресницы сузив,
Мельканьем светов ослеплен…
Когда же перейду преграду,
Готов молиться, петь готов —
Из поэтического сада
С улыбкой выйдет Гумилев,
И, поманив меня рукою,
Он скажет тихое: «Войди…»
Кругом — благоуханье хвои
И хор бессмертных впереди.

«Волнистой линией тянулся горизонт…»

Волнистой линией тянулся горизонт,
Холмы сияли тусклой позолотой,
Над зеркалом черневшего болота
Раскрыло небо лиловатый зонт.
А в городе, по тротуарным латам,
Мелькают кляч избитые бока,
И рикши потные, в подоткнутых халатах
Глядят в заплаканные облака.