— Кто это? — прошептала я, непонятно к кому обращаясь.

Ленка посветила фонариком туда, откуда раздался стон. Результатов никаких. Мы долго вглядывались в выхваченный светом кусок джунглей и ничего, кроме растений и малопонятных теней, не видели.

И тут я ощутила страх. Нет, не просто, а настоящий, какой-то животный ужас. Он наползал на меня из этой чернильной темноты и сковывал холодом. Очень хотелось закричать. Громко, так громко, чтобы сорвать голос, но связки тоже были скованы холодом, оттого я могла лишь издавать глухое сипение. Почему-то именно сейчас мне все-таки удалось повернуть голову в сторону Ингумбо…

Есть оно, шестое чувство, граждане! Не зря последние четверть часа (по моим представлениям) я спиной ощущала пустоту.

— Нету нашего Пятницы! — с горечью в голосе хрипло воскликнула я.

— Наверное, звери слопали… — не слишком уверенно предположила Дашка.

— На фига он им? Вокруг полно дичи. А насколько мне известно, дикие звери нападают на людей лишь в исключительных случаях, когда больше жрать нечего. — резонно заметила Ленка.

— Но… если не звери… тогда… — Дарья, кажется, была близка к обмороку.

В ответ мы со студенткой дружно вздохнули. Вывод, по-моему, был очевиден: кроме нас, глупых «амазонок», на острове обитали только дикие звери, но они не в счет. И террористы. Наверное, у них имелись какие-нибудь посты на подступах к базе, они засекли нас и… Господи, бедный Ингумбо! Хоть он и говорил, что его голова крепкая, как бразильский орех, — несколько сильных ударов по ней все же не могут пройти бесследно.

Представляю себе, как сейчас, должно быть, разочарованы плохие парни! Они-то были уверены, что негр помер, а его тело растерзали те самые дикие звери. «Теперь уж Пятницу точно прикончат», — невесело подумалось мне.

Исчезновение (или похищение?) Ингумбо осложняло нашу кампанию. Естественно, первым делом возникла мысль: кто следующий? Но лаже если ее отогнать, все равно остается немало сомнений. Хозяева базы уже знают о нашем отчаянном демарше и наверняка готовят какую-то пакость, ожидая прибытия гостей. Под пакостью может скрываться что угодно, лучше об этом не думать, иначе есть вероятность свихнуться. Так стоит ли продолжать поход, коль скоро противник о нем уже знает? Кто-то из полководцев сказал замечательную фразу: «Предупрежден, значит, вооружен». Да уж, вооружения у террористов наверняка хватает.

Теперь еще один немаловажный момент. Как мне помнится, у Ингумбо были соображения, как нам избежать непосредственного контакта с колючей проволокой, находящейся под напряжением. Интересно, Пятница успел ими поделиться с Ленкой?

Сомнений и вопросов накопилось слишком много, чтобы я могла удержать их в себе. Потому я поспешила поделиться ими с Ленкой. Она командир — ей и флаг в руки!

— Да-а… — печально протянула она. — Как это ни парадоксально звучит, но в нашей ситуации было бы лучше, если бы Ингумбо попал в лапы голодного тигра.

— Ага, — немедленно согласилась я. — Лен, а почему Пятница не стрелял? Не успел?

— Может, не успел, а может, не захотел шум поднимать, — выдвинула предположение Дарья и, бросив укоризненный взгляд на Ленку, добавила: — Было же указание — не шуметь.

Подобное указание мы в самом деле получали. Но тогда невозможно было предположить, что именно нас ожидает впереди. В любом случае Ленка — начальник, ей решать, продолжать поход или вернуться в лагерь.

В свете фонаря растерянность, разлитая по лицу студентки, была видна как днем. Конечно, ей, молодой пацанке, трудно принять решение.

«И грабли те же самые приветствуют меня», — подумала я словами поэта-юмориста и тяжко вздохнула: — Будем надеяться, что негра все-таки сожрали звери. Ужасно, конечно, но так лучше и для нас, и для него самого. Надо идти дальше, только держаться кучнее, что ли… Мы увидим, если на базе паника или что-то та-кое, что может вызвать подозрения. Короче говоря, будем действовать по обстановке.

— Давайте с девчонками свяжемся. — внесла предложение Дашка. — Вдруг Ингумбо в лагерь вернулся?

Мысль показалась абсурдной — с чего бы вдруг Пятница решился нарушить приказ командира? Солдаты так не поступают, для них слово начальника — все равно как слово божье: сомнениям не подлежит, а нарушить его — значит подписать самому себе смертный приговор. Я была уверена, Ленка думает примерно так же, однако, к немалому моему изумлению, она достала «трубу» и попыталась связаться с лагерем. Сперва были слышны малопонятные щелчки, треск, а потом до слуха долетел едва узнаваемый голос Настасьи:

— Ага, то есть прием! Мы тут, а вы?

— А мы там, — раздраженно отозвалась Ленка. — Ингумбо не заходил?

— Куда? — не поняла Настя.

— В туалет! — злясь на бестолковость товарки, рыкнула студентка, но тут же пояснила: — В лагерь не заходил?

— Не-ет, не заходил… А он разве не с вами?

— Был с нами, да весь вышел.

— Куда? — снова повторила Анастасия.

Диалог между Настей и Ленкой, напомнивший мне известную балладу «У попа была собака», зашел в тупик, и студентка отключилась.

— Иначе и быть не могло. — вздохнула Дашка.

— Так чего ж ты… — замахнулась Ленка. — Мы ведь могли обнаружить себя.

Дарья невесело усмехнулась:

— Почему-то мне кажется, мы себя уже обнаружили. Впрочем, я могу ошибаться. Чего делать-то будем, девчонки?

Хороший вопрос, своевременный. Лично я уже высказала свое мнение, оттого лишь пожала плечами и уставилась на студентку. Ленка напряженно размышляла. Я понимала, как ей сейчас трудно: взять на себя ответственность за наши жизни — дело нелегкое, особенно после того, что случилось с Ингумбо. Но что именно?

Внутренний голос что-то неразборчиво вякнул насчет благоразумия. Пришлось послать его куда подальше: какое тут, к черту, благоразумие, когда во мне проснулся азарт первобытного охотника! Видя, как Ленка медлит с принятием решения, я ринулась ей на помощь и решительно шарахнула по стволу какого-то дерева. Скривившись от боли, я предложила действовать по первоначальному плану:

— Надо идти. Хрен с ним, с Ингумбой. Там наши девчонки. Им наверняка несладко. И потом, как там в песне поется? «Возвращаться — плохая примета»? Вот и не будем возвращаться, правда, Лен?

Ленка, будто очнувшись от спячки, подтвердила:

— Да. Работаем как договорились.

Дашка заметно скисла. Оно и понятно — в ней, наверное, азарт первобытного охотника скончался, не приходя в сознание.

Мы снова двинулись в поход в скорбном молчании. Молчали вовсе не потому, что боялись обнаружить себя перед противником. Просто всех троих одолевали мрачные предчувствия. А мое так и вовсе спелось с внутренним голосом, и теперь они хором внушали мне, что ничего хорошего ожидать не приходится, что надежды на светлое будущее остались в прошлом — в общем, сбивали с пути истинного. А может, наоборот. Пытались на него наставить. Я запретила себе слушать этот хор и попыталась придать мыслям нужное направление. В частности, озадачилась вопросом: как все-таки справиться с колючей проволокой, а заодно и с террористами. Насчет последних решение пришло как-то само собой: буду палить по ногам.

«По ногам, конечно, гуманно, только стреляют они все-таки руками, — возразила я сама себе. — хотя с простреленными нижними конечностями им будет не до стрельбы. По крайней мере, очень я на это надеюсь».

Гораздо труднее оказалось придумать чего-нибудь насчет «колючки». Никогда раньше иметь дело с подобной штукой мне не приходилось. Видеть видела, но только на значительном расстоянии, и почему-то всегда думала, что развешивать ее где ни попадя — дело зряшное, потому как сами «колючки», на мой взгляд, слишком маленькие и при известной сноровке продраться через них труда не составит.

С чисто человеческой нежностью и тайной надеждой я посмотрела на Ленкин затылок. Хотелось бы верить, что папа-полковник научил ее справляться с препятствиями в виде колючей проволоки. Да, но ведь на этой базе она под напряжением… С этого места моя мысль, подогреваемая буйной фантазией и неуемным воображением, заработала с удвоенной силой, но почему-то в ином направлении: