«1. Впредь с особенною осторожностью относиться к аресту в качестве заложников нетрудоспособных, особенно беременных женщин и матерей с малолетними детьми, указанных женщин и детей впредь по возможности на время высылки оставлять под ответственностью населения дома, объявляя, что, если в двухнедельный срок бандиты, за которых они взяты, не явятся, они будут высланы, а имущество конфисковано.
2. Принять все меры к разгрузке лагерей от нетрудоспособных элементов, в первую голову от детей.
Оба эти мероприятия, согласно указаниям с[его] циркуляра, проводить с большою осторожностью. В частности, по отношению к разгрузке лагерей Полком предлагает:
1. Пользоваться применением прощения семьям тех бандитов, которые проявят выдающиеся заслуги по ликвидации бандитизма, вплоть до отпуска заложников целого села, если это село выполнит задачу по выловке какого-нибудь выдающегося бандита и т. п.
2. Сдавать детей в детские дома[188], для чего через советский аппарат усилить работу по расширению сети детских домов, обращая внимание, чтобы детские дома были оборудованы не только с хозяйственной стороны, но и со стороны воспитательной.
3. Не отпускать тех из заложников, против которых высказывается селение, из которого он взят.
4. Не освобождать семейств расстрелянных бандитов, имущество которых конфисковано»[189].
Трудно сказать, как сложилась судьба тех, кто остался в лагерях, но учитывая, какой год стоял на дворе, — возможно, и лучше, чем у тех, кто был на воле. Тамбовскую губернию голод накрыл не с такой силой, как Поволжье, но это не значит, что его не было. Рассчитывать на помощь сельского общества в такой ситуации не приходилось, да и на родственников в общем-то тоже. Лагеря отнюдь не были курортом — но там по крайней мере кормили, что в том голодном аду, которым являлась первая послевоенная зима, было самым главным. Скорее всего, именно этой причиной вызваны пп. 3 и 4 данного постановления — чтобы не оставлять людей без крова и хлеба. Большевики были большими прагматиками и очень хорошо понимали, что самое ценное достояние республики — это люди. И если отрешиться от представлений сегодняшних сытых времен и начать мыслить категориями того времени, это очень хорошо видно.
P. S. На этом можно было бы и закончить тему, но остался непроясненным еще один вопрос: касательно немыслимого зверства Антонова-Овсеенко и Тухачевского, а именно — применения в Тамбове боевых отравляющих веществ(ов). Их вроде бы действительно применяли — известно, что в июне войскам Тамбовской губернии выделили 2000 химических снарядов. Они были привезены из Москвы[190], распределены по 200 штук на боевой участок и даже как-то использованы.
Самая известная операция с применением ОВ — это обстрел 2 августа острова на озере Кипец. Дмитрий Покровский, житель Тамбовской области, решил, по его выражению, «копнуть саперной лопаткой» данную душераздирающую историю. Он приводит параметры этого оплота повстанцев.
«Село Кипец стоит на озере Кипец. И как раз где-то в 800 метрах от современной границы села посреди озера находится остров… Расстояние от берега, где располагалась батарея, до острова около 250 метров. Впрочем, до острова можно добраться вброд… Длина — около 200 метров, ширина порядка 80 метров. Сделав поправку на размывы, подмывы и т. п. молено предположить, что в 1920-е годы остров был чуток побольше…», но уж всяко даже не вдвое. Интересно, что делали там повстанцы? И были ли они там вообще? Или же Белгородские артиллерийские курсы, устроившие эту стрельбу, решили провести учения и за отсутствием полигона выбрали место, где уж точно нет ничего живого, кроме комаров?
Есть и еще несколько свидетельств о применении ОВ в боях против антоновцев. Правда, количество использованных за одну операцию снарядов — 50, 79, 85 — и близко не подходит к тому минимальному их числу, которое требовалось выпустить, чтобы добиться хоть какого-то эффекта. Так что противник скорее всего даже и не заметил, что его травят. Вполне в духе товарища Тухачевского, который славился любовью к техническим новинкам — как правило, поражающим воображение и абсолютно неэффективным. В грубой полевой реальности все было гораздо банальней, и самым действенным оружием оказались обычные броневики.
Единственное общепризнанное свидетельство о применении ОВ не в боевой обстановке — знаменитый приказ Тухачевского.
«Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена Советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей.
Для немедленной очистки лесов приказываю:
1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми удушливыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нём пряталось.
2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.
3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ.
4. О принятых мерах донести.
Командующий войсками Тухачевский
Наштавойск генштаба Какурин
Прочитано на сельских сходах»[191].
Всё очень страшно, и снаряды получены — аж по двести штук на боеучасток, вот только несколько обескураживает «инструкция по применению», которую подписал 28 июня инспектор артиллерии Косинов.
«3. Быстродействующие снаряды употребляются для немедленного воздействия на противника, испаряются через 5 минут. Медленно действующие употребляются для создания непроходимой зоны, для устранения возможности отступления противника, испаряются через 15 минут.
4. Для действительной стрельбы необходим твердый грунт, так как снаряды, попадая в мягкую почву, не разрываются и никакого действия не производят. Местность для применения лучше закрытая, поросшая негустым лесом. При сильном ветре, а также в жаркую погоду стрельба становится недействительной…
6. Стрельба должна вестись настойчиво и большим количеством снарядов (всех батарей). Общая скорость стрельбы не менее трех выстрелов в минуту на орудие. Сфера действия снаряда — 20–25 квадратных шагов. Стрельбу нельзя вести при частом дожде и в случае, если до противника не более 300–400 шагов и ветер в нашу сторону».
Ну вот, а теперь немножко повычисляем. Если посчитать один шаг за один метр, то выделенные одному боеучастку 200 снарядов накроют около 5000 кв. метров. Стало быть, для эффективных боевых действий надо найти негустой лес размерами примерно 70 на 70 метров, в котором засела банда, и тогда его, если повезет с погодой, можно успешно очистить с помощью газового оружия. Да и тон приказа какой-то… невоенный, да… Впрочем, пометка под документом: «Прочитано на сельских сходах» все превосходнейшим образом объясняет.
Обсуждая эти великие боевые действия, участники форума «На берегах Шантары» сочинили следующую сценку, которая, на мой взгляд, чрезвычайно правдоподобна если не в мелочах, то по сути.
«Сидит Тухачевский со своим штабом, думает, как банды из лесов выкурить. И тут ему приходит в голову МЫСЛЬ:
— А давайте пугнём население газами! Напишем приказ, зачитаем его по деревням, мужикам этот приказ их бабы перескажут, и испуганные мужики, роняя портки и обрезы по лесам, побегут прямиком нам в руки сдаваться!
— А давайте! (Взрыв хохота.)
— Как назовём приказ?
Ну это… Как положено: „Приказ о борьбе с бандитствующим элементом посредством одномоментного тактического применения по площадям хлорпикринлюизитовых химических составов“…
— Нет, не пойдёт!
— Почему не пойдёт-то?
— Так не поймёт никто!
— А кому понимать надо? Начарту приказать газы подвезти, артиллеристам отстреляться, доложить расход, да и делов-то?
— Так нам же надо население напугать и сагитировать! Приезжаешь ты в деревню, зачитываешь бабам деревенским приказ про бандиствующие элементы да про тактические моменты, про „хлор“, „пикрин“ или „лизал“ чего-то… Не поймут! Да и кто из них себя бандитом считает?
— Н-н-да, в общем-то правильно… А что делать тогда? Может, назовём их „мятежники“?
— Ты ещё скажи „революционеры“.
— Ну не „инсургенты“ же! Может, просто „мужики“?
— Нет, все не то, не то… Погодите, дайте подумать… О, есть! „Повстанцы“!
— Сгодится! А про химию что писать будем?
Да просто „удушливые газы“ напишем, и все — пусть боятся. „Хлорпикрин“ или „нервно-паралитические“ тоже страшно, потому как непонятно, но „удушливые“ лучше. Сразу все поймут.
— А кому выполнять? Может, не по армии, а по 14-й дивизии[192] приказ издадим, чтобы огласки поменьше? А то вся РККА над нами смеяться будет.
— А 14-ю дивизию за что позорить? Нет, давай уж лучше по всем войскам Тамбовской губернии. И внушительно, и непонятно… И, кстати, надо и вправду снаряды выписать, заодно и учения проведём.
— Да ты что! Какие учения?7 Тут жe люди кругом.
— А мы какой-нибудь остров найдём и обстреляем.
Тухачевский поднимает голову. Глаза блестят.
— Васька, писаря сюда живо!.. Пришёл? Садись, пиши приказ, чернильная твоя душа! Значится, так, диктую: „Приказ командования войсками Тамбовской губернии о применении удушливых газов против повстанцев…“»
188
Сдать ребёнка в детский дом по тем временам было не репрессивной мерой, а наоборот. Ещё до революции многие бедные семьи добивались (большей частью безуспешно) помещения своих детей в приюты, которые обеспечивали нормальное питание и, главное, образование или хорошую профессию. В годы Гражданской войны это было выражено ещё сильнее. При том, что положение в детдомах по нынешним меркам являлось ужасающим, «на воле» было хуже. У детдомовских детей шанс выжить и впоследствии получить образование был выше, чем у домашних.
189
Антоновщина. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. http://www.tstu.ru/win/kultur/other/antonov/raz275.htm
190
Правда, неясно, зачем было везти их из Москвы, когда в Тамбове имелся свой склад ОВ. Это, по-видимому, то, что называется «загадкой истории».
191
Антоновщина. Крестьянское восстание в Тамбовской 1убернии в 1919–1921 гг. http://www.tstu.ru/win/kultur/other/antonov/raz199.htm
192
Номер дивизии всецело на совести авторов сценки.