Наступило молчание. Более долгое, чем, казалось бы, следовало.

Наконец профессор с осторожностью поинтересовался:

— Ваше величество имеет в виду идею Хрустального Храма?

— Откуда вы знаете?! — вскинулся Май.

Профессор обвел очками остальных.

— Господа, я полагаю, наступило время быть откровенными до конца… Государь, мы знаем о вас практически все. Не бойтесь, это никогда не станет достоянием широкого круга. Но… наш подарок до сих пор давал нам возможность слышать ваши разговоры и видеть многое, что происходило вокруг вас.

— Какой подарок? — по-настоящему испугался Май.

— Тот, что мы внедрили вам под видом приза. Вы называете его «коробочка», — впервые позволил себе улыбнуться профессор.

В следующий миг выхваченный из кармана и зажатый в пальцах аппарат описал дугу и грохнулся о батарею — с тем, чтобы из «коробочки» превратиться в обыкновенную покореженную жестянку с разбитыми деталями внутри. А она даже не поцарапалась.

Три «члена комиссии» одинаково улыбнулись.

— Не стоит портить подарок, ваше величество, — разъяснил депутат. — Уникальная вещица. Ее практически невозможно вывести из строя. Разве что утопить или расплавить. Но лучше оставьте на память.

— Таскать в кармане вашего шпиона! — вознегодовал Май.

— Она скоро перестанет быть шпионом, ваше величество, — доброжелательно, как пожилой учитель, разъяснил профессор. — Через два часа наш спутник-наблюдатель выйдет из тени. Ровно в четырнадцать часов нажмите кнопки «решетка» и «Эф», и функция слежения отключится навсегда…

— Так я вам и поверил!

— Напрасно не верите, голубчик, — снисходительно разъяснил депутат, и на это «голубчик» вместо «ваше величество» никто не обратил внимания. — Если бы мы хотели обмануть, то не сказали бы и сейчас об истиной цели «коробочки»… Но теперь, когда ясно, что вы отказались окончательно, нет смысла что-то скрывать от вас.

— А до этого скрывали и шпионили, — презрительно напомнил Май. — И толковали про честь, долг, благородство…

— Данный метод был продиктован высшими интересами Империи, — глядя перед собой, объяснил полковник.

— Тьфу на вас… — в сердцах сказал Май, словно был он не Маем, а маленьким братишкой Толей, сильно обиженным на кого-то.

— Тьфу на нас, — простецки согласился депутат и встал. — Возможно, вы правы… А «коробочку» все же не выбрасывайте, пригодится.

— Чтобы вы продолжали шпионить!

Профессор и полковник тоже встали.

— Мы обещаем не шпионить, — проговорил профессор с заметным сожалением. — Только не забудьте о кнопках. «Решетка» и «Эф»…

— Не забуду! И вы больше не станете искать меня?

— Даю слово члена Императорской академии.

— Слово офицера имперской гвардии, — сказал полковник.

— Клянусь мамой… — с печальной улыбкой добавил депутат.

После этого они одинаково наклонили головы и один за другим вышли из кабинета. Май подождал полминуты и вышел следом.

Мы шли и разговаривали про то, что случилось с Маем. Май дал нам послушать разговор в кабинете, который записала «коробочка».

Чудно как-то: вот этот растрепанный и какой-то виноватый пацан в мятой футболке — его величество император Андрей Первый?

— А многие про это знают? — спросил я.

— Не многие, — отозвалась вместо Мая Света. — Мама, папа… Когда они усмотрели Мая в Ермиловском приюте, им там кто-то шепнул… Ну и все мы, Веткины, знаем, конечно. И друзья…

— Но это же ерунда. Никакого значения… — пробормотал Май и пнул на асфальте скорлупу грецкого ореха.

Кажется, он чувствовал себя виноватым передо мной: все друзья знали его тайну, а я нет.

— Грин, ты не думай, что скрывали специально. Ты все равно скоро узнал бы. Просто как-то не было случая заговорить про это… Ну, и не очень и хотелось…

— Май, не бери в голову…

Мне было не до обиды. Bсe слова и объяснения звучали где-то позади главной нарастающей тревоги. Вот они идут, болтают, не догадываются… Никто-никто не понимает, что у гранаты выдернута чека. Дети города Инска! Ведь, как и все на свете, смотрят боевики, читают про бандитов и террористов, играют иногда в «стрелялки», а все равно будто младенцы… Я сказал:

— Давайте прогуляемся до Крепости.

— Зачем? — удивилась Света. — Мы там все излазили.

— Потом скажу. Сюрприз.

— Нам некогда, — сообщил за себя и сестру Толя. — Надо хижину чинить, крыша течет.

— Тогда шагайте домой, — быстро согласился я. Потому что это хорошо, если рядом не будет младших.

Они улетели, как два подхваченных ветром листика.

— Грета, дай записную книжку, — попросил я. У нее в кармане форменной рубашки всегда лежали маленький блокнот и карандашик.

Грета, наверное, удивилась, но дала без вопроса. Я приложил палец к губам и написал на чистой страничке:

«Тише. Коробочка шпионит!»

— Да зачем ей теперь-то? — не поверил Май. (Вот наивность! А еще император!)

Я снова прижал к губам палец. Написал: «Автоматически». Потом жестами показал: «Дай мне». Май, видно, понял, что я знаю больше, чем он. Дал. Я засунул ее в свой карман — на таких же, как у Мая широких штанах. Опять показал знаками: «Ни слова, ни вопроса!» (А сердце колотилось с частотой трещотки.) Потом я оглянулся.

Вот удача! Навстречу нам ехал на велосипеде по тротуару мальчишка. Небольшой, вроде Лыша, только не с темным ежиком, а со светлыми кудряшками. Велосипед был ему велик и вихлял. Я обогнал ребят.

— Эй, подожди! У меня смертельно срочное дело. Дай на часик велосипед. Я его потом пригоню, куда скажешь… Пожалуйста!

В другое время, в другом месте мне бы и в голову не пришло обращаться к незнакомому пацану с такой бредовой просьбой. Но я три недели (а казалось — целый век!) прожил в Инске и уже знал характеры здешних ребят. Мальчик сразу спрыгнул с седла.

— Бери… — И в глазах была тревога — не за свой велосипед, за мое «смертельное дело».

— Спасибо! Куда его прикатить?

— Успенская улица, шесть.

— Спасибо! — еще раз крикнул я. Оглянулся на ребят: — Я на Хребет, догоняйте! — И оседлал «коня».

Мы называли Хребтом обломки сложенной из неровных камней стены. Возможно, это были остатки укрепления, прикрывавшего Крепость с левого фланга. Теперь стена почти целиком ушла в болотистую почву — над осокой, камышом, лужицами и кувшинками торчали только серые каменные зубцы. Словно сорокаметровый ящер залег на дно, но не сумел из-за малой глубины спрятать спинной гребень…

Верхушки «гребня» то совсем укрывались в траве и болотной жиже, то высовывались метра на полтора. Я положил велосипед в стебли осота и полез по камням — вперед, вперед. Дважды провалился в теплую хлябь, несколько раз ободрал ноги, чуть не утопил кроссовку. Но все же очень скоро выбрался на высокий кубический камень — самый дальний от берега. Встал, оглянулся. Берег позади был безлюден. На Пустоши — тоже никого. За ней, далеко, белели корпуса многоэтажных кварталов. Искрились на солнце мелкие синие стрекозы, носились коричневые бабочки. Я вдруг успокоился. Чего бояться-то? Если они следят и слушают, значит, понимают: «коробочка» не у Мая, а у меня. А я, Грин Климчук, ни на фига не нужен этим полковникам, профессорам и депутатам (чтоб они сдохли!). Им нужен только Май Веткин, бывший Андрей Первый. Они будут ждать, когда «коробочка» вернется к нему и он в четырнадцать ноль-ноль нажмет кнопки…

Никто их не нажмет!

Впереди перед камнем среди зарослей тальника и рогоза синело небольшое пространство чистой воды. На нем торчали только две кочки, похожие на заросшие макушки присевших водяных.

Я встал прямо, развернул плечи. Достал из кармана «коробочку». Подумал злорадно: «Если вы сейчас наблюдаете через объектив, полюбуйтесь последний раз пейзажем…» Размахнулся и по дуге пустил серебристую «коробочку» над водой. Будто гранату! Как можно дальше!

Ну, до чего же я невезучий! Думал, булькнет она, уйдет на дно, и засосет ее болотистый ил. А «коробочка», пролетев метров двадцать, угодила прямо на дальнюю кочку. И ехидно так заблестела среди травяных волокон.