Изменить стиль страницы

— Сделаешь? — спросил Грина Май. Но Грин оробел:

— Давай лучше ты. У тебя пальцы умелые…

Май не спорил. Очень бережно стал погружать половинку шара выпуклой стороной в жидкий пластик. Все перестали дышать: «Ох, не лопнул бы…» Хрупкий рефлектор не лопнул, послушно ушел в «кисель» до краев. Пластик быстро загустел, затвердел в снятой с огня банке. Тоненькое стекло теперь оказалось в прочной оболочке. Май пинцетом подровнял зубчатые краешки отражателя.

Вернулись на чердак, нашли дощечку, жестяной полоской закрепили на ней банку с рефлектором — «в стоячем на боку положении». Из той же тонкой жести сделали подсвечник (Поля назвала его «тюльпанчик»). Приделали «тюльпанчик» к доске так, чтобы головка свечи оказалась в фокусе отражателя. Причем укрепили его на гибкой жестяной подставке, чтобы свечку можно было перемещать: ведь она будет сгорать, а огонек всегда должен оставаться в середине рефлектора.

Решили назвать изготовленный аппарат лучемётом. Название «гиперболоид» никому, кроме Греты, не нравилось. Во-первых, язык сломаешь, во-вторых, гиперболоид принадлежал инженеру Гарину, а тот был порядочная скотина…

Лучемет наладили, свечку вставили.

Зажгли…

Снова сияющий луч прошил сумрак чердака.

Теперь можно было управлять лучом, посылать его куда хочешь. Держи дощечку в ладонях, поворачивай как угодно (смотри только, чтобы огонек не погас).

— А далеко ли он берет? Наверное, как прожектор, — нетерпеливо сказал Толя.

— Давайте попробуем! — Май вынес лучемет к окну. Приладил дощатую подставку на подоконнике.

На дворе было пасмурно, однако все же день. Но и в свете дня луч был ясно различим, в нем искрились редкие дождинки.

Яркая полоса уперлась в дальний забор позади огорода, на досках зажглось все то же солнышко. Из окна оно казалось горящей точкой, а на самом деле оставалось, видимо, прежней величины — как диаметр шара.

— Это что же, луч вовсе не рассеивается? — озадаченно спросил у себя и у всех Май. — Так даже у лазеров не бывает…

— Я же говорила — «гиперболоид», — сказала Грета, словно взяла реванш.

— Надо посмотреть, докуда он достает! — подпрыгнул Толя. — Май, направь вон на ту трубу.

Далеко над крышами торчала кирпичная труба старой пекарни.

— Если и достанет, мы отсюда не разглядим, — рассудил Май. — Толь, слетай за папиным биноклем…

Толя «слетал» и вернулся через минуту.

Май сказал:

— Давайте, я нацелюсь, а вы смотрите. По очереди.

Первым в очереди оказался Грин. Он пригнулся, укрепил локти на подоконнике, прильнул к окулярам. Отыскал в пасмурном пространстве трубу. Бинокль был сильным, красное тело трубы приблизилось так, что стал виден каждый кирпичик — с царапинами и выбоинами.

А «солнышка» сначала не было.

— Не так-то легко попасть, — виновато объяснил Май. — Надо потом сделать прицельное устройство. Оптическое… Ну, не видно?

— Не ви… Ой! — Яркое круглое пятнышко прыгнуло на кирпичи. Затанцевало на них (у Мая от напряжения дрожали руки). Потом на миг замерло…

«Солнышко» было тех же размеров, что и прежде — луч, видимо, и в самом деле ничуть не расширялся. Секунды две оно посидело на кирпичах неподвижно, как уставшая бабочка, потом опять метнулось и оказалось правее и гораздо дальше трубы — на глухом торце высокого каменного дома. Посреди узкой стены висел красно-черный киноплакат с белыми буквами: «Вечерний патруль». Бледное лицо злодея-людоеда многообещающе смотрело с высоты на крыши и на прохожих. Еще неделю назад глава города Инска распорядился такие зловещие афиши с улиц убрать, чтобы не пугали младенцев и бабушек, но до этого плаката у муниципальной службы, видно, не дошли руки.

«Солнышко» пометалось по афише, зацепило белое людоедское ухо и словно приклеилось к нему! Ухо съежилось и вспыхнуло. Огонь в две секунды разбежался по трехметровой афише, и она запылала, как пропитанная бензином.

— Ну и салют! — вырвалось у Грина.

Май, случайно зацепивший лучом злобного киногероя, нервно спросил:

— Грин, что там? — Ведь он-то издалека, без бинокля, видел только непонятно отчего вспыхнувший огонек. И остальные тоже… Толь-Поли, Грета и Света нетерпеливо тянулись к биноклю: «Дай взглянуть!» Только Лыш сохранял хладнокровие. Грин дал бинокль Маю. Тот посмотрел и все понял.

— Значит, чем дальше, тем больше луч набирает силу! — И он уткнул золотистую линию света в огородные грядки. На всякий случай…

В конце концов каждый понял, что же случилось. По очереди глянули на догорающий плакат в бинокль, испуганно поудивлялись. Грета снова сказала с удовольствием:

— Я же предупреждала — гиперболоид.

— Мы так спалим весь город, — поежилась Света.

— Ничего не спалим, — успокоил Май. — Стена отсыревшая, картон у плаката тонкий, сейчас догорит, вот и все… А больше далеко нацеливать не будем. Договорились?

Все разом сказали, что договорились. Ясно было — с такими игрушками не шутят. Лишь Поля задумчиво предположила:

— А может, луч сжигает только плохое? А ничему доброму не вредит?

— Может быть, — рассудил Толя. — Но пока разберешь, где плохое, где хорошее, могут остаться одни головешки…

Свечка между тем невозмутимо горела и потихоньку укорачивалась. Лыш протиснулся к подоконнику. Деловито вернул огонек в середину отражателя, взял опасный лучемет в две ладони.

— Лыш… — сказала Грета.

— Я пущу зайчика в небо, — хладнокровно объяснил Лыш. — Там ничего, кроме туч, а они не горят. И они же не плохие и не хорошие, просто явление природы… Посмотрим, что будет.

Луч из чердачного окна ушел наклонно вверх, и «явление природы» никак не прореагировало на это. Золотая струна просто увязла в серой пелене. Но… это лишь на несколько секунд. А потом пасмурную муть прочертила белая, клубящаяся барашками пара линия.

— Мама… — ахнула Света.

— Лыш, не смей! — качнулась к брату Грета.

— Не мешайте! — нервно сказал Лыш. Клубящаяся линия сломалась, от ее конца ушла под прямым углов другая. А от нее — третья. И все поняли, что Лыш чертит в облаках квадрат.

Квадрат, замкнутый кипящими полосами, получился кривым и громадным. Какой именно ширины, сказать было трудно — ведь он висел на большой высоте. Но ясно, что его размеры были несоизмеримы с привычностью окрестных дворов.

— Лыш, зачем? — спросил Май без боязни, но осторожно.

— Не мешайте, — повторил Лыш. — Сейчас…

Луч заметался внутри квадрата. Часто и беспорядочно. Так иногда штрихуют на экране компьютера замкнутые в контур участки плоскости. Клубящиеся паром линии сливались, серая хмарь превращалась в белую четырехугольную овчину. Потом эта гигантская шкура порвалась на клочки, они стали ежиться, таять и улетать в стремительно открывшуюся синеву. И квадрат чистого неба возник прямо над городом Инском. Из-за косматой границы небесного окна ударило солнце…

— Ура… — шепотом сказала Света.

Лыш ничего не сказал, деловито дунул на свечку. Протянул Маю лучемет.

— Спрячь куда-нибудь.

Грин был согласен: лучше бы убрать «игрушку» от греха подальше. Но никакого страха не было, только радость от хлынувшего на Инск солнца.

— Мы поставили весь город на уши, — заявила Грета. — Сейчас начнутся разговоры и слухи об инопланетянах.

— Ага! — радостно сказали Толь-Поли.

В кармане Маевых бриджей «коробочка» заиграла «Марш тореадора». Май вытащил, прислонил к уху. Удивленно приподнял брови.

— Да… Здравствуйте… Да… Зачем?.. Ну, хорошо…

И посмотрел на ребят.

— Меня просят прийти в музей. Там появились члены какого-то конкурсного совета. Хотят, чтобы я принял участие в выставке, построил бы для нее новый макет города.

— Это же интересное дело! — обрадовалась Света.

— Не знаю… — почему-то усомнился Май.

— Если не хочешь, не ходи, — сказал Грин. — Переживут.

— Неудобно. Ждут же люди…

— Мы пойдем с тобой, — решила Света. — Чтобы веселее.

— Ладно! — обрадовался Май.

Когда шагали к музею, Света сказала: