Я было думал написать Вам письмо по возможности обстоятельное и порядочного объема, но голова страшно болит, и вдобавок бесит погода: грязь, дождь, и холод в комнате, потому [что] догадало меня выставить преждевременно зимние рамы.

Всею душою преданный Вам

И. Никитин.

No. Мебель Ваша понемногу продается; деньги думаю прислать Вам разом, а если нужны, напишите, и я пришлю, что имею в сборе.

1858 г., 14 апреля.

26. Н. И. В Т О Р О В У

Воронеж. 1858 г., июня 27.

Я так долго, милый Николай Иванович, не получал от Вас письма, что в испуге начал было делать разные предположения о причинах Вашего молчания, тем более что слышал о болезни Надежды Аполлоновны, но теперь Вы - в Петербурге, стало, все обстоит благополучно и слава богу! Воображаю, сколько предстояло Вам хлопот при отыскивании удобной квартиры, при обзаведении новым хозяйством, сколько Вы израсходовали денег! Между тем такая досада! - я доселе не успел распродать всей Вашей мебели и посуды. Впрочем, хло почу и скоро надеюсь прислать Вам деньги и счет. Ведь г.г. покупатели почти даром хотят взять, черт бы их побрал! Этакие выжиги!

Добрый мой друг, вечно занятый тем или другим, Вы все-таки нашли минуту сделать и для меня полезное; знаю, что Вы не любите, когда Вас хвалят и благодарят, и потому молча пожимаю Вам руку за передачу 300 экз. моего "Кулака" книгопродавцу Исакову. До цены, до продажи мне нет дела: пусть продают и берут за комиссию, что хотят; я уже писал об этом к Константину Осиповичу.

Вот более месяца я живу по соседству с А. Р. Михайловым на даче, если только можно назвать дачею сальные заводы, где все есть: и страшное зловоние, и тучи мух (заметьте, слово тучи не преувеличено: читать не дают, так кусают!), и ночью лай собак, и, к несчастию (в чем заводы уже не виноваты), сквернейшая стоит погода, дождь идет ежедневно; выйти со двора нет возможности. Но что делать! Все же лучше, чем дома, где на место Курбатова квартирует квартальный с семейством в числе 9 душ, где шум и гам и все, что хотите, кроме хорошего. Впрочем, я надеюсь выжить этого пьяного жильца полицейскими мерами; и больно, да иного исхода нет: мне самому нужен угол. Читаю много, но ничего не делаю, и, право, не от лени. Несколько дней тому назад я заглянул домой, там кутеж; сказал было старику х, чтобы он поберег свое и мое здоровье и, чуй. ли не главное, поберег бы деньги, вышла сцена, да еще какая! Я убежал к Придорогину и плакал навзрыд... Вот Вам и поэзия! Природа наделила меня крепким организмом: хотя я и задыхаюсь, а все еще жив. Кстати, так как я теперь - сосед Михайлова, скажу о нем два-три слова. Представьте, он ежегодно тратит до 3000 руб. серебр. на вспомоществование бедным всех сословий и возрастов. Тщеславия - ни тени, просто - добро ради добра. Сведения об этих благотворениях почерпнуты мною из верных источников. Сам Михайлов терпеть не может малейших намеков на его доброе сердце. Я и прежде уважал этого человека, но узнав его ближе, считаю для себя за честь пожать ему руку. Да, на Руси не совсем перевелись хорошие люди! А наш Александр Петрович? 2 Что за благороднейшее существо! Он думает бросить службу, этот мир пронырств и кляуз, и поступить приказчиком в магазин книгопродавца Кожанчикова (c'ets entre nous 3 до времени). У меня навернулись слезы, когда я прочитал его письмо. Жаль, что он упрям: вообразил, будто мужиков рано учить грамоте, и стоит горою за Даля с братиею ,. Странно, право: один - век пашет, другой - век пляшет. Предопределения, конечно, нет, судьба - глупость, все происходит от случая, от привилегии или непривилегии; отчего же разум не берет своих прав над случаем, положим, постепенно? Прожито столько тысяч лет, и человечество ушло так недалеко! Грустно!

А что наши комитеты? Воронежский, как я слышал, решил так: дать мужикам по две десятины на душу, дать усадьбу и, устранив переходное состояние, как источник будущих недоразумений, споров и, может быть, смут, предоставить им полную свободу, с условием, чтобы правительство обеспечило помещику платеж за уступленную его крестьянам землю. Захочет ли и может ли правительство принять на себя это ручательство - решать не мое дело, но мне казалось бы лучшим рассечь узел сразу: если в будущие споры помещиков и крестьян будет вмешиваться земская полиция или какие бы там ни были власти, - выиграет один карман чиновников, дела возрастут до чудовищных размеров, и путаница выйдет страшная.

В цензуре, кажется retrograde *. Литература почивает на лаврах. Умолк и Щедрин, умолк и Мельников, угостив публику своим именинным пирогом5, испеченным, впрочем, неудачно, как видно, на скорую руку. Хоть бы подняли новые вопросы (а их так много!), авось бы литература проснулась снова: новый вопрос в литературе - то же, что возбудительное в медицине.

М. Ф. Де-Пуле ужасно досадовал на цензуру, продержавшую долго разработанные им акты; теперь они получены, и работу он думает продолжать усердно. Милошевича я давно не видал. Придорогин, и Де-Пуле, и Михайлов посылают Вам глубочайшие поклоны.

Весь Ваш

И. Никитин

* Я два дня ходил дураком от сообщенной мне Вами новости: mouvement retrograde... e

27. Н. И.ВТОРОВУ

Воронеж. 1858 г., 19 сент.

Действительно, мой незабвенный Николай Иванович, я был в деревне Плотникова 1, как Вы справедливо предполагали в Вашем письме к Придорогину, но что касается до волокитства - ни боже мой!.. Куда мне!.. - Пью капли, обливаюсь холодной водой, и все бесплодно, сделался настоящим скелетом, но это в сторону: живи живой, как сказал Боратынский, стало, о жизни покамест и будем думать. Вы пишете, что В. А. Кокорев приказал Исакову 2 выслать мне Шиллера и Гейне; я ничего не знаю и ни того, ни другого не получал; получил только одного Гёте, о чем уже и писал к Вам. Если это так, т е. если я могу надеяться на получение Шиллера и Гейне, то... то... я так рад, что путаюсь в словах! Вы вообразите, ведь я тогда буду богач, у меня составится порядочная библиотечка, а сколько наслаждения предстоит мне впереди при чтении. "Идеалы" Шиллера я уже знаю наизусть, "Море и сердце" Гейне - тоже. Это стихотворение попалось мне в одной немецкой хрестоматии. Теперь я все читаю разные серьезные вещи на французском, отысканные мною в библиотеке г. Потапова, помещика Землянского уезда. Между прочим, я недавно познакомился с Шенье 3. Какие у него картины в антологическом роде! Но его предсмертные стихотворения так и хватают за душу... Какое присутствие духа! - писать стихи в то время, когда жизнь висит на волоске, когда в коридоре тюрьмы уже слышны шаги солдат, [пришедших] идущих за поэтом!.. Итак, я жду от Вас Шиллера и Гейне; давайте их, ради бога, давайте, да поскорее.

На днях я видел Вашего Михаилу; одна его дочь живет у купца Борисова, другая у какого-то, кажется, чиновника Кологривова; места, - говорит он, хороши. Когда я его спросил: "Зачем ты, Михайло, вызвал своих дочерей из Петербурга?" - старик солгал: "Я, батюшка, их не вызывал; для чего мне их вызывать?" Сам он живет у священника Покровской церкви; замечу в скобках: слишком часто переменяет хозяев; впрочем, доволен своею судьбою.

Сегодня, вследствие Вашего письма к Придорогину, я отправляю в Москву и Константину Осиповичу при обозе 86 экземпл. "Кулака" и прошу его переслать их в

Петербург. Этой отправкой моя забота с "Кулаком" оканчивается; надо бы браться за новое, да судьба, желудок et cetera связали руки и клонят к сырой земле-матушке голову... но ничего! авось поправимся!.. Как досадно, что литература наша стоит на точке замерзания. Пишите, мой милый Николай Иванович, нет ли у Вас чего нового, и отчего доселе не подумают об издании в свет статей Белинского ,. Такая неподвижность!.. А между тем его жена, как слышно, живет бедно.

Всею душою любящий Вас

И. Никитин.

N3. Извините, что, по случаю моей болезни, мебель Вашу не успел продать, однако ее остается чуть-чуть; деньги скоро Вам пришлю. Если же Вы имеете в них надобность, возьмите из моих, которые попадут Вам в руки; ради бога, возьмите, иначе Вы меня обидитед честное слово!