Виктора сложно было разубедить, ни Мария, ни Артур с Урсулой не смогли это сделать. Всему свое время…

Август 1928.

Весь лондонский свет съехался, чтобы посмотреть на полные экспрессии и загадок полотна Каталины. Она долго подбирала полотна для выставки, где были смешные кошки и искаженные улицы, непонятные образы, граничившие с фантастикой, и простые полевые цветы. Но не давно с новым рвением она начала осваивать фотокамеру. Джейсон купил ее у одного престарелого фотографа, совсем не думая, что это вещичка заинтересует его жену, Кат быстро изучила механизм получения фотографии. И уже спустя месяц, вечером после очередного банкета, она попросила остановиться рядом с Лондонским мостом, ее заворожил мост опутанный бережно туманом, и она сделала кадр, который теперь украшал одну из стен выставочного зала. Вторую фотографию Каталина сделала у саду у Портси, за безмятежностью цветов можно было видеть скрытое беспокойство, которое читалось в наклонах бархатных ресниц цветов, в легкий взмахах листьев.

Каталина Фокс становилась модной художницей, другие именитые мастера выражали ей свою благосклонность, называя ее новым словом в арт-мире, говоря, что женщина видеть все в других цветах. Пресса подолгу останавливалась у каждой картины, делая какие-то заметки, а потом начинали искать их творца, чтобы сделать некоторые пояснения. Кат сегодня испытала настоящую радость, она была обласкана и одаренна вниманием, ее восхищались, ее благодарили.

Каталина перебирала складки светло-желтого платья одной рукой, а во второй держала Джулию за руку. Она не смогла, оставить дочь дома, и нарядив ее, как принцессу, вызывала у всех восхищение. Джейсона сейчас рядом с ней не было, он все еще находился в госпитале и мог сильно задержаться. Высшему свету не нравилось, что испанка старалась быть похожей на британку. Каталина избаливалась окончательно от акцента, и в ее манерах появилось больше сдержанности и изящности. Она одевалась, как элегантная леди, другие женщины разглядывая фотографии в журналах и газетах мечтали найти похожий костюм или платье. Ей нравилась английская традиция носить шляпки, в чем ей помогала Аманда. Каталина искрилась счастьем, от нее исходило какое-то необычное тепло, а ее картины навевали на мысли о прекрасном.

Так стоя напротив картины «Морской бриз», в не ровных линиях угадывались серебристые волны, а солнце медленно ползло за горизонт, окрашивая море в красно-золотые тона. Да это был Брайтон, городок привлекавший многих, городок где все казалось сказкой. Джейсон привез ее туда, чтобы они вместе отдохнули, вся ее бездумная жизнь наполнилась дыханием вдохновенья. По утрам она часами бродила с мольбертом в руках по береговой линии, будто бы ища ответы на вечные вопросы. За десять дней короткого отдыха Каталину изменило море, теперь все казалось мелочью. Жизнь это ослепительный миг, что может вместится в один лишь восход солнца.

- Ты опоздал на два часа! – Каталина надула губы, Джейсон поцеловал ее, лукаво улыбаясь. Он протянул ей огромный букет белоснежных лилий, - я устала отбиваться от светил высшего общества и журналистов!

- Я помогу тебе, не мог же я бросит двух молодых хирургов, - она счастливо кивнула, - я говорил тебе, как ты красива?

- Конечно, - Каталина ощутила его теплые пальцы на своих.

- Но не сегодня. Артур здесь? – он стал искать взглядом друга. Каталина указала в сторону, где была маленькая толпа. Артур, как всегда не отпускал от себя далеко Урсулу, - Что ж мне нужно рассказать ему один интересный случай.

- Ты и во время бесед об искусстве заговариваешь о своей работе? – она засмеялась, на стесняясь того, что смех могут посчитать неприличным.

- Папочка, - к Джейсону через весь зал бежала Джулия.

- О, Джули, - Джейсон часто так называл дочь, - как ты здесь оказалась?

- Мамочка привезла с собой! – в три года девочка очень грамотно говорила, она поражала всех своим умом и смышленостью, порой Джулия замечала то, что не видели взрослые.

- О, Джули, ты еще так мала для таких вечеров, - воскликнула старая леди Лапри, которая была большим знатоком искусства. Она купила одну из первых картин Каталины, так и завязалась дружба между этими двумя женщинами. Фонема Лапри заменяла ей отчасти мать, мать, которая ее совсем не понимала. Леди Лапри владела галереей, там где сейчас они все находились.

- Для вас я Джулия! – она топнула ногой, Джейсон рассмеялся. Каталина заметила смех в блеклых глазах леди Лапри.

Вечер затянулся. Каталина все это время была в центре внимания. Она продала еще три картины, по дороге домой она считала деньги, обдумывая на что их потратить. У них с Джейсоном скопилась уже большая сумма. Она взглянула на мужа, ночные огни бросали свет на его светлое лицо, он прижимал к себе Джулию, они оба спали, словно два ангела. Каталина разбудила их, когда она подъехали к их дому. А почему бы ей не купить свою галерею? Ведь у нее достаточно денег для этого? Появление своего помещения многое изменит в ее жизни. Через девять дней скоропостижно скончалась ее подруга леди Лапри, Каталине досталась ее галерея. Та самая галерея, что будет всегда новатором в искусстве, но ей еще столько предстояло пережить. Приближались трудные времена, их никто не звал, но они уже подходили, готовясь нанести свой сокрушающий удар.

Август, как всегда был жарким, поэтому все бежали на теплые берега. Часть людей осталась в городе. Этим-то и нравилось лето почти не ощущалась суета, воздух становился чище, и все ждали своего законного отпуска, чтобы в полную меру насладиться отдыхом. Лондон за десять после войны наконец-то расцвел в полную меру, он по-прежнему привлекал к себе сотни глаз. Англия вышла из кризиса окончательно, достигнув вершины довоенных времен. Многие считали – работать в таком городе сплошное удовольствие, но случалось, что не все были очарованы магией Лондона. Каждый день люди, даже самые успешные, сталкивались с реальностью. Часто в уличных музыкантах можно было узнать своих бывших знакомых.

Тогда жизненная несправедливость принималась, как нечто неизбежное, теперь же люди решили ее отстаивать. По сводкам о безработице можно было понять – времена трудные, но все же все возвращалось на круги свои. Но будоражило не только саму Англию, но и ее колонии. Казалось империя, где никогда не заходит солнце умрет. У всего есть свой трагический конец, но люди жившие в те дни, не хотели становиться свидетелями великих перемен, они уже пережили Великую войну, ощутили на себе дыхание конца всего. Человечество стояло на краю пропасти, но оно смогло отойти от него. Но научились ли они на своих ошибках?

Трепетный интерес к светским красавицам, который у лондонцев не пришел. Иногда он выражался в сплетнях, иногда в восхищение. Кто-то пускал слухи, кто-то защищал этих красавиц. Среди политиков и литераторов музой стала Мария Трейндж, все восхищались этой рыжеволосой феей, с храбрым сердцем и острым умом. Была и еще одна светская дама баронесса Уэсли, с замиранием сердце все следили за ее новым шагом, что она будет делать дальше: будет помогать больным детям или с рвением лезть в дела мужа. Помимо баронессы хотелось бесконечно долго смотреть на леди Портси, толпы собирались в ее маленьком магазинчике, а женщины заказывали модные шляпки, чтобы потом похвастаться своим подругам. Испанка Каталина Фокса была прекрасней знаменитой леди Мэннерс или мисс Геллибранд[17]. Верочка Сван стала больше англичанкой, нежели русской, стоило только ради нее прийти в античный зал в Британском музее. Но Лондону не хватало другой известной леди – леди Дианы Хомс, Лондон потерял своего ангела.

В те годы Лондон обладал некой притягивающей манящей красой, это был город которой, словно звал жителей других стран и городов, тех что сломя голову мчались навстречу с ним. Лайнеры «Мавритания» или «Аквитания» привозили толпы богатых американцев, мечтавших посмотреть на бывшую метрополию. Они снимали шикарные номера в «Савойе», брали на прокат «даймлеры», гоняя по городу. Не столь богатые туристы носились на автомобилях по Лондону. Каждый раз перед спектаклем Ковент-Гарден представлял не забываемое шоу – яркий свет заливал избранную публику. Да еще, царили старые нравы, что ретиво старались хранить аристократы, они были еще теми, кто задавал тон почти всему, еще не понимая, что со временем они уменьшат свое влияние. Это был ветреный, бросающийся в глаза Лондон, будто бы люди, хотя и не осознавая, знали, что когда-нибудь все изменится.