Господи, что же ей делать? Мария устало закрыла глаза. Может ей поехать в Париж и все рассказать ему? Или ждать? Только чего ждать? Прошло два года, а он присылал скупые письма, адресуя матери и сыновьям. Разве, он ее считал виноватой? Словно, это она первая изменила ему, а не он, у которого было два романа. Не его ли она застала в своей постели с другой? Мария не знала, что делать. Спустя семь месяцев все поняли, что произошло между ними, никто и виду не показал, что все знают. Никто не пытался ее жалеть, ибо она ее презирала. Жестокая жизнь, она смеялась над своим отцом и матерью, и сама почти не стала такой. Она не заслужила всего этого.

Мария сняла тяжелые бусы, положив их на туалетный столик. Она была не так уж и стара, всего лишь тридцать один, женщина в рассвете, примерная жена, а ее не путевый муж нашел себе другую. Как же ужасны мужчины. Она легла в постель, дрожа от холода. Завтра будет новый день одиночества…

Утром она проснулась совершенно разбитая, жизнь волка-одиночки совсем ее не красила. Эти месяцы убивали ее. День она провела в литературном салоне, выслушав все рекомендации по поводу новых книг, и порцию свежих сплетен. Домой Мария пришла, как ни чем не бывало. Ее встретила встревоженная Кэтлин:

- Что случилось, Кэтлин? – совсем не понимая, спросила Мария.

- Вильям приехал, - дрожащими губами произнесла свекровь.

- Что ему нужно? – ехидно и громко сказала Мария, так чтобы ее слушал Вильям.

- Сказал, что правительство вернуло, - Кэтлин пожала плечами.

- Что ж, мне надо поговорить с ним, - Мария легкой поступью прошла в холл, где Вильям обнимался с сыновьями.

- А вот и мама, - он широко ей улыбнулся. Нахал! И он рассчитывает на какое-то примирение, после того, как он растоптал все ее чувства!

- Мне нужно с тобой поговорить, - в ее глазах кроме холодной сдержанности больше ничего нельзя было увидеть. Он прекрасно знал, что его жена в гневе. Эта хладнокровие хуже, чем ее гнев, - пойдем в кабинет.

Он покорно прошел за ней, Мария заперла дверь, чтобы никто не мог им помешать. Внутри нее все кипело, и волна возмущения была готова вырваться наружу, она была, как вулкан долго спавший и неожиданно проснувшийся. Вильям же наоборот был спокоен, будто бы ничего не было совсем.

- Мария, я хочу попросить у тебя прощение, - он откашлялся.

- С чего бы это? Или тебе уже надоела та французская подстилка? – как же она была зла, готовая расцарапать лицо Вильяму.

- Я был не прав, - проронил он.

- Ах, вот оно как! – крикнула она, - только ты опоздал!

- О чем ты? – с трудом выдавил из себя Вильям, мрачнея от дурных предположений.

- Я изменила тебе! – выпалила Мария, с триумфом ловя выражения лица мужа, мужчины, которого она когда-то сильно любила.

- Ты просто хочешь сделать мне больно, - беспомощно ответил лорд Трейндж, - ты же шутишь?

- Нет, я изменила тебе с Грегори Ольсеном. Ты доволен? – как же ей хотелось причинить ему сильную боль, заставить ее страдать, она ожидала его гнев, но вместо услышала другое.

- Я прощу тебе все! Я себя не смогу простить! – с пылом начал он, - Это я во всем виноват!

- Вильям… - выдавила из себя Мария.

- Мария, я не возвращался так долго, потому что боялся сделать тебе больно, - он говорил так искренне, что она понемногу начинала верить его словам.

- Ты понимаешь, что во мне больше нет прежнего доверия к тебе? – она утомленно опустилась на диван.

- Да, понимаю, но я могу завоевать тебя?

- Я ничего не знаю, ничего, - он заметил, выступившие слезы у нее в глазах, - ничего.

- Мария…

- Мне нужно подумать, - она тихо вышла из кабинета. Вильям знал, что до утра она проплакала, он мог бы прийти утешить ее, но это бы только усугубило положение вещей между ними.

Месяц они словно заново открывали друг друга. Пришлось заново узнавать привычки и привязанности, вновь пришлось доверять, и снова, как и прежде любить друг друга. Любовь странное чувство само по себе. Оно приходит неожиданно, и уходит не спросив никого. Ее нет, когда ждешь, и она приходит, когда совсем не нужна. Мы рождаемся, чтобы любить, мы умираем ради любви, мы дышим ради нее, совсем этого не понимая. И настоящая любовь не требует ничего взамен, вы сами отдадите все. Алтарь нашего самолюбия - место гибели нашей любви. Эгоизм - гробница любой любви, нужно много выстрадать, чтобы понять это. Можно ли изменить превратить ненависть в любовь? Мы легко теряем, то что приобретали долгие годы. Забываем все прекрасное, и тогда все рушиться. Просто ли все вернуть на прежние места? Легко ли открыть сердце еще раз? А может люди просто не хотят страдать еще раз? Формулы счастья не знает никто, но формула несчастья известна - это неумение беречь и ценить то, что имеем.

₪

Интересно смогла бы она так же простить своего мужа, часто задавала себе вопрос баронесса Уэсли. Ей не хотелось испытывать свою судьбу, с Артуром они прожили вместе девять лет, это был слишком большой срок, как ей казалось. Она, как и Аманда о своем муже, знала о ее характере почти все, но все же временами она его не понимала. Ему тридцать два, и он уже известный хирург, он разборчив в операциях, ища самые сложные случаи для себя. С возрастом он становился только лучше. Конечно, ему хотелось, чтобы его дело продолжил сын. Но уже сейчас, Артур замечал, как Чарльз совсем не похож на него в детстве. У него в эти был пытливый ум, его интересовало, что внутри у лягушки, как течет кровь или что будет, если приложить у ране ту или иную траву. Но Чарльзу все это было чуждо, к этому была близка только Энди. И Урсула подогревала у дочери этот рано проснувшийся интерес.

Урсула окинула ищущим взглядом туалетный столик, где россыпью лежали драгоценности. Они шли сегодня на вечер устраиваемый профсоюзом врачей, где Артур был главной звездой. Ее отец все также имел свойство очаровывать студентов, не смотря на свой возраст, а ему было уже исполнилось пятьдесят восемь, он продолжал преподавать с таким же пылом, как и двадцать лет назад. Вечер решили проводить в главном зале колледже, что радовало Урсулу.

- Ты готова? – Артур зашел в комнату, смотря на себя в зеркало. Она улыбнулась, он, как всегда восхитителен в этом черном смокинге.

- Почти, - ответила она, сравнивая стрелки на глазах. Мода на слишком короткие волосы стала постепенно уходить, и все больше англичанок стало вновь отращивать локоны, но это не означала, что капризная мода возвращала длинные евены волосы, - помоги выбрать платье. Зеленое или персиковое?

- Зеленое тебе идет больше, - Артур пропустил сквозь пальцы струящуюся изумрудную с черными крапинками ткань. Да, в этом одеянье его жена будет, как богиня. Глаза будут притягивать к себе сотни взглядов, а точеная фигурка, подчеркнутая платьем, вызовет зависть у всех женщин. Урсула леди до мозга костей, совсем при этом не похожая на других.

Когда они вошли в залу, гостей было много. Урсула с трудом узнавала людей, которых редко видела, но замечала, как присутствующие внимательно изучают ее. Баронесса имела главное качество это обаяние, люди хотели узнать ее, люди хотели хоть немного побыть в ее обществе. Этой чертой обладали и ее сестры. Сестер Грандж зачастую называли новыми сестрами Леннокс, некогда блиставших в позапрошлом столетие. Их принимали и ценили, не смотря на те сплетни, что их часто окружали, все же они были безупречны.

- Добрый вечер леди Урсула, - слышала она повсюду. Конечно же, с ней все мечтали хоть пять минут поговорить. Она разбиралась в медицине, она всегда была в курсе всех дел мужа, и знала все о политической жизни. Как она может все это знать? Многие пытались увидеть поверхностные знания, думая, что дочь герцога Леннокса, воспитанная Джорджиной Грандж, не может быть серьезной. Другие же предполагали, что перед каждым вечером Урсула читала несколько статей и делилась знаниями, а в процессе споров домысливала. Но все это не волновало Урсулу.

- Леди Урсула, - ее окликнула Эмили Робсар, муж который работал с Артуром, и с которыми они находились в конфликте. Год тому назад к ним в госпиталь привезли больного с тяжелой черепно-мозговой травмой, и он попал на стол к мистеру Тофэму Робсару. Больной умер, а Артур обвинил коллегу в непрофессионализме, сказав, что человека был шанс спасти. Начальство же прислушалось к Артуру, тем более, что его поддержал не менее известный хирург Джейсон Фокс. С тех пор Урсула опасалась и так не ласковую миссис Робсар.