Изменить стиль страницы

— Знаю, но не думай, что мне было легче!

— Так вы тоже дежурили?

— И я, и еще кое-кто.

— Тогда вам все известно. Не было никаких происшествий. Я могу сдать дежурство?

— Ты уверен, что не было происшествий?

— Бармен и Фифн вернулись в два часа, свет в комнате Петровой горел до трех без двадцати пяти.

— А Леля?

— Леля не выходила из своей комнаты.

Капитан склонился надо мной, от его голоса кровь застыла у меня в жилах.

— Значит, она дематериализовалась!

Это было сказано тоном, в котором сквозило явное презрение. До меня с трудом дошел смысл сказанного.

— Как дематериализовалась? Вы хотите сказать, что она исчезла?

— Я хочу сказать именно это, — произнес капитан и добавил: — А теперь иди спать, раз тебе так хочется!

— Товарищ Андонов!

— Марчев! — раздраженно напомнил он. — Приказываю тебе идти к себе и лечь спать! И никаких эмоциональных глупостей! Девушки просто нет в ее комнате, точнее — в доме отдыха. А узнать, где она и что делает, — это наша забота. Исполняй приказание! Дай ключи от машины!

Я покорно выполнил приказ. Вылез из машины, он сел за руль.

— Сколько у тебя бензина?

— Полный бак.

Я направился было к дому отдыха, но он остановил меня:

— Войдешь не через окно, а через дверь, она отперта.

Я еще не дошел до двери, как услышал урчание мотора. Андонов тихо вывел машину со стоянки и поехал, не зажигая фар. Я чувствовал себя так, словно меня ударили обухом по голове. Как случилось, что Леля исчезла? Могу поклясться, что я ни на секунду не выпускал из поля зрения ее окно, так же как и входную дверь! Если она ушла из дома отдыха, то это произошло раньше одиннадцати, и я не виноват, что это мне не известно. А может, она вышла за эти пять минут, пока я дремал? Но тогда Андонов мог узнать об этом только сейчас.

Я подошел к ее двери, легонько постучал в нее условным стуком, потом нажал на ручку и вошел.

— Леля? — прошептал я, пытаясь разглядеть кровать.

Кровать была пуста, из открытого окна веяло бодрящим холодком. Я вышел и направился к себе, ступая на цыпочках, чтобы не потревожить сои отдыхающих, не ведающих о том, сколько всего свалилось мне на голову. Когда я проходил мимо двери Выргова, она внезапно открылась, и из нее показалась его голова. Секунду-другую мы молча глядели друг на друга. Потом он заговорщицки подмигнул:

— У вас неприятности, не так ли?

— Напротив, — растерянно отозвался я. — Просто у меня бессонница, и я решил пройтись.

— Делайте это в саду, а не в коридоре, потому что я тоже страдаю бессонницей, — злобно произнес Выргов и захлопнул дверь перед моим носом.

Мне захотелось или громко выругаться или влепить кому-нибудь оплеуху, но никого поблизости не было. Я пошел к себе, принял две таблетки гексадорма и бросился в постель. Буду спать, пока не высплюсь! В конце-то концов, преступник ведь не я, черт побери! Моя совесть абсолютно чиста и если я в чем-то виновен, то лишь в том, что не занимаюсь тем, ради чего сюда приехал.

10

Как никогда, я спал до десяти. С трудом разлепив веки, я поднес к глазам руку и долго всматривался в стрелки часов. Потом встал и принял душ, но легче мне не стало. В голове мутилось, тянуло в сон. Я поглядел с отвращением на флакончик с таблетками снотворного, потом взял его, вошел в туалет, высыпал его содержимое в унитаз и спустил воду.

Больше никаких снотворных! Никогда! Побрившись, сделал тридцать приседаний и двадцать отжиманий. Компьютер мой понемногу наладился. Прошедший день — точнее ночь — воскресла в памяти со всеми подробностями. Я осторожно постучал по трубе парового отопления, но ответа не последовало. Отдернув занавеску, я открыл окно, выглянул наружу. Мой «москвич» стоял на месте. Может, и Леля у себя в комнате, пойду-ка сейчас к ней и выясню, что за номера она устраивает!

На мой стук никто не отозвался. Я открыл дверь. Никого. Лишь ветер колыхал занавеску на открытом окне. Неясная тревога сжала мне сердце. А вдруг с ней случилось что-нибудь непоправимое и именно я виноват в этом, потому что задремал на пять минут? За такой проступок солдата отдают под суд. За пять минут могут произойти роковые события! Могло быть так, что ее похитили через окно? Или она сама убежала?

Высунув голову из окна, я оглядел выступ. Вымытый дождями, он был чист, без единого пятнышка. Я почувствовал непреодолимое желание перелезть через подоконник, встать на этот проклятый выступ и проверить, могу ли я двигаться по нему с таким проворством, как Фифи.

— Эй!

От этого звонкого игривого возгласа я вздрогнул словно мошенник, захваченный на месте преступления. С аллеи на меня смотрела Фифи. Она смеялась.

— Птенчик улетел, а?

— Что вы говорите?

Я не знал, что ответить на такой вопрос.

— Тут есть и другие дамы, которые не отказались бы погулять с вами в такое прекрасное утро! — воскликнула Фифи тем же задорным, слегка насмешливым тоном: — Или, Профессор, они недостойны вашего внимания.

— О, напротив! — смущенно возразил я. — Сейчас я спущусь.

По пути я лихорадочно прикидывал, как поступить. Фифи меня просто спровоцировала и, хотя мне вообще ни с кем не хотелось гулять этим утром, отказать я уже не мог.

— Доброе утро! — глупо сказал я, подойдя к ней, и протянул руку, как будто мы не виделись целый месяц.

— Утро великолепное! — отозвалась она, так энергично пожимая мне руку, что я с удивлением взглянул на ее узкую сильную ладонь. — Вчера еще лежал снег, а сегодня — такое солнце!

День в самом деле обещал быть прекрасным. Небо было прозрачно-голубым, солнце светило по-весеннему ярко.

— Грех спать в такую погоду допоздна! — продолжала Фифи. — Ваша приятельница уже давно умчалась, другие тоже, только вы нежитесь в постели. Вы и к завтраку не выходили, да?

— А Леля? Она завтракала?

— Конечно. Так как — пойдем погуляем или вы отправитесь ее искать? Если вам не но душе моя компания, считайте себя свободным.

— Напротив, — уже с большим энтузиазмом произнес я. — Но не будет ли ревновать ваш приятель?

— Мой приятель покинул меня. Обманул, что поедет в окружной центр на станцию техобслуживания. Если бы он ехал туда, он взял бы меня с собой.

Только теперь я заметил, что «опеля» нет на месте.

— Не думаю, что он вас обманул. Станции техобслуживания — весьма неприятные заведения. Никто не знает, сколько времени потребует даже самый незначительный ремонт.

— То же самое сказал и он, и я притворяюсь, что верю вам.

Мы уже поднимались по тропинке к хребту. Фифи была худенькой и на вид хрупкой и нежной, но преодолевала крутизну с легкостью, которой даже я позавидовал. Когда наверху мы остановились, я заметил, что она ничуть не запыхалась.

— А теперь куда? — спросил я.

Мы находились в том месте, откуда обычно начинались маршруты наших прогулок: на запад — к вековому буковому лесу, на восток — по лугам над селом, а на север шла тропинка, по которой однажды после долгой ходьбы вдоль быстрого ручья мы с Лелей добрались до заброшенного туристского приюта.

— Мне все равно, — сказала Фифи, — но давайте выберем самую легкую и приятную дорогу, тем более, что до обеда у нас не так уж много времени.

— Тогда к лесу?

Она кивнула, но я, поколебавшись, изменил свое решение:

— Давайте лучше к лугам. Если повезет, наберем шампиньонов.

В эту пору невозможно найти грибы, но мне хотелось на обратном пути пройти через село. Поэтому я быстро и решительно зашагал вперед, но уже метров через сто Фифи сделала мне замечание:

— Я, Профессор, не занимаюсь спортивной ходьбой, и, если вам неприятна моя компания, вы спокойно можете меня оставить.

Разумеется, она была права, и, хотя внутри у меня кипело, я постарался возразить как можно любезнее:

— Напротив, мне очень нравится ваша компания, и, если нужно, мы будем ползти, как улитки. Хотя мне кажется, что вы выносливы, как коза.