Конечно, не понимаете. Я забыл, что вы недавно в наших местах. Эван Тейлор нажил свои миллионы на захвате земель. Некоторые из используемых им методов были — как бы сказать помягче — не совсем честными. Он увеличивал свое состояние — другие теряли все, что имели. Среди этих других было несколько фермеров-мексиканцев, слишком доверчивых, чтобы разгадать его план вначале, и слишком бедных, чтобы бороться, когда стало ясно, что произошло.

— Как ужасно, — пробормотала Керри. Ужасно не только для этих людей, павших жертвой жадности Эвана Тейлора, но и для Бретта, вынужденного нести груз вины за своего отца.

Гарт посмотрел на часы:

— Пора идти. Миссис Квентин, наверное, уже в своей палате. Не хотите пойти со мной к ней, мисс Кинкайд… Керри?

— Хочу. На час сорок пять у меня запланирована операция — как раз есть несколько свободных минут.

Они направились к лифту — привлекательная медсестра и красивый врач с рано поседевшей шевелюрой и ясными карими глазами. Они шли и чувствовали на себе взгляды, слышали шепот за спиной. В Хартфорде ничто не могло пройти незамеченным.

Сплетни уже поползли. Доктор Тейлор, знаменитый охотник за хорошенькими медсестрами, бросился со всех ног вон из кафетерия. Доктор Гамильтон, респектабельный холостяк, который за всю жизнь не назначил свидания ни одной медсестре, занял его место за столиком мисс Кинкайд.

Один из интернов слышал такой комментарий:

— Ни одного из них винить нельзя. Эта медсестра — просто куколка.

Миссис Квентин спала, совершенно измотанная битвой со смертью. За ней смотрела специальная сиделка, не спускавшая глаз с капельницы.

Гарт проверил диаграмму пульса и давления своей пациентки и, по-видимому, остался доволен.

— Снимайте показания каждые тридцать минут. Вызовите меня при малейшем отклонении от нормы или когда она проснется. — Он повернулся к Керри и объяснил: — У нее первый ребенок. Матери после родов обычно беспокоятся. Лидия Квентин будет тревожиться вдвойне из-за того, что роды были преждевременными. Вовремя сказанное доброе слово играет важную роль в процессе выздоровления.

Миссис Ивере, спецсиделка, одобрительно взглянула на доктора Гамильтона. Он всегда очень беспокоился о своих пациентках. Женщинам вроде миссис Квентин очень повезло, что они могут позволить себе доктора Гамильтона. Маленькой медсестре тоже повезло. Доктору Гамильтону она явно нравилась. «Была бы я на двадцать лет моложе!» — подумала миссис Ивере и тут же выкинула глупые романтические мысли из головы.

Гарт придержал дверь открытой для Керри и, когда они оказались в коридоре, заметил:

— Я могу ошибаться, но похоже, миссис Ивере думает, что между нами что-то есть.

Керри смутилась. Она еще на пути к лифту заметила, как люди смотрят на нее с Гартом, и ей стало от этого неуютно. А теперь еще это.

— Простите меня. Возможно, мне не стоило идти с вами в палату миссис Квентин.

Он улыбнулся:

— По правде говоря, я был бы польщен, если бы услышал, как мое имя произносят в связи с твоим, Керри.

Вспомнив, как отзывалась о нем Джина, Керри сказала:

— Правда? А я слышала, что вы не очень интересуетесь медсестрами.

Он поспешил не согласиться:

— Мне неинтересны не медсестры. Я не люблю женщин-карьеристок вообще. Работа делает их независимыми и жесткими. Они теряют большую часть своей женственности. Но ты совсем другая, Керри. — Его голос приобрел бархатистость. — Нежная, уязвимая. Стопроцентная женщина.

Керри стояла рядом с Гартом, и его слова омывали ее, словно теплый душ, даря успокоение. Что-то натянутое внутри нее начало расслабляться. Гарт знал, какой ужас она пережила. В отличие от Бретта он прекрасно понимал, какие от него остались шрамы. Он не станет просить ее быть храброй, отбросить воспоминания и делать непосильные для нее вещи. Сила, исходящая от Гарта, обещала тихую гавань, убежище. Неожиданно для самой себя она испытала желание опереться на него. Почувствовать себя защищенной, почувствовать себя в безопасности.

И когда Гарт, на мгновение коснувшись ее руки, пригласил ее поужинать с ним в субботу, она ответила:

— Хорошо.

Глава 4

Керри в сотый раз повернулась посмотреть на маленькие латунные часы на стене. Стрелки неумолимо двигались к семи.

— Волнение перед самым главным событием в жизни? — спросила Джина, свертывая волосы в высокую прическу.

Керри нашла себе занятие, начав красить ногти бледно-розовым лаком, — нелегкая задача, когда руки так дрожат.

— Лучше бы я отказалась от предложения доктора Гамильтона, — признала она.

Джина удивленно вскинула брови, но ничего не сказала до тех пор, пока не вколола все заколки, которые держала во рту. Затем заметила:

— Я что-то не пойму. Гарт Гамильтон — красавчик и душка, у него большое будущее и денег куры не клюют. Тебе следовало бы прыгать от радости.

— Это случилось так… скоро, — прошептала Керри, больше самой себе, чем Джине. И снова все внутри ее болезненно сжалось. Снова воспоминания.

Голос Джины смягчился, но ненамного.

— Слушай, милая, я буду говорить жестокие вещи, но тот парень мертв, а ты — нет. Пора начинать жить заново. Стареть в обнимку с собственным одиночеством — довольно унылое занятие. И глупое.

Керри из вежливости вымучила улыбку. Она бы многое дала за такой взгляд на жизнь, какой был у ее соседки по комнате. Она не представляла, что могло бы сломить Джину Росси.

— Я попытаюсь, — обещала она. Это звучало почти как молитва.

— Умница! — Джина понизила голос, будто собиралась сказать что-то по секрету. — Я думаю, тебе не придется слишком возиться с Гартом. Сегодня днем он поймал меня в холле с целью узнать о тебе как можно больше. Я дала ему первоклассные рекомендации.

Керри не знала, смеяться ей или тревожиться. Кажется, Джина решила использовать все средства для того, чтобы этот роман завязался. Другой мужчина. Другая любовь. Лучшее лекарство для разбитого сердца. Оно не создано для того, чтобы вечно страдать. Джонни бы первым сказал ей это. «Не унывай, дружище». Он говорил это, когда им приходилось расставаться. Джонни… Комната поплыла, на глаза навернулись слезы.

Затем, собравшись с духом, Керри себе сказала: «Прошлого не вернуть. С Гарта Гамильтона начинается моя новая жизнь».

— Хочешь, я одолжу тебе мои новые серьги из горного хрусталя? — как бы между прочим спросила Джина. Она заметила, что Керри заплакала, и старалась перевести разговор на нейтральную тему.

— Спасибо, конечно, но разве ты сама их не наденешь?

Голос Джины почти срывался.

— Куда? В закусочную, где продают только дешевые гамбургеры, и в третьеразрядный кинотеатр? Ничего другого Майк себе позволить не в состоянии. Может даже, все закончится тем, что он попросит у меня денег взаймы. — Она сощурилась. — Я приберегу их для свидания с мистером Успехом, как Майк называет парня, о котором я мечтаю.

— Джина… — Керри поколебалась — она не была уверена, что имеет право вмешиваться. Затем все же решилась продолжить: — Насчет Майка. Он на самом деле хороший парень. А ты обращаешься с ним, как… как…

— Как будто он мне безразличен? — закончила за нее Джина. — Я вынуждена так поступать! Он считает, что влюблен в меня. Если я не буду его заворачивать, он может начать строить неосуществимые планы. Милая, я, может, и жестко играю, но, по крайней мере, честно.

Керри взглянула в красивые, с золотинкой, глаза Джины и увидела в них боль.

— Так тебе совсем-совсем все равно? — не отступилась она.

Джина швырнула на стол пудреницу так, что в воздухе осталось висеть белое облачко.

— Это совершенно не важно. Ну хорошо: он милый, замечательный, бедный неудачник! Понимаешь ты, бедный! Вот почему я не подаю Майку Девени никаких поводов надеяться. Как и себе. Ты же медсестра. Ты знаешь, сколько зарабатывают интерны. Сто пять долларов в месяц плюс жилье и питание. При этом они работают по пятьсот часов в месяц. Жалкие двадцать пять центов в час. Есть с чего начать совместную жизнь. Нет уж, спасибо. Я за свою жизнь уже достаточно бедности видела.