Сжато приведу рассуждения замечательного философа уже нашего времени Алексея Федоровича Лосева, чтобы в дальнейшем мы могли убедиться, что античная культура и буржуазная НЕСОВМЕСТИМЫ, то есть никакого возрождения в смысле классической статьи из энциклопедии быть не могло. Происходило совсем другое, о чем историки во вред истине предпочитают стыдливо умалчивать.

Но сначала определимся с понятием «культура», чтобы быть уверенными, что говорим на одном языке. Что такое культура?

Культурным называют и человека хорошо воспитанного, и образованного, и эстетически развитого. Но это не совсем то, о чем говорим сейчас мы. Энциклопедия определяет культуру как «исторически определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях».

Еще раз-повторю определение культуры А.Ф. Лосева: «Культура есть предельная общность всех основных слоев исторического процесса (экономических, социально-политических, идеологических, практически-технических, ремесленных, научных, художественных, моральных, религиозных, философских, национально-народных, бытовых)».

Мы говорим, например, о византийской культуре как о едином целом, включавшем в себя все те отношения, о которых пишет великий философ. Определились? Тогда слово Алексею Федоровичу Лосеву:

Замечательные рассуждения. Лосев действительно великий философ, он совершенно четко показал, что сначала была культура античная, ее сменила христианская, а с развитием буржуазных отношений наступила культура буржуазная. Как видите, все просто до неприличия. Промежутков между культурами (речь идет прежде всего о средневековой культуре) продолжительностью в несколько столетий (ни до ни после) быть не может; человечество не может жить вне культуры. Так что НИКАКОЙ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НЕ БЫЛО.

Нам предлагают поверить, что вопреки прогрессу и законам развития общества стали возрождать вчерашний день, и что длился этот маразм в Европе, по уверениям самой уважаемой литературы, с XIII по XVIII век.

Обращает на себя внимание фраза: «Вот он — красивый, статный, без одежд…» Дескать, возрождалась гармония, и гармония тела в частности. Я сразу вспоминаю Рубенсовского Бахуса: жирный до неприличия, с отвислыми складками на боках — и это эталон возрождаемой гармонии? Что же здесь возрожденческого? Минуту терпения, не все так просто.

Я буду в своих рассуждениях исходить из логики, общих знаний и здравого смысла. Еще раз бегло вспомним историю развития религиозного сознания. В те древние времена восприятие Бога так или иначе связано с Солнцем. Солнцу молятся друиды, Солнцу и огню поклоняются зороастристы, и даже корень ныне иврита «аль: эль» — Бог — мы ясно видим в арабском «аллах», в греческих Элиос, Хейльос — Гелиос, в иврите «элойим».

Солнце приветствовали раскуриванием трубки вожди индейских племен, ему приносили кровавые человеческие жертвы североамериканские делавары, в его честь убивали лошадей на вершине Тавгета древние греки. Солнцу молились древние германцы, ассирийцы, лапландцы, монголы, тунгусы, армяне. Майя трубили в его честь в трубы, курили фимиам и посвящали солнцу несколько капель крови из ушей жреца.

Правда, человечество в его теософских исканиях уже разносит в разные стороны: очень популярным становятся сказания о воплощении Бога в человеке. Человек с качествами Бога — заманчиво и романтично, не правда ли? Эти сказания встречаем везде: в Египте, в Иудее, в Индии, в Древней Греции…

Религиозная мысль, как и любая мысль, бурлила и развивалась. Можно говорить о митраизме или еще как-то семантически выделять религиозные группы того времени, но по историческому факту развития в Европе к одиннадцатому веку оформились две основных религиозных философии: консервативная, имеющая истоки в глубине веков в иудейских землях, и новая — христианство.

Оговорюсь, ислам уже начинал вырисовываться как самостоятельная религия. Но иудаизм и ислам в то время рассматривали себя скорее как ветви одного дерева, разветвившегося вследствие отсутствия в те времена обязательных единых языковых, обрядовых требований и канонов. Такое положение дел позволяло приверженцам этих религий жить на самом западе Европы относительно мирно, богатеть, развивать науки и искусства.

Медленно, но верно формируется «этнос по Христу». В отличие от «умирающего Рима», желающего, согласно канонам своего мировоззрения, вкушать от жизни радости и удовольствия, христиане чувствовали себя обязанными активно соперничать, нехристиан они воспринимали как врагов. «Кто не с нами, тот против нас!» — только так.

Много столетий сохранялся паритет влияния этих религий на европейские народы. Мы четко видим вековые пути их соперничества, но слишком прямолинейно относиться к фактам взаимной неприязни в ранний период христианства нельзя, и тем более по таким фактам строить историю всех отношений тех времен.

Вспомним еще раз слова Гумилева, который в ходе исследований почувствовал дух народов Европы того времени: «ОБЩИМ МОМЕНТОМ ВМЕСТО ЕДИНСТВА ПРОИСХОЖДЕНИЯ И ЯЗЫКА СТАЛО ЕДИНСТВО ДАЖЕ НЕ КУЛЬТУРЫ, А ИСТОРИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ». А почему, зададимся мы вопросом, для народов того времени было характерно чувство «единства исторической судьбы»? Да потому, что еще памятен был опыт совместного выживания после геологической катастрофы.

Итак, на всякий случай, еще раз повторю: то было время, когда европейцы как представители древнего этноса, который традиционно называется иудейским,[8] в средние века еще могли выбирать: принадлежать ли старой, ромейской мессианской религии или стать адептом нового вероисповедания — активно набирающего своих сторонников христианства. Все эти религии были в равной мере открыты для любого человека. Еще живо было осознание единого источника этих религий.

Александр Кац пишет:

«Выросшее из иудейских общин еврейской диаспоры христианство в I–II веках претерпело мощную этническую эволюцию, направленную от иудеев к язычникам, прежде всего к грекам. Это сопровождалось и сменой руководства христианских общин — пресвитеров и епископов еврейских на греческих, которая, в основном, завершилась к концу II века. Имена еврейских епископов были преданы историками христианства сознательному забвению из-за антагонизма евреев и христиан, оформившемуся тоже к концу II века. Ради исторической справедливости следовало бы восстановить их имена, насколько это возможно. Однако сложность заключается в этом случае в том, что евреи-христиане диаспоры носили греческие имена, как было принято в Империи, и потому они трудноразличимы для историков. Кому, например, придет в голову, что Первомученик Стефан — еврей? Кроме того, раз приняв христианство, то есть приняв концепцию Апостола Павла «нет эллина, ни иудея, ибо все мы есть христиане» (Колос. 3: 11), они не выпячивали свое еврейство, а по убеждению своему принесли его в жертву новому духу братства и растворились в нем.