Нежность к младшему сыну объяснялась тем, что кудесники предсказали владыке грядущее падение рода Аттилы, который будет восстановлен только последним из сыновей. Но нас интересует сейчас не это, а сам странный вид пиршества гуннского царя. Не правда ли, это совсем не то, что мы ожидали: вместо юрт — деревянные хоромы, вместо войлочной кошмы — ложа и кресла, традиционные и наверняка старинные кубки и посуда из дерева. И одновременно — полная отстраненность владыки во время пира, его надменность — даже шуту не улыбнулся, не принимает участия в общем разговоре. Сын, сидящий потупив взор, не смеет взглянуть на отца. Странная помесь «страны березового ситца» с нравами какого-нибудь восточного ханства. Но именно таковыми и увидели гуннов римляне.
Владыка и полководец
Они с детства были друзьями: будущий владыка половины Мира, «сотрясатель Вселенной», «осиротитель Европы», самый знаменитый предводитель гуннов — царь Аттила, чьим именем еще долго будут пугать народы, и тот, кто положил конец безраздельному гуннскому владычеству, лучший стратег своего времени, блестящий политик, без пяти минут император Западной Римской империи — полководец Аэций.
Как причудлива память человечества! Спроси у любого: кто такой Аттила, — и многие ответят: «Вождь гуннов». Задай вопрос, кто такой Аэций, — и вряд ли хотя бы один из сотни что-либо припомнит. А между тем первый собирался уничтожить весь цивилизованный мир, второй же его спас. Впрочем, в детстве, когда два мальчугана вместе играли в свои боевые игры, гнали наперегонки скакунов или состязались в стрельбе из лука, вряд ли кто мог предположить в этих двух обычных подростках будущих вершителей судеб человечества.
Аэций был сыном римского военачальника, магистра конницы Гауденция — простого солдата из фракийских провинций, который за счет своих воинских талантов сумел сделать значительную карьеру и добился высоких чинов. Потом он женился на богатой и знатной римлянке, и у него родился сын. Во время службы на Дунае полководец Гауденций, по обычаям того времени, вынужден был отдать своего отпрыска — юного Аэция — в заложники кочевавшим на противоположном берегу реки гуннам. (Позже будущий полководец таким же образом попадет и к германцам.)
Именно поэтому подросток вырос в компании юных варваров, среди его приятелей — будущие цари Ругила, Аттила и Бледа, и он с детства превосходно овладел большинством распространившихся в Европе языков. Кроме того, Аэций имел великолепную возможность изучить военное дело своих будущих врагов — видел, как строятся в ряды подвластные гуннам аланы, как наступают с копьями наперевес готы, как галопируют конные стрелки-гунны.
Много позже об Аэции скажут, что он был единственным из римлян, кто заставил подчиняться варваров и умело командовал любым их войском. В те времена это было великим искусством, ибо легионы, состоявшие по преимуществу из германцев, сарматов, кельтов и прочих народов, попавших в орбиту влияния Рима, вели себя весьма неспокойно. Восстания в войсках вспыхивали то тут то там. Во время одного из таких бунтов в 424 году в Галлии был зверски убит отец Аэция — магистр Гауденций.
Молодому человеку не надо было выбирать жизненный путь. Уже с детских лет он был записан в телохранители императора, затем в качестве офицера среднего звена отправился в Галлию, где прославился на полях сражений с германцами. В царствование нового вождя гуннов Ругилы (Руа) — приятеля Аэция по детским играм — отряды свирепых кочевников нередко сражались бок о бок с римлянами под командованием юного стратега. Были разбиты воинственные бургунды. В 428 году свое полное поражение от римлян признал король франков Хлодион.
«Выносливый в воинских трудах, — писал об Аэции Иордан, — особенно удачно родился он на благо Римской империи: ведь это он после громадных побоищ заставил заносчивое варварство свевов и франков служить ей»{96}.
Двадцать лет спустя, уже в третье свое консульство, Аэций при помощи вандалов, свевов и особенно короля аланов Гоара сумел подавить в Галлии самое упорное народное движение того времени. Это было восстание багаудов — крестьян-кельтов, бушевавшее в этих краях с III века и получившее новый размах после того, как на территории современной Бретани (север Франции) из Уэльса (Британия) высадилось новое кельтское племя — армариканцы (предки современных бретонцев).
Но не только на полях сражений прославился Аэций, ставший в первый раз консулом в 432 г. и получивший чин патриция. Был он к тому же и заправским интриганом. Его соперник в воинских талантах полководец Бонифаций, наделенный массой достоинств (Прокопий считает его, как и Аэция, последним из великих римлян), получил назначение в самую богатую провинцию того времени — Африку (нынешние Марокко, Ливия, Тунис).
Аэций, вероятно, рассчитывал получить это назначение сам, возможно, намереваясь таким образом слегка поправить собственные финансовые дела. Гесперией в это время управляла Галла Плацидия — сестра умершего императора Гонория.
Явившись к ней, Аэций сообщил, что у него есть сведения о том, что Бонифаций Африканский — изменник. И лучшее доказательство этому то, что если наместника вызовут в Рим, он ни в коем случае не приедет. Одновременно в столицу Африки — Карфаген — Аэций отправил «своему другу» Бонифацию письмо, в котором предупреждал, что того собираются арестовать и казнить. Доказательство — в скором времени полководца должны беспричинно вызвать в Рим.
Интрига привела к непредсказуемым последствиям. Запаниковавший Бонифаций обратился за помощью к соседним варварам — вандалам, жившим в то время в южной Испании, и предложил на условиях союза поселиться в Северной Африке и совместно отражать нападения всех врагов, включая Рим. Конечно, это было предательством в чистом виде со стороны «достойнейшего» Бонифация, но ведь первопричиной послужила интрига не менее «честнейшего» Аэция.
Вандалы в то время почти слились в одно племя с сарматами-аланами. По крайней мере, их правители носили титул царя вандалов и аланов. (Впрочем, отдельные группы кочевников встречались также в Галлии, Паннонии, а позже и на нижнем Дунае.) Как и другие восточные германцы, вандалы были прекрасными мореходами, первыми викингами южных морей. Им не составило труда перевезти свое войско на берег нового континента, тем более что в Испании на них наседали соседи — везеготы.
Пока вандалы как хозяева располагались в Африке, захватывая для себя самые лучшие угодья и изгоняя бывших землевладельцев — римлян и ливийцев, Бонифаций списался со своими римскими друзьями и понял, что его провели. Он явился в Рим и сумел оправдаться в глазах Галлы Плацидии, предъявив письма интригана Аэция. Но изгнать германцев из Африки оказалось не столь легко. В нескольких сражениях с теми, кого он сам пригласил, Бонифаций был наголову разбит и бежал в Рим. Там его тут же назначили командующим римским войском.
Осознав, что это означает его немилость, Аэций собрал свое войско в Галлии и вторгся на территорию Италии. Рим, как во времена Цезаря и Помпея, а потом — Августа и Антония, раскололся на две партии, симпатизировавшие двум разным полководцам. В состоявшемся генеральном сражении «итальянская» армия Бонифация разбила «галльское» войско Аэция. Последний вынужден был бежать к гуннам, которыми правил его друг Ругила.
Но и сопернику его Бонифацию не суждено было насладиться плодами победы — получив в сражении тяжелейшую рану, он вскоре скончался. Партия Аэция в Риме опять набрала силу, и уже где-то через год тот смог вернуться в Италию, полностью прощенный.
К этому времени у гуннов умирает их вождь Ругила, и к власти приходят одновременно вдвоем его племянники — Аттила и Бледа. Судя по всему, гуннские рода были поделены между этими братьями. Из двоих соправителей именно Аттила отличался природной величественностью, которую отмечали все, кто лично видел гуннского царя, необыкновенной властностью (он умел одним знаком заставить повиноваться прославленных царей и целые народы), а также жестокостью и агрессивностью.