— Ну, с богом, — молвил наконец Александр и направил коня к воротам и далее в темноту зимней ночи.

Впереди лежал путь в родной и милый Переяславль, о котором стосковалось его сердце.

XX

КНЯЖЬИ РАСПРИ

Из Новгорода в Переяславль к Ярославу прискакал тайно Федор Яневич — сын тысяцкого, сторонника его. Князь понимал, чего стоило ему проскакать такой путь по лесам, и поэтому принял его ласково и одарил щедро. В присутствии княжичей Яневич рассказал обо всем, что интересовало князя:

— Как уехали княжичи, едва ли не три месяца Новгород без князя был. Первых послов, которых бояре направили к Михаилу звать его на стол, перехватил князь смоленский. Лишь вторые добрались до Брыни, где обретался тогда Михаил. Князь прибыл в Новгород вместе с сыном Ростиславом в конце апреля.

— Сколь лет отроку? — поинтересовался Ярослав.

— Княжич о семи годах. А что?

— А ничего. Сказывай далее.

— Далее, врать не хочу, князь, Михаилу новгородцы уж так обрадовались.

— Еще бы, сам ангел небесный, — желчно заметил князь. — Небось манной небесной осыпал дураков.

— Ты угадал, Ярослав Всеволодич. Он дал им грамоту, в которой объявлена свобода смердам от податей на пять лет.

Услыхав это, Ярослав гулко хлопнул ладонью о стол.

— Ну не дурак ли? — вскричал он гневно. — Вот уж истина: смерд глуп — то не горе, князь глуп — горе с море. И долго он думает усидеть так на столе?

— Но, батюшка, — вмешался Александр. — Им платить ныне нечем. Я знаю, нечем.

Князь резко обернулся к сыну, вступившемуся вдруг за новгородцев. Хотел осадить его, прикрикнуть даже, но вспомнил, что растит князя — не холопа, а на князя кричать никто не смеет.

— Стало быть, платить нечем? — переспросил как можно спокойнее.

— Нечем, батюшка. Ей-богу, нечем. Все под дождями сгинуло.

— Ну, спасибо тебе, Ярославич, за совет. Спасибо. А только тогда присоветуй мне, князю, на что дружину содержать? А?

— Не знаю, — признался Александр, — но только брать там не с кого и нечего. Да ты Якима спроси, коль мне не веришь.

— А что Яким? Яким сам с князя куны на содержание просит. Ну хорошо, — вдруг примирительно заговорил князь. — Хорошо. Ныне с них брать нечего. Так?

— Истинно так, батюшка.

— Ну, а грядущее лето, скажем, уродит жито да молоко рекой. А? Тогда что?

— Тогда и брать.

— Вот ты и попался, как олень в путик[64], сыне дорогой, — засмеялся князь. — Как же ты брать с них станешь, коли у них грамота вольная на пять лет?

Приперев этим доводом сына в угол, князь потрепал его благодушно по голове.

— По сей грамоте, сыне, смерд за пять лет зажиреет, а князь с сумой пойдет.

Ярослав обернулся к Яневичу.

— Ну, сказывай далее, славный муж.

— Ведомо тебе, князь, что Антоний дальше службу служить не мог.

— Ведомо, ведомо, — отвечал Ярослав, присаживаясь опять к столу. — Укатали сивку крутые горки.

— Видя это, Михаил присоветовал боярам найти на его место достойного чернеца или попа.

— Мудро присоветовал, мудро, — съязвил Ярослав.

— Бояре-те заспорили, одни хотят диакона Спиридона с Юрьевского монастыря, другие Иоасафа — епископа из Владимира-Волынского.

— Ишь куда метнули. А его спросили?

— А третьи игумена одного, из греков. Спорили, спорили…

— Шибко голов много, а ума ни одного, — заметил князь.

— И решили избрать жребием.

— О господи! — воскликнул Ярослав.

— И тогда написали три имени на хартиях, и положили на святой престол в Софии, и послали княжича Ростислава, дабы взял и принес одну. Княжич принес хартию со Спиридоном.

— Во! — обернулся весело князь к сыновьям. — Коли ума недостает, как дела вершить надо, жмурь очи и своди персты. Сошлись — спеши на рать, не сошлись — сиди на печи.

Княжичи смеялись, смеялся и князь, вышутив избрание нового владыки. Потом Ярослав, усадив Яневича напротив себя, долго и дотошно выпытывал о жизни в Новгороде, интересуясь и ценами на жито, и пожарами, и разбоями.

Затем, отпустив гостя, чтобы отдохнул с дороги, Ярослав стал думать с княжичами. Думать в последнее время с наследниками князь ввел в правило, чтобы приучать детей самих принимать решения, и не какие-нибудь, а наиболее благоприятные их гнезду — гнезду Ярослава. Решение у князя готово, надо только исподволь подвести к нему княжичей.

— Ну что станем творить, головушки мои золотые? Стол-то Новгородский в чужих руках.

— А зачем он нам ныне, — молвил Федор, — голодный да разбойный.

— А и верно, на что нам эта сума, — согласился князь. — Своих забот выше носа.

— Ну а если б мы сидели сейчас там на столе, что б мы сделали? — спросил Александр.

— Ну наперво, мы там не сидим. А если б сели…

Ярослав задумался над вопросом младшего.

А и впрямь, чем бы он облегчил жизнь города, будь на столе его сейчас? Жито б подвез? Так он не купец, а князь.

— Известно вам, сыны, что на земле Русской другой год жито не родит, — начал издалека Ярослав. — Только в Киевских землях обилие есть. Узнав об этой беде, к великому князю Юрию, брату моему, пожаловали булгары волжские и множество лодий с житом привезли. Великий князь одарил их щедро, и решено было тогда пускать к нам их купцов с житом. Вот и сообразите, как бы мы могли помочь голодному Новгороду, если б сидели там?

— Мы б жито с Волги пустили, — сказал Александр.

— Твоя правда, сыне. Если снять или снизить пошлину, купцы б повезли жито хоть до стран полуночных. А уж если еще и боронить их от збродней всяких…

— Так давай так и сотворим, — обрадовался Александр.

— Ох аки прыток ты, — засмеялся князь. — Где ныне корысть наша, если эдак-то творить?

— Им вовсе закрыть жито с Волги надо, — сказал Федор, чем сильно обрадовал отца.

— Ай да Федя, золотая голова, — похвалил он сына. — Эдак мы и сделаем. Завтра же скачу Волок Ламский брать.

— А когда нас с собой брать станешь? — спросил Федор.

— Вас? — князь внимательно посмотрел на старшего сына. — Добро. Едешь со мной.

— А я? — вдруг обиделся Александр.

— Э-э, сыне, подожди, — ласково потрепал его по щеке отец. — Старшему наперед на стол садиться, пусть привыкает. А ты ж по ловам скучал, вот и займись.

Что надумал Ярослав Всеволодич, так тому и быть. Надумал Волок Ламский копьем взять — и взял его. Теперь Новгороду совсем худо придется, дорога-то житная у Ярослава в руках. Вскоре и впрямь прискакали в Переяславль послы от Михаила Всеволодича.

Ярослав принял послов княжеских, как и полагается, с честью и должным вниманием. Но в душе его кипело злое торжество, которое скрывал он через силу.

После приветствий и обмена любезностями посол приступил к делу:

— «Светлый князь, Ярослав Всеволодич, сил тебе не занимать стать… А ведомо, сильный князь велик душой бывает…»

Ярослав слушал и даже головой кивал согласно, хотя тянуло его за язык осадить посла, дабы не медоточил очень. Но сдерживал себя князь, памятуя, что за послом какой ни на есть, а князь стоит. И как бы ни презирал его Ярослав, он никогда не покажет к нему свое неуважение.

Если боярских послов Ярослав мог и за бороду таскать и кукиш в нос совать, то с княжеским ни-ни. И не потому, что боялся, а потому, что ревностно требовал и к себе того ж.

— «… Волок Ламский взял ты, князь, силой и теперь держишь под своей рукой, а испокон веков был он Новгородской волостью. Будь же благочестив и справедлив, вороти взятое, и да будет над тобой божья благодать и наше братское прощение».

Посол окончил чтение грамоты и, приложив ее к сердцу, церемонно передал князю.

Ярослав принял грамоту и спросил посла:

— Так говоришь, заслужу я братское прощение?

— Да, князь. Так велел передать тебе Михаил Всеволодич.

— Ну что ж, спаси бог его за такое к нам великодушие. Ответь же ты мне, коль послан им: чем владеет Михаил?