– Когда состоится поединок?

– Никто не знает. Если местом сражения выбрали Кокуру, а Мусаси находится в Киото, то ему не миновать Химэдзи.

– Он может отправиться по реке.

– Вряд ли, – тряхнул головой Дзётаро. – Даймё в Химэдзи, Окаяме и в других уделах по побережью Внутреннего моря обязательно попросят его погостить у них день-два. Все хотят поближе познакомиться, многие станут предлагать ему место. Князь Икэда написал письмо Такуану, навел справки в Мёсиндзи и приказал всем тамошним торговцам немедленно сообщить ему, если они увидят человека, похожего на Мусаси.

– Мусаси тем более не захочет путешествовать по суше. Он не выносит суеты вокруг себя и любым способом постарается избежать шумихи.

Оцу, казалось, потеряла последнюю надежду.

– Как ты думаешь, Дзётаро, смогу ли я что-нибудь узнать в Мёсиндзи?

– Вероятно, только не забывай, что ты услышишь молву.

– Слухи не возникают на пустом месте.

– Ты правда собираешься в Киото?

– Хоть сейчас… Хорошо, завтра.

– Не спеши! Ты всегда упускала Мусаси. Срывалась с места, едва ушей твоих достигал любой слух. Если хочешь увидеть соловья, не ищи его на ближней ветке, откуда якобы несется трель. Ты постоянно шла по следу Мусаси, вместо того чтобы предвидеть место, где он может появиться.

– Ты прав, но любовь не следует рассудительности.

При слове «любовь» Дзётаро густо покраснел. Оцу смутилась.

– Спасибо за совет. Я подумаю, – поспешно сказала она.

– Хорошо. Сейчас тебе нужно пойти со мной в Химэдзи.

– Согласна.

– Ты можешь пожить у нас в доме. Оцу молчала.

– Как я понял, отец знал тебя до того, как ты ушла из храма Сипподзи. Он очень хочет встретиться и поговорить с тобой.

Светильник зачадил. Оцу раздвинула сёдзи и посмотрела на небо.

– Дождь, – сказала она.

– Дождь? А нам надо завтра пораньше отправиться в путь.

– Осенний дождь не помеха. Укроемся шляпами.

– Хорошо бы прояснилось.

Они закрыли дождевые ставни, в комнате сразу стало душно. Дзётаро ощутил волнующий аромат волос Оцу.

– Ложись в постель. Я прилягу у окна, – сказал он, подкладывая под голову деревянное изголовье. – Почему не ложишься? – проворчал Дзётаро через некоторое время. – Надо выспаться.

Он натянул на голову одеяло и долго ворочался, прежде чем сон одолел его.

Оцу насторожилась. Сквозь дырку в потолке капала вода. Дождь ветром задувало под карнизы, капли стучали по ставням. Осенний дождь недолог, утром могло проясниться.

«Как же она в пещере в такую непогоду? – думала Оцу про Осуги. – От сырости и холода она не протянет до утра. Или еще того хуже, умрет от голода, пока ее найдут».

– Дзётаро! – тихо позвала Оцу. – Проснись!

Она догадывалась, что Дзётаро совершил нечто жестокое, потому что слышала его разговор с людьми Осуги.

«Не такая она уж плохая, – думала Оцу. – Я буду с ней откровенной, и она поймет меня… Я должна идти».

Оцу отодвинула ставень и посмотрела на небо. «Если Дзётаро проснется, то Осуги ничто уже не спасет», – решила Оцу.

Она подоткнула кимоно, надела плетеную шляпу, накинула соломенную дождевую накидку, надела соломенные сандалии и вышла из дома под холодные струи дождя.

Лестница храма, куда ее накануне привел Мамбэй, превратилась в бурный водопад. Наверху ветер гудел еще сильнее, завывая в вершинах криптомерии. Оцу несколько раз окликнула Осуги, но никто не отозвался. Она зашла за храм и остановилась в нерешительности. Ей показалось, что она слышит стоны. Оцу напрягла слух.

– О-о! Есть кто живой? Кто-нибудь меня слышит? – донеслось до Оцу.

– Почтеннейшая! – воскликнула Оцу. – Где вы?

– О-о! Я так и знала, что меня услышат. Спасите меня! Я здесь! Спасите! – донеслось с порывом ветра.

Оцу металась вокруг храма, не понимая, откуда доносился голос Осуги. Она вдруг заметила углубление в горе, похожее на вход в пещеру. Подойдя поближе, Оцу в ужасе остановилась: лаз в пещеру оказался заваленным огромными камнями. Голос Осуги доносился оттуда.

– Кто ты? Богиня Каннон в человеческом облике? Я каждый день возношу тебе молитвы. Сжалься надо мной! Я старая женщина, меня замуровал здесь мой враг. – В голосе Осуги слышалось отчаяние. Страстно молясь в темной пещере за собственную жизнь, Осуги грезила наяву, представляя Каннон, явившуюся спасти ее. – Какое счастье! – в полубреду восклицала Осуги. – Милосердная Каннон снизошла ко мне! Она узрела мою добродетель, она жалеет меня. Да святится имя Каннон!

Голос Осуги внезапно оборвался. Она, вероятно, подумала, что Каннон непременно должна прийти на помощь такой женщине, как она. Осуги была главой добропорядочной семьи, хорошей матерью, безупречной в поведении. Все ее поступки определялись добродетелью. Осуги кривила душой, зная, что перед пещерой стоит скорее не божество, а обыкновенный смертный.

Оцу не могла понять, как Дзётаро завалил вход огромными камнями. Она не смогла сдвинуть с места ни один валун. Радость от того, что она отыскала несчастную старую женщину, сменилась предчувствием беды.

– Потерпите немножко, почтеннейшая! Я вас вызволю! – крикнула Оцу.

Никто не ответил. Приложив ухо к щели, Оцу услышала тихое бормотание:

Осуги читала сутру Каннон. В эти минуты она внимала только голосу божества. Слезы струились по щекам Осуги, губы дрожали, произнося священные слова.

Постепенно Осуги вернулась в реальный мир. Припав к щели между камнями, Осуги спросила:

– Кто здесь? Отзовитесь, кто здесь? Мокрая, вымазанная глиной, Оцу крикнула:

– Вы хорошо себя чувствуете, почтеннейшая? Это я, Оцу.

– Кто-кто?

– Оцу!

Последовало долгое молчание. Имя Оцу вывело Осуги из блаженного умиления.

– Зачем явилась сюда? – вымолвила наконец Осуги. – А, знаю. Ищешь этого дьявола, Дзётаро.

– Нет, я пришла освободить вас. Забудьте прошлое. Я помню ваше доброе отношение ко мне, когда я была маленькой. Я не таю на вас зла. Простите, что порой я была своенравной.

– Наконец ты осознала порочность своего поведения. Захотела войти в семью Хонъидэн и стать женой Матахати?

– Нет! – решительно ответила Оцу.

– Тогда почему ты здесь?

– Мне жаль вас.

– Хочешь, чтобы я была в долгу перед тобой? Этого добиваешься?

Оцу онемела от потрясения.

– Кто просил тебя приходить? Во всяком случае, не я. Мне ты не нужна. Думаешь, я переменюсь к тебе? Никогда! Я лучше умру, чем поступлюсь честью!

– В вашем возрасте опасно быть в сырой пещере.

– Не нуждаюсь в твоей жалости. Уж я-то знаю, зачем вы с Дзётаро посадили меня сюда. Хотите поиздеваться над моими сединами. Я выберусь отсюда и расквитаюсь с вами!

– Я уверена, что когда-нибудь вы поймете меня. В любом случае вам нельзя здесь оставаться.

– Надоела с глупой болтовней!

Оцу посильнее уперлась в камень, и он неожиданно поддался, словно размягченный ее слезами. Теперь откатить нижний камень было нетрудно. Как выяснилось, помогли не одни слезы Оцу – изнутри на камень из последних сил напирала старуха. Осуги вырвалась из плена, красная от гнева.

Оцу едва держалась на ногах от усталости. Она вскрикнула от радости, увидев Осуги, но та молча схватила Оцу за ворот кимоно, словно вышла из пещеры единственно для того, чтобы наказать свою спасительницу.

– Что вы? – изумилась Оцу.

– Молчи!

Осуги неистово швырнула Оцу на землю и поволокла ее по мокрым камням.

– Быстрее! – прохрипела Осуги.

– Вам нельзя оставаться под дождем! – умоляла Оцу.