Толпа стала расходиться. Сукэкуро напрасно искал глазами Усиноскэ, который в этот момент находился за пагодой, где он условился встретиться с Иори. Мальчики стояли друг против друга, готовые броситься в драку.

– Не обижайся, если погибнешь, – сказал Иори.

– Не задавайся! – ответил Усиноскэ, поднимая с земли палку потолще.

Иори с занесенным мечом пошел в атаку. Усиноскэ отскочил назад. Иори подумал, что противник испугался, и с удвоенной силой рванулся вперед, но Усиноскэ подпрыгнул и ударил Иори ногой в голову. Тот упал, но мгновенно поднялся. Забыв уроки Мусаси и Гонноскэ, он бросился на противника с зажмуренными глазами. Усиноскэ качнулся в сторону и сбил Иори с ног.

– Я победил! – объявил Усиноскэ, но тут же вздрогнул, увидев, что Иори лежит неподвижно.

– Нет, ты не победил, – произнес Гонноскэ, ударив Усиноскэ палкой по бедру.

Усиноскэ закричал от боли, упал, но тут же вскочил и бросился наутек, но натолкнулся на Сукэкуро.

– Усиноскэ, что случилось?

Мальчик ловко спрятался за спину взрослого, предоставив Сукэкуро выяснять отношения с Гонноскэ. Казалось, столкновение между ними неизбежно. Сукэкуро взялся за меч, Гонноскэ сжал свою дубинку.

– Почему ты гонишься за мальчиком, явно намереваясь убить его? – гневно спросил Сукэкуро.

– Позволь и мне прежде задать вопрос. Ты видел, как твой мальчик сбил этого? – указал Гонноскэ на лежащего Иори.

– Он ваш?

– Да. А это ваш слуга?

– Слуга, но не официальный.

Сукэкуро строго посмотрел на Усиноскэ.

– Отвечай, почему ты сбил мальчика и хотел убежать. Говори правду!

Прежде чем Усиноскэ открыл рот, вмешался Иори. Он все еще не мог подняться.

– Это был поединок! Мы сражались, и я потерпел поражение, – крикнул он.

Растерянный Усиноскэ пробормотал:

– Я не знал, что циновка его. Я просто подобрал ее.

Взрослые, переглянувшись, рассмеялись. Не прояви они выдержанности, детская забава переросла бы в кровопролитие. Выйдя из храмовых ворот, Гонноскэ и Иори повернули налево, Сукэкуро и Усиноскэ – направо.

– Эта дорога к замку Коягю? – спросил Гонноскэ.

Сукэкуро поговорил о чем-то с Гонноскэ, и они вместе подошли к Хёго.

– Дела плохи, – вздохнул Хёго. – Вот если бы вы пришли три недели назад, когда Оцу не уехала в Эдо к Мусаси.

– Его нет в Эдо, – сказал Гонноскэ. – Никто не знает, где он.

– Как же она теперь в чужом городе? – вымолвил Хёго, сожалея, что вовремя не остановил Оцу.

Иори едва сдерживал слезы. Ему хотелось уйти куда-нибудь подальше и выплакать свое горе. Когда они с Гонноскэ шли сюда, он без умолку говорил о встрече с сестрой.

Усиноскэ подошел к мальчику и положил ему руку на плечо.

– Ты плачешь?

– Нет, конечно! – покачал головой Иори, хотя лицо его было мокрым от слез.

– Знаешь, как выкапывать дикий картофель?

– Конечно.

– Вон там я приметил несколько кустов. Проверим, кто быстрее выкопает.

– Давай!

День клонился к вечеру, но надо было еще о многом поговорить, поэтому Хёго предложил Гонноскэ пожить несколько дней в замке. Гонноскэ предпочел продолжать путь. Стали искать мальчиков.

– Вон они, что-то копают, – указал Хёго.

Иори и Усиноскэ были поглощены работой, которая требовала сноровки. Хрупкие корневища дикого картофеля глубоко сидели в земле. Взрослые подошли к мальчикам и некоторое время стояли молча, наблюдая за ними. Первым их заметил Усиноскэ. Мальчики рассмеялись и с двойным усердием продолжили работу.

– Я первый! – воскликнул Усиноскэ, вытаскивая длинное корневище.

Иори поднялся, держась за поясницу, как старый крестьянин.

– Мой корень придется копать до ночи, – проговорил он. С сокрушенным видом Иори отряхнул землю с одежды.

– Ты уже порядочно выкопал. Давай я достану, – предложил Усиноскэ.

– Не надо, – перехватил Иори руку Усиноскэ. – Ты можешь повредить корень. – Иори осторожно засыпал клубни и примял землю.

– Тогда прощай! – произнес Усиноскэ, с гордостью перекинув через плечо длинное корневище. Кончик корня оказался отломленным.

– Проиграл! – сказал Хёго. – Ты выиграл поединок, но проиграл в сражении с картофельным корнем.

Подметальщики и торговцы

Облетали побледневшие лепестки вишни, навевая грустные воспоминания о минувшем, когда Нара была столицей. Было жарко, но Гонноскэ и Иори бодро шагали вперед.

– Он все идет за нами. – Иори потянул за рукав Гонноскэ.

– Делай вид, будто не замечаешь, – не оглядываясь, ответил Гонноскэ.

– Мы видели его на постоялом дворе, где ночевали.

– Не волнуйся, взять грабителю у нас нечего.

– А наши жизни? Это совсем не пустяк.

– А за нее мы постоим, – ответил Гонноскэ, крепче сжимая дубинку.

Гонноскэ знал, что шедший следом человек – тот самый отшельник, который накануне вызвал на поединок Нанкобо, но не мог предположить, почему тот преследует их.

– Он исчез, – сообщил, оглянувшись, Иори.

– Устал, верно, – ответил Гонноскэ. – От этого мне, правда, не легче.

Переночевав в придорожной деревне, Гонноскэ и Иори утром следующего дня добрались до Амано Кавати. Это была деревенька, тянувшаяся вдоль прозрачного горного ручья. Гонноскэ пришел сюда, чтобы поставить в храме Конгодзи табличку в память о матери. Конгодзи еще называли «Женской горой Коя». Первым делом он хотел найти женщину по имени Оан, которую знал с детства, и попросить ее иногда возжигать благовония перед поминальной табличкой.

В деревне Гонноскэ сказали, что Оан – жена Тороку, винокура при храме. Гонноскэ недоумевал, услышав такое, потому что при входе в храм висели объявления, запрещавшие сакэ и прочие горячительные напитки на всей его территории. Могла ли там находиться винокурня?

Все выяснилось из разговора с самим Тороку, который вызвался договориться с настоятелем храма относительно объявления. Тороку рассказал, что в свое время Тоётоми Хидэёси похвалил сакэ из винокурни при храме, и монахи решили построить специальную винокурню для поставки сакэ Хидэёси и другим даймё, которые покровительствовали храму. После смерти Хидэёси производство сократилось, но до сих пор сакэ поставляли некоторым знатным семействам.

На следующее утро, когда Гонноскэ и Иори проснулись, Тороку уже не было дома. Он вернулся после полудня с сообщением, что настоятель готов их принять.

К удивлению Гонноскэ и Иори, настоятель, полноватый человек, был одет в поношенное облачение, как простой монах. Его наряд дополнили бы посох и драная тростниковая шляпа.

– Это те люди, которые заказывали молебен? – добродушно спросил настоятель.

– Да, – ответил Тороку, касаясь лбом земли в поклоне.

Они прошли зал Якуси, трапезную, одноярусную пагоду – сокровищницу, кельи монахов. Перед входом в зал Дайнити к настоятелю подошел молодой монах. Настоятель что-то сказал ему, и тот, достав огромный ключ, открыл двери.

Гонноскэ и Иори опустились на колени. Перед ними возвышалась трехметровая золоченая статуя Дайнити, верховного Будды одной из мистических сект. В алтаре появился торжественно облаченный настоятель, он начал читать сутры. Теперь он выглядел внушительно и величаво, как и подобает настоятелю храма.

Легкое облачко затуманило взор Гонноскэ, и вдруг он увидел перевал Сиёдзири, где он сражается с Мусаси, а мать, сидя с прямой, как доска, спиной, наблюдает за ними. Он услышал ее голос, который спас его от смерти.

Когда Гонноскэ вернулся к действительности, чтение молитвы закончилось, и настоятель ушел. Рядом сидел Иори, завороженно взиравший на статую Дайнити, шедевр великого Ункэя, жившего в тринадцатом веке.

– Это моя сестра! – произнес мальчик. – Этот Будда похож на мою сестру.

Гонноскэ рассмеялся.

– Ты что выдумал? Ты ведь ее никогда не видел. Такого милосердного и отрешенного лица, как у Дайнити, не может быть ни у одного смертного.

– Я ее видел! – тряхнул головой Иори. – Даже говорил с ней. Это было в Эдо, недалеко от усадьбы князя Ягю. Я не знал тогда, что она моя сестра. Когда настоятель читал молитву, статуя вдруг обрела ее лицо и что-то мне сказала.