– Эй, новички! – воззвал Бармин. – Это к тебе, Веня, относится, и к тебе, Волосан. Смотрите и запоминайте. Первая дверь направо – кабинет начальника, ничего хорошего вас там не ждет и ждать не будет. Зато вторая дверь – ого! Снимите с благоговением шапки – это камбуз!
«Здравствуй, домишко, родной, – с волнением подумал Семёнов. Прошел из кают компании в радиорубку, отскоблил снег с окна. – Померзнул ты, братишка, за год. Ничего, скоро мы тебя отогреем, перышки твои почистим, и снова ты станешь нашим теплым жильем».
Вошел Гаранин.
– Мои игрушки в порядке, – поведал он, – хоть сейчас давай погоду. А рация?
– Застыла, зуб на зуб не попадает, ответив Семёнов. – Будем греть в спальных мешках, отдельными блоками.
– Не припомню, чтобы мы с тобой хотя бы на несколько часов оказались без связи.
– Да, неприятное ощущение, – согласился Семёнов. – К вечеру, Андрей, Восток подаст голос!
– Дома радио всегда выключаю, а сейчас даже утреннюю гимнастику с удовольствием бы послушал.
– Могу устроить, приемник-то я взял с собой.
– Погоди, ребята в медпункте сервировали стол. Пошли перекусим.
– Аппетита нет.
– У меня тоже. Хоть чайку попьем.
– Чаек – другое дело!
В крохотном, метра на три, медпункте было тепло: Филатов зажег паяльную лампу, и она быстро согрела воздух. Со стены людям ласково улыбалась длинноногая девушка в бикини. Она только что вышла из моря, и крупные капли скатывались с ее загорелого тела.
– Твое здоровье, крошка! – Филатов прихлебнул чай. – Побереги улыбку, через год увидимся.
Отвинтив крышку двухлитрового термоса, Бармин налил крепкого чая Семёнову и Гаранину. Из другого термоса Дугин доставал переложенные хлебом котлеты.
– Фирменное блюдо ресторана «Собачий холод»! – похвалил Бармин, энергично работая челюстями. – Ешь, Волосан, за все заплачено. И не смотри на меня скорбными глазами, гипоксированный ты элемент?
– Какой элемент? – спросил Филатов.
– Что у тебя было в школе по химии? – поинтересовался Гаранин.
– Тройка с курицей, – ответил за Филатова Бармин и пояснил:
– Веня долго кудахтал, пока не выпросил у учителя тройку. Оксиген, детка, это кислород. Его-то Волосану и не хватает, оттого он и молчаливый, слова из него не вытянешь. И ты, Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу, как я это узнал?
– Ну?
– Ты тоже перестал лаять.
– Это ты зря, док, – вступился за товарища Дугин – Часа не прошло, как он меня в самолете облаял, Волосан подтвердит.
Услышав свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету, встрепенулся было, но в игру не вступил.
– Эх, Волосан, Волосан! – с сочувствием проговорил Бармин. – Где твой гордо поднятый хвост?! Ты ведь теперь восточник, первый пес на Востоке, понял? Автографы будешь раздавать!
– Погаси ламлу, Веня, – сказал Гаранин. – Угорим.
– Да, таким теплом баловаться не стоит, – поддержал Семёнов. – Сгорание здесь плохое, от газа одуреем… А Волосана давайтека сунем в спальный мешок, пусть вздремнет, пока мы наводим порядок. Так, ребятки. Вы втроем пойдете к дизелям, а мы с Андреем Иванычем займемся рацией. Сколько времени тебе понадобится, Женя?
– Сначала отогреем дизеля, это раз, – начал Дугин. – Подготовим емкости для охлаждения – два, подключим аккумуляторы для стартерного запуска – три… Ну, часа два, два с половиной.
– Не забыл восточное хозяйство? – улыбнулся Семёнов.
– С закрытыми глазами, Николаич!
– Тогда командуй, тебе и карты в руки.
Дугин встал.
– Пошли, братва.
– Док, – обратился к Бармину Филатов. – Тут по твоей медицинской части… поможешь?
– Что?
– Лампы и аккумуляторы нужно перетащить в дизельную, полы подмести.
– Это мы запросто, это мы в ординатуре проходили. – Бармин важно кивнул. – Веник вульгарис!
Радиостанция – приемник и передатчик – была смонтирована в двух металлических шкафах-стойках и состояла из нескольких блоков. Эти блоки в несколько десятков килограммов каждый предстояло вытащить и уложить в спальные мешки.
– Весь смысл в том, чтобы отходили они постепенно, – сказал Семёнов. – Без большого перепада температур.
Работали медленно, подолгу отдыхая.
– В дизельной сейчас тепло, – позавидовал Гаранин. – Авиационная подогревальная лампа, небось, в несколько минут всю стужу оттуда вытеснила.
– Я Сашу предупредил, чтобы не забывал проветривать, – отозвался Сеченов. – Так что вряд ли у них намного теплее, чем у нас. Деликатнее, дружок, блок питания!
Уложили, закучали в спальный мешок, снова уселись отдыхать. Помолчали, налаживая дыхание.
– Вот и согрелись немножко, – улыбнулся Семёнов. – Амундсен сказал, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это холод. И согревался работой.
– К Южному полюсу он добирался на собаках, – напомнил Гаранин, и подъем на купол происходил постепенно. В этом все дело – постепенно! Поэтому Амундсен и его товарищи не очень страдали от кислородного голодания.
– Как наши ребята в санно-гусеничном походе, – кивнул Семёнов.
– В первые дни на Востоке у меня всегда возникает комплекс неполноценности. Я кажусь себе старым и дряхлым…
– Но потом, – подхватил Семёнов, – ты видишь, что юный Филатов – такой же гипоксированный элемент, и тебе становится легче. Так, что ли?
Гаранин засмеялся.
– Не по-христиански, но именно так.
– Я тоже самому себе противен, – признался Семёнов. – Ну, сколько этот блок весит, килограммов сорок? А руки до сих пор дрожат.
– Похныкали друг другу в жилетку, и вроде полегчало. – Гаранин встал. – Ну, давай.
За полчаса работы сняли и запаковали в мешки четыре блока передатчика.
– Остается «Русалка». – Семёнов с нежностью погладил приемник. – Потерпи, подружка, скоро тоже погреешься.
– Твой-то приемник где? – спохватился Гаранин. – Послушаем, как в Мирном люди живут, – в порядке культурною отдыха?
Семёнов принес из холла чемодан, достал небольшой приемник на батарейном питании и настроился на Мирный. Пошла морзянка
– С Беловым работают. – Семёнов прислушался и предупредительно поднял руку – Тише…
Он замолчал и прильнул к приемнику.
– В Мирном начинается пурга. Видимость резко ухудшилась…
– Ну? – Гаранин придвинулся.
– На Молодежной второй день метет, видимость ноль, – не отрываясь от приемника, расшифровывал морзянку Семёнов. – Белова может принять австралийская станция Моусон… Это запасной вариант… Белов решил пробиваться в Мирный…
– Идут, выключай, – сказал Гаранин. Ребятам пока рассказывать на стоит.
Семёнов выключил приемник. Из кают-компании послышались голоса.
– На место, «Русалочка». – Семёнов с натугой вытащил блок рабочих каскадов.
В радиорубку быстро вошли Бармин и Дугин. Они тяжело дышали. Дугин сдвинул подшлемник на подбородок, снял рукавицы, сгреб со стола иней и протер сухие губы.
– Что случилось? – спросил Семёнов, сдерживая неожиданно возникшее чувство тревоги.
– Беда, Николаич, – выдохнул Дугин.
– Филатов? – Семёнов похолодел. – Где он?
– В порядке Веня, – успокоил Бармин. – Дизеля…
– Что дизеля?
– Разморожены. – Голос Дугина дрогнул. – Беда, Николаич…
– Фу ты, напугал. – Семёнов улыбнулся, быстро взглянул на Гаранина. – Пошли, Андрей.
В ловушке
Дугин сказал правду: оба дизеля вышли из строя.
Это была катастрофа – без дизелей на Востоке делать нечего. Дизель-генератор дает электроэнергию и тепло, в которых Восток нуждается больше, чем любое другое жилье на свете. Без электричества безмолвна рация, гаснут экраны локаторов, бесполезной рухлядью становится научное оборудование. Ну, а без тепла на Востоке можно продержаться недолго: в полярную ночь – не больше часа, в полярный день – несколько суток. А потом лютый холод скует, свалит, убьет все живое.
Нет дизелей – прощай, Восток!
Все эти мысли мелькали в голове Семёнова, когда он осматривал следы катастрофы. Две тоненькие, еле заметные трещины, а превратили оба дизеля в груду никому не нужного металлического лома. На первом треснула головка блока цилиндров, на втором – корпус.