Он забрался на диван с ногами и заглянул Хасану в лицо:

— А нельзя подождать, пока я развяжусь с Шиаюн? Тогда мы могли бы вместе.

— Ты говорил, что в моем телефоне нет прослушки.

— Хасан, — такое лицо и такой голос, как будто его в самое сердце ранили, — ну, ты о чем? Зачем мне вас подслушивать? Я что тебя не знаю?

— Знаешь.

Он незнакомых людей на несколько ходов вперед предсказывает, так зачем же своих подслушивать? Можно просто головой подумать. Тут, если уж на то пошло, и мозгов особых не надо, тут и десятой доли того, что Аллах этому мальчику подарил, хватило бы. 

Хасан кивнул, но все-таки дал Занозе ладонью в лоб. В профилактических целях. Тот зажмурился. Сморщил нос. И тут же снова уставился наглыми, накрашенными глазами. 

— Ты кучу тварей в одиночку убил, не вопрос, я помню. Но не демонов же. И за четырнадцать лет мы везде только вдвоем встревали… Я привык, что у меня на два ствола и саблю больше. Ты разве нет?

— И отвыкать не собираюсь. Но не в этот раз. Ты же убил ратуна сам. Попросил не вмешиваться, и я не вмешивался.

— Мне его победить надо было, а не убить.    

— Понимаю. И ты, если подумаешь, поймешь, почему я не хочу ждать, пока ты сделаешь то, что нужно этой суке.

Короткая пауза. Сколько времени гениальному, сумасшедшему упырю нужно, чтобы понять очевидное?  Не больше секунды.

— Никаких переговоров с террористами? Никто не может похвалиться, что шантаж удался, да? Даже совершенно посторонние и очень хитрожопые демоны? Так и есть, — Заноза улыбнулся,  боднул Хасана в плечо, и притих, когда тот положил ладонь ему на затылок. — Меня с тех пор, как я тебя нашел, два раза ловили на женщин, — пробормотал он неразборчиво, — но это ни разу не пошло на пользу никому, кроме нас. Если б мы не убивали всех причастных, глядишь, и слухи бы разошлись. 

— Не убивать сложно.

— Да, — подтвердил Заноза задумчиво и даже немного печально. — С шантажистами как-то так выходит, что их всегда есть за что убить.

Глава 25

Договор на двух языках — испанском и английском. Шиаюн понимала оба, потому что их понимала Берана, и она оценила предупредительность вампира. Тот знал, чего хочет, знал, что она ему нужна, и позаботился о том, чтобы разные досадные мелочи не помешали им договориться. Мелочи порой способны погрести под собой самые лучшие начинания. Но не в этот раз.

Все на Тарвуде с самого начала складывалось так благоприятно, что даже ошибки превращались в тонко продуманные маневры. Шиаюн начала считать себя неплохим тактиком, но отдавала себе отчет в том, что ей еще и везет. Совпадения и случайности приближали к намеченной цели в той же мере, что и ее собственные ходы. Одно вытекало из другого и случайности оборачивались возможностями, которыми она пользовалась, а ее действия порождали новые случайности.

Лестница к могуществу. Шиаюн подходила к ней медленно, с опаской, а поднималась — уже бегом. И бежать нравилось ей больше, чем осторожничать.

Она ругала себя за то, что предложила силу Ядра Калимме, перепутала фейри с демоном и выдала свои намерения. Калимма рассказала о ней своей подружке, домашней самочке Нейда Алакрана, а та рассказала самому Алакрану. Событие за событием, одно другого опасней, ведь демон, оставленный на Тарвуде, чтобы охранять Ядро, должен был найти ее и убить. Или навсегда выставить с острова.

Шиаюн, однако, хорошо спряталась, а Алакран поленился ее искать, полагаясь на то, что до Ядра она все равно не доберется. И рассказал о ней мальчику-вампиру.

А в результате, вампир куда более взрослый, куда более опасный и куда более умный узнал о Ядре и о возможности стать демоном. Шиаюн боялась его, она — полудемон! — боялась ходячего мертвеца. Боялась не зря. Он опасен хотя бы тем, что она не знает ни его возможностей, ни пределов его силы. И как же все повернулось? Этот вампир готов стать ее союзником. Да, речь идет только о том, чтобы добраться до Ядра и взять его силу. Но кто знает, как обстоятельства сложатся дальше? Ведь до сих пор они благоприятствовали, и неизвестно, что произойдет на пути к Ядру, и что случится потом. Вампир достаточно могущественный, чтобы ходить сквозь Хаос, достаточно мудрый, чтобы ради обретения новой силы оставить в стороне эмоции и личную привязанность, такой вампир может понять ее цели.

Он живет на одной-единственной планете. Можно ли сравнивать его жалкую Землю и карианское Кольцо миров?  

Шиаюн, улыбнувшись, напомнила себе, что и Земля пока не принадлежит ее вампиру. Отметила, что думает о нем, как о «своем», и покачала головой. Что за поспешность в выводах? Что за сумбур в построении планов? Как будто собственное очарование, бессильное против этого мертвеца, вернулось, отразившись от его неспособности чувствовать, и поразило ее самое. Такое случалось, она слышала, инкубы и суккубы могли влюбиться в того, на кого не подействовали чары. Но сейчас дело было не в этом. Уж влюбленность-то Шиаюн распознала бы. Она ничего не чувствовала к вампиру, пока не получила его письмо. Ничего, кроме страха и досады.

А теперь она знала, что он такой же. И еще — впервые за всю жизнь, ей добровольно предложили помощь.

И еще… помощь предложил равный.

Шиаюн взяла перо и лист бумаги. Сосредоточилась, старательно выписывая буквы — раньше ей не приходилось писать на испанском. К предложению вампира нужно было кое-что добавить. Одну услугу. Совсем маленькую. Она ему ничего не будет стоить. Когда он станет демоном — пусть поделится силой.

А Койот… поживет пока в своем стальном теле. До сих пор от него не было никакой пользы, он даже не сумел поймать младшего вампира, чтобы взять его кровь. А теперь оказалось, что от той крови было бы мало толку.

Койота можно будет сделать демоном в любой момент. Но, не исключено, что Шиаюн это уже никогда не понадобится.

Лэа ни на секунду не рассматривала возможность уйти к Сергею. Мартин убил бы его. Мартина от убийства удерживал только страх потерять ее, а если бы он решил, что она все равно потеряна, смерть показалась бы и ей, и Сергею лучшим выходом. В прошлом Мартина — нет, не Мартина, а демона, которым он был — убийства чередовались с жестокими убийствами. Он убивал всегда, при любой возможности, и больше всего любил убивать медленно.

Мартин никогда ей об этом не рассказывал, зато рассказывал господин Эрте. И причин не верить ему, у Лэа не было. Господин Эрте был недоволен, что Мартину недостает воображения и искусности, чтобы пытать по-настоящему, растягивая удовольствие на годы или десятилетия. Господин Эрте говорил, что подлинное искусство — это причинение душевных страданий, а Мартин, мол, обходится телами, совершенно не интересуется душами.

Ну, ясное дело, господин Эрте хотел напугать ее, это-то Лэа понимала. Терпеть не могла старого демона, вот кто настоящий урод в уродской семье Алакранов. Но понимала и то, что Эрте говорит правду. Если бы он врал, Мартин бы с ним спорил. Мартин с ним спорил по любому поводу, было бы за что зацепиться. А насчет пыток и убийств — никогда.

Над тем, почему она, не уйдя к Сергею, в Питер, ушла в Алаатир, к Занозе, Лэа особо не задумывалась. Сначала она вообще ни о чем, кроме Мартина, не думала. А потом Мартин пришел просить прощения, и она поняла. Как-то само собой все сложилось.

Заноза мог ее защитить. Не потому, что был сильнее Мартина, а потому, что тот никогда бы его не тронул. Ему так сильно не хватало кого-то… такого же. Равного? Или просто не-человека? Короче, такого же. Так сильно, что в Занозу он просто вцепился. Носился с ним, как с самым классным подарком, а потом Заноза взял и не ушел насовсем. И все. Мартин теперь для него что угодно сделает, и уж точно никогда и ни за что не убьет.