— Картон умер, — сказал он беззвучно.
Стоя над ней, старик пристально глядел на нее. Затем он внезапно обернулся, подбежал к двери, запер ее и закрыл все ставни на окнах, так что в комнате воцарился полумрак. Он оттолкнул Сару от Юлиана, но она успела обвязать ему голову своим шелковым платком, который окрасился кровью. Гиз взял вазу с цветами, обмакнул свой носовой платок в воду и начал вытирать кровь на мраморном подножьи колонны, пока не осталось ни малейшего следа.
Тем же беззвучным голосом он заговорил:
— Вся его карьера, его жизнь... погибла... из-за вас...
Она старалась остановить его, поймать его руку, но он оттолкнул ее так, что она чуть не упала. Сквозь туман, окружавшей ее, она услыхала его беспощадные слова.
— Вот до чего вы довели его. Вот к чему привело ваше тщеславие, за которое поплатились оба, за которое поплатился Юлиан.
Он стоял над ней, подняв руку, словно для удара. Глаза его угрожающе смотрели на нее.
— Что вы можете сказать теперь?
Сара встала и взглянула на него, уничтоженная силой его обвинения. Он не спускал с нее глаз, гипнотизируя ее своей ненавистью.
— Должен ли Юлиан отвечать за это?
Сара прижала руки к сердцу.
— Я буду нести ответственность за все, ради моей любви, — сказала она.
Гиз нагнулся вперед, глядя ей в глаза, и произнес очень быстро.
— Время не терпит. Колин здесь. Я позову его. Мы можем увезти Юлиана. Никто не знает, что он вернулся, всем известно, что он уехал час тому назад. Никто не знает, кроме вас.
Наступила тишина. Пробили часы. Где-то вдали раздался звук проехавшей телеги.
— Я поняла, — сказала, наконец, Сара.
Гиз посмотрел на нее, затем спокойно отпер дверь и вышел из комнаты, оставив ее одну с Юлианом и Чарльзом.
А Чарльз был мертв. Когда то она любила его, когда-то, много лет назад, а теперь она погубила его „ради тщеславия". Ее возлюбленный убил Чарльза. Юлиан был убийцей. Нет, нет, это невозможно! Юлиан, целовавший землю, по которой ступала ее нога. Только вчера в еловой роще он упал перед ней на колени...
Гиз быстро и бесшумно вернулся в сопровождении пожилого человека.
Колин вздрогнул при виде Чарльза и в ужасе облизнул пересохшие губы.
— Между графиней Дезанж и господином Картоном произошла борьба, — тихо произнес Гиз, — он упал на пол и умер. Юлиан уехал час тому назад.
Обернувшись к Колину, он резко спросил:
— Вы поняли?
— Да, да, — неслышно пробормотал Колин, — Я понял.
Нерешительно взглянув на Сару, Колин спросил:
— Вы здесь? Вы слышали? Вы согласны?
Гиз прервал его, приказав:
— Скорей!
Они нагнулись над Юлианом и подняли его. Он застонал. Сара вскрикнула.
— Боже мой, — прошептал Колин. — Гиз!
Но Гиз не слушал его. Задыхаясь, он подошел к двери, толкнул ее ногой и они оба вынесли Юлиана на террасу, а оттуда в парк. Парк был пуст. Они исчезли за поворотом тенистой дорожки. Скрипнула калитка, зашумел мотор автомобиля и его шум замер в отдалении.
Сара вернулась в гостиную и подошла к колонне. Мрамор был безупречно чист, ни единого пятнышка крови ни на камне, ни на ковре.
Взгляд ее упал на Чарльза. Вздрогнув, Сара подбежала к звонку и рванула его с такой силой, что шелковый шнур остался у нее в руках. Кто-то постучал в дверь. Она была заперта. Тревожный стук повторился.
Сара рассмеялась. Игра началась.
Снаружи постучали в закрытые ставни. Терраса наполнилась людьми:
— Войдите! Войдите! — крикнула Сара и показала вошедшим на неподвижную фигуру, лежавшую на полу.
— Он умер, — сказала она беззвучно. — Я убила его!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА 1.
Мнение света разделилось. Лишь немногие были на стороне Сары, и эти немногие были большей частью ее друзья, не оставившие ее в беде, остальные осуждали Сару.
В обществе и в прессе поднялся невообразимый хаос сплетен и перессудов. Некоторые газеты старались оправдать ее и находили, что это был поступок женщины, защищавшейся от наглого насилия.
Колин присоединился к этому мнению и поддерживал его, словно находил в этом некоторое утешение.
— Да, да, я придерживаюсь этого мнения, — лихорадочно говорил он.
Колин сильно похудел, осунулся и находился в постоянной тревоге. Жизнь стала для него адом. Он не знал на что решиться и готов был сознаться в правде, но боялся больше за себя самого, чем за Юлиана. Он проклинал старого Гиза за его предательство, но знал, что не мог выдать тайны. Он сам помог унести Юлиана и даже способствовал старику увезти Юлиана на яхте одного из своих друзей. В обществе никто не знал о помолвке Сары и подозрения не могли пасть на Юлиана. Он был в безопасности.
— Да, он спасен, — беспокойно говорил Колин Саре.
Вначале не все, однако, шло гладко. Лукан не хотел поверить случившемуся.
— Почему вы не послали за мной? — спросил он Сару, внимательно глядя на нее прищуренными глазами. — Почему? Вы могли протелефонировать мне и сказать, что Картон умер от разрыва сердца. Так и было наверно, и я мог бы замять дело, если бы вы во время вызвали меня.
Картон был очень болен. Малейшее потрясение было для него смертельным. Клянусь вам в этом.
Он напугал деревенского врача, маленького упрямого человека, гордившегося той ролью, которую ему пришлось сыграть в этом громком деле. Но недовольство знаменитого парижского специалиста, все же не произвело на него должного впечатления.
— Господин Лукан! При разрыве сердца на шее трупа не бывает синяков. Даже мы, скромные деревенские врачи, понимаем это. Следователь похвалил меня за мою проницательность. Яне могу давать ложных показаний, даже ради такой прекрасной особы. Я знаю, что у него был порок сердца и заявлю об этом на суде.
Было совершенно невозможно переубедить маленького самодовольного человека. И слуги подтверждали его показания. Лукан проклинал их. Он сразу оценил Колина и решил воспользоваться его помощью, хотя до сих пор Колин никогда не нравился ему. Они условились заранее о доводах, необходимых при защите: гнев оскорбленной женщины, серьезная болезнь Чарльза, сострадание к невольной виновнице сенсационного убийства.
Деволь, один из самых молодых и блестящих адвокатов, соперничающий с Юлианом в успехе, был приглашен ими для защиты. Деволь был очень умный и дельный. Саре он не понравился. Он слишком открыто восхищался ею и она неохотно говорила с ним. После ее полного признания в своей вине не оставалось почти никаких вопросов.