Господи, прости нас, грешных, за то, что мы настолько привыкли к своим грехам, что они нам и не кажутся уже важными и значительными.

Как человек, работающий в шахте, где‑нибудь в полумраке, привык к тому, что вокруг него нет яркого света, и его слепит дневной свет, так и мы привыкли к темноте нашего греха. Живем в нем, в этом смраде, живем спокойно, не задумываясь над тем, как нам выбраться из этой ямы.

Таинство евхаристии, литургии, причастия! Одно из величайших таинств, которые Господь нам оставил. И вот сегодняшний день, как я вам уже говорил, есть воспоминание о Тайной Вечере, которую Он совершил. Тем не менее, мы часто оскорбляем это таинство. Всегда надо помнить, что совершает его вся Церковь. Все предстоящие! Когда на престол ставится чаша с вином и дискос с хлебом, с Агнцем, — в это время священник от лица всех вас, всех предстоящих и молящихся, всех верных призывает на священную трапезу Дух Божий. И поэтому мы все соучастники совершения этого таинства. Руками нашими, руками иереев вы приносите Богу жертву: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся».

И в этот самый момент, когда совершается таинство, после того как уже пропели «Верую», мы часто слышим, как в храме начинается хождение, разговоры, шепот. Кто же этот человек, который во время явления Духа Божия находит себе здесь, в храме, предмет для беседы?! Кто этот человек, который ходит?! Посторонний? Чужой? Случайно затесавшийся?! Да нет! Это человек, который, оказывается, годами ходит в храм. Для чего же он ходит? Чтобы оскорблять святыню и увеличивать свой грех? Лучше было бы ему оставаться дома! Само таинство длится совсем недолго, каких‑нибудь 20 минут, когда Церковь призывает: «Встанем добре, встанем со страхом». И нам не хватает выдержки даже это малое, короткое время не передавать свечей, не переходить с места на место, не переговариваться. О чем это говорит? О нашем пренебрежении к таинству.

Виноваты мы также, что нет у нас благоговения, благоговения к святыне, благоговения ко всему, что относится к делу Божию. Если мы не будем уважать храм, святыню, все, что его касается, какой же мы пример подадим остальным людям?! Если мы своего кровного не любим, не уважаем, своего кровного не защищаем, то чего еще ждать от внешних, от неверующих людей?

Прости нас, Господи, за то, что мы плохо соблюдаем заповеди церковные.

Нам даны праздники и день воскресный прежде всего для того, чтобы хотя бы раз в неделю, на какой‑нибудь час–другой прийти в храм и помолиться. Наши дни, месяцы и годы заполнены непрерывной суетой, гонкой, спешкой! И вот нам на короткое время дается возможность прийти сюда подумать, постоять, помолиться, принять участие в таинствах — и у нас, оказывается, не находится времени! Да, пройдет жизнь, и тогда мы поймем, как многого себя лишили, какой себе нанесли ущерб. Подсчитайте, сколько часов в неделе?.. И вам показалось жалко эти два часа из них отдать Богу.

И никакие дела не могут здесь быть оправданием, никакая усталость, потому что, кроме самых крайних, кроме самых исключительных случаев, мы всегда имеем возможность прийти в храм. Хорошо известно, что если человек хочет что‑то успеть — он всегда успевает. Но если у него нет особенного желания — он может и опоздать, он может и не успеть. Вот поэтому и будем определять, какова наша ревность о храме Божием, о молитве в храме.

Также и посты, которые мы нарушаем иногда без всякой причины, хотя нам и здоровье позволяет, и обстоятельства. И тем не менее мы полностью пренебрегаем этим важным установлением Церкви, которое нам нужно. Не Господу нужно, чтобы мы ели то или другое, а нам нужно, потому что воздержание помогает укреплению нашего духа.

Господи, прости нас, грешных.

Виноваты мы перед Тобой, Господи, и в том, что самые главные Твои заповеди по отношению к людям мы нарушали.

Всегда нужно помнить, что, по слову Господа Иисуса, есть всего две заповеди — о любви к Богу и любви к людям… Они главные. Остальные уже из них вытекают и их касаются. Свою любовь к Богу мы уже видели: оказывается, она у нас только на словах. А на деле мы ведем себя так, как будто мы язычники. Больше того, мы совершаем великое поругание Церкви, поругание своей веры тем, что мы недостойным образом свидетельствуем о ней. Ведь мы живем не в пустыне; у всех у нас есть семьи, близкие, знакомые, сослуживцы.

Мы живем среди людей, и часто среди людей, далеких от Церкви, далеких от веры или совсем неверующих. Мы живем среди людей, которые даже не знают, зачем люди приходят в храм, не знают, для чего они открывают свои священные книги, не знают, чему нас учит вера и как она нас ведет. И об этом они могут узнать и догадаться только по одной черте — по нашему поведению, по тому, что мы из себя представляем. Несем ли мы в себе тот свет и то добро, которые нам заповедал Господь, или, напротив, мы ничем не отличаемся от них: такие же злые, завистливые, грубые, алчные, черствые! Если мы таковы, то люди будут говорить: ничему они там не научились, лучше они не стали! Значит, это место, этот храм, куда они ходят, и вера, которую они исповедуют, бесполезна и ничего им не дает. Разве они будут неправы? Конечно, правы. Они будут судить о нашей вере по нашим поступкам, а не по нашим елейным словам. Значит, если какой‑либо человек задумывается над смыслом жизни, над вопросом: а нет ли правды в религии, в вере? — мы такого человека своим поведением, своим обликом оттолкнем, преградим ему путь к Богу.

Я знаю не один случай, когда вот такие люди, у которых начинала светиться в сердце слабая еще заря поиска Бога, заходили в открытый храм: идет служба, им интересно, что там происходит? Вот они заходят, и с первых же шагов на них бросаются какие‑то пожилые женщины, начинают их злобно одергивать, злобно им выговаривать. И они, недоумевая, уходили, говоря, что здесь собрались люди, которые ведут себя хуже, чем в каком‑либо другом месте! Даже если человек незнающий сделал что‑то не так, ведь всегда можно указать ему это с любовью, с уважением, так, чтобы это его не обидело, не покоробило, не оскорбило. Но мы себя часто ведем так, как будто находимся в своей вотчине, которую обязаны защитить от всякого человека и изгнать любого! Но не изгонит ли Господь тогда нас? Потому что Он призывает к Себе всех, а мы стоим и не пускаем!

Господь говорит: «Блаженны миротворцы! яко тии сынами Божиими нарекутся»[157]. Хотим ли мы быть детьми Божиими?! Оказывается, не хотим! Нам не нравится мир, нам не нравятся добрые взаимоотношения в семье, у нас постоянная взаимная злоба, постоянные взаимные упреки! У нас не хватает терпения понести слабости и недостатки других. Мы не умеем «друг друга тяготы носить»[158], как говорит апостол Павел.

Прости нас, Господи, за раздражительность, за ненависть, которую мы иногда питаем к людям даже без всякой причины, желаем им зла, злорадствуем; прости нас за то, что иногда чужая беда вызывает у нас улыбку удовольствия, и мы говорим: так ему и надо, он заслужил это.

Господи, прости нас за злые, невоздержанные слова.

Словом человека можно не только оскорбить — словом его можно убить!.. Слово — это великая сила. И мы об этом забываем.

Прости нас, Господи, за всякую ложь, за всякое лукавство, обман, за недобросовестное отношение к делу.

У всех вас есть свои дела, у всех есть свои обязанности; и это вы делаете не только для того, чтобы заработать на хлеб насущный, но также и для того, чтобы людям послужить! Кто бы ты ни был — домохозяйка или продавец в магазине — все равно, каждый служит людям! А если людям — значит, и Господу! Значит, мы должны понимать свое повседневное дело, свои повседневные занятия как служение Богу, начинать его с молитвы и кончать его с молитвой в сердце. Но мы этим тяготимся, выполняем часто небрежно, без всякого желания. И вот тут‑то каждый раз хочется подумать: а что если бы мы, прикованные параличом, лишенные сил, не имели никакой возможности делать что‑либо?! Как бы нам тогда хотелось помочь своим близким хоть капельку! Но у нас не было бы этой возможности. Как замечательно и драгоценно, что мы способны быть кому‑то полезны. Самое важное для человека — это быть нужным для других. Если у нас есть эта возможность, будем благодарить Бога и будем использовать ее настолько, насколько есть у нас силы.