Изменить стиль страницы

26. «Средь приключений и романов…»

Науму Рейзини

Средь приключений и романов
Оплакивают Музы нас —
Любовников и донжуанов,
Но гибели прекрасен час,
Когда березовые рощи
Дыханием пороховым
Сдувают иней полунощный
И, обгоняя пухлый дым,
Из недр летейского мороза,
И синевы пронзая лед,
Над сердцем, как над черной розой,
Свинцовая пчела поет.
Хватаем воздух мы руками,
Рвем тесный ворот, как силок,
Склоняются друзья над нами,
И тает меж дерев дымок…
Не сетуйте! В плену телесном,
В тенетах роковых страстей
Не мы ли бредили небесным
С горячностью земных детей?
Пылает жар непостоянный
В сугробах голубой зимы:
То воздух нас гнетет стеклянный,
То плачем пред разлукой мы.
И блудный сын на пышном пире
Не может позабыть подчас
О том печальном тесном мире,
Где он свиней под дубом пас.

27. ОХОТА

В парнасских чащах голубых
Затравленный, как зверь опасный,
Взлетев, изнемогает стих,
Слабеет в рощах голос ясный,
В переполохе жарких свор
Твой одинокий голос тонет,
Когда летит во весь опор
Неумолимая погоня.
И в этом роковом кругу,
Под градом стрел и трубном хоре
Рычит звереныш! Набегу
Клыком собаке брюхо порет!
А Муза в синеве дубов
Ломает руки в исступленьи:
Все чудится ей медь рогов,
Пернатых стрел густое пенье —
Шлют братский взор издалека
Ее глазам огромным синим
Два мутных маленьких глазка
В колючей яростной щетине.

28. ПОЭТУ

Не слышит он земных страстей,
Ни шума трепетных ветвей,
Ни славы горестной своей.
Судьба российской лиры зла:
Летит свинцовая пчела
Из пистолетного ствола.
Ей сердце обрекает рок,
Оборвано теченье строк,
И тает голубой дымок.
Все тает — камень и мечта,
Бровей взлетевших высота
И гибельная высота —
Она цвела средь бальных зим,
И северный склонялся Рим
Пред этим сердцем ледяным,
Но все превратно под луной —
Красавиц мрамор ледяной
И африканской страсти зной.
Истлели розы и венки,
Зоилы и клеветники,
И писем пасквильных листки,
И только в шепоте стихов
Душа его на Божий зов
Летит, витает средь веков.

29. «В огромном мире…»

В огромном мире
Мы живем,
В его эфире
Голубом,
Но и в небесном
Трудно нам,
Как в доме тесном
Двум ежам.
Душе колючей
Трудно жить,
По райской круче
Восходить:
Чем выше, ближе,
Тем больней,
Тем небо ниже
И черней —
Шипами роза
Ранит нас,
Мешают слезы
Видеть Вас.
<Париж. 1928>

30. «В мире слез под печальной луною…»

В мире слез под печальной луною,
Где пристанища прочного нет,
Обитают за хрупкой стеною
Наши души с двух разных планет.
Розой призрачной ты расцветаешь,
Смутным ангелом снишься ты мне,
Вся в жару, ты от страсти сгораешь —
Станешь горсточкой пепла в огне.
В этой тесной и маленькой клетке
О любви говорю я с трудом,
Все я зябну, нахохлясь на ветке,
Все томлюсь заводным соловьем.
Но зима к нам приходит, и проще
Стал безлиственный пепельный лес,
И, покинув подлунные рощи,
Вспоминать буду я до небес,
Как на вашей туманной планете,
Где мы жили недолго с тобой,
Ты мне снилась в бессонницы эти
Розой, ангелом, райской луной.
<Париж. 1928>

31. «Когда кастальской стужей…»

Когда кастальской стужей
Мы дышим в первый раз,
Строфою неуклюжей
Ласкаем слух и глаз,
Нам в этом вставшем дыбом
Хрустальном сквозняке
Невмоготу, как рыбам,
Простертым на песке.
В колючей и прозрачной
Стихии трудно нам —
На лесенке чердачной
В одышке толстякам.
Мы бьемся, погибаем
В тенетах голубых,
Как петли, разрываем
Запутавшийся стих,
Но, подышав немного
Эфиром ледяным,
В курятник наш убогий
Уже мы не хотим.
<1928>